Чистильщик - Пол Клив

Он смотрит на меня и, по-моему, хочет, чтобы я ему помог, но я в этом не уверен. Остаюсь стоять, как стоял, и ничего не могу сделать, чтобы его спасти. Горло его начинает разбухать, рот полон крови. Что убьет его первым — колотая рана или удушье? Когда он наконец замирает, мне остается лишь строить предположения на этот счет.

Я все еще не могу двинуться с места, стою с раскрытым ртом, разве что, не вывесив язык наружу, и со лба у меня скатываются капельки пота.

— Ты, сука, — наконец удается прошептать мне. — Зачем ты это сделала?

Мелисса подходит к Бобу и срывает пластырь. Изо рта у него выплескивается кровь и стекает на рубашку.

— Странно, неужели ты думал, что я этого не сделаю? Я же сказала, без уловок, Джо.

— Ты этого не говорила.

— Ты должен был догадаться. Я хочу получить свои деньги. Вот и все.

— У меня их нет.

— Достань.

Я смотрю на тело.

— Может, он еще жив, — шепчу я. Направляюсь к нему проверить, но Мелисса меня опережает.

— Может быть, — соглашается она и выдергивает нож из тела.

— Не надо, — тихо говорю я.

Она склоняется и щупает пульс. Потом проводит ножом по его горлу. Делает шаг назад. Погружает палец в рану, затем кладет его в рот и слизывает кровь.

— Если он и не был мертв, то сейчас я могу это утверждать с абсолютной уверенностью. И если ты не хочешь, чтобы тебя взяли в понедельник, я настоятельно рекомендую тебе отдать мне мои деньги.

— Дай мне четыре часа.

Мелисса смотрит на свой пиджак и видит, что тот заляпан кровью. Снимает его. Сквозь рубашку соски проглядывают так отчетливо, что мне кажется, будто две монетки прилипли к лифчику.

Она снова проводит ножом по горлу мертвого мужчины с таким хлюпающим звуком, что у меня возникает ассоциация с ботинками, полными воды. Потом срезает веревки и скотч. Бросает нож на пол, поднимает одну из рук Кэлхауна и кладет на свою правую грудь. Издает тихий стон.

Смотрит на меня и улыбается:

— Хочешь попробовать?

— А ты обещаешь, что меня не шлепнешь?

— Нет, идиот. Хочешь почувствовать то же, что и он?

— Он чувствует себя мертвым.

— Если ты действительно быстро раздобудешь деньги, Джо, наша сделка остается в силе. В противном случае скоро мертвым себя будешь чувствовать ты.

— Когда и где?

Она смотрит на часы, что-то прикидывая. Некоторое время молчит, потом произносит:

— Десять часов. В нашем парке. Не опаздывай.

В нашем парке. Без проблем, я не опоздаю.

— Без штучек, Джо.

— Без штучек.

49

Будь готов. Девиз бойскаутов. Его можно применить к любой области в жизни. Это из той же серии, что и домашнее задание. У меня просто слов не хватает, чтобы описать, насколько это важно.

Стою у окна еще пару минут, чтобы убедиться, что Мелисса не вернется, после чего направляю пульт в сторону гардероба. Нажатием кнопки выключаю спрятанную там камеру. Камеру цыпочки-инвалида.

Перематываю кассету, сажусь на край кровати и просматриваю отснятый материал на маленьком экране. Все, как я предполагал.

Я начал запись лишь тогда, когда отошел в угол комнаты. Камера была отрегулирована так, чтобы охватывать большую часть комнаты, в том числе кровать. Я продолжаю просматривать кассету. Вижу, как Мелисса поглаживает простыни, потом открывает дверь и убивает полицейского. Благодаря углу, под которым велась съемка, мне удалось все время оставаться за кадром. Если бы не удалось, я бы себя вырезал. Похоже, не придется.

Вынимаю пистолет полицейского из-за пояса и кладу на кровать так, чтобы его легко можно было достать. Пистолет весь вечер был готов выстрелить. Это была моя защита от Мелиссы на случай, если что-то пойдет не так.

Как выяснилось, все прошло идеально.

Мелисса не обрезала все веревки с полицейского, поэтому я беру нож и заканчиваю эту работу. Тащу его тело в спальню, стараясь не запачкаться кровью, и чувствую, что он пахнет мочой и смертью. Когда я кидаю его на кровать, он дергается и замирает.

Осматриваю комнату в поисках чего-нибудь, во что можно было бы завернуть тело. Кровь легко просочится через простыни, потому я возвращаюсь в ванную и сдергиваю занавеску, оборвав пластмассовые колечки на углах. Заворачиваю труп. В результате получается странный кокон, из которого могло бы вылупиться какое-нибудь существо из второсортного фантастического фильма пятидесятых годов. Его кровь пачкает внутренности этого кокона. С помощью пластыря и шнурков Боба, я закрепляю занавеску. Потом иду в ванную, тщательно отмываю нож, которым Мелисса его убила, вытираю и кладу обратно в портфель.

За ноги стаскиваю кокон вниз, и его голова стучит на каждой ступени. Протаскиваю в прилегающий к дому гараж. Его тело проглядывает там, где я неплотно завернул его (мужчины не умеют упаковывать — есть такая простая истина), и пачкает ковер.

Я кидаю его на пол в гараже, зажигаю свет и осматриваюсь. Вот и инструменты для моей работы. Беру пластиковую канистру с бензином, стоящую рядом с газонокосилкой, и встряхиваю. Почти полная. Около пятнадцати литров. Заношу ее в дом.

Идея проста. Огонь — не стопроцентная гарантия стереть все улики, но это чертовски более эффективно, чем если бы я начал отмывать дом сверху донизу. И если возникнут какие-либо подозрения, с помощью люминола[5] будут обнаружены следы смытой крови, которые приведут к Кэлхауну. Огонь — лучшая гарантия того, что ничего найдено не будет.

Конечно, сжечь тут тело — не лучшая идея. Чтобы спалить все до костей, нужна очень высокая температура, и, в зависимости от того, как быстро соседи вызовут пожарных, шансы на то, что труп сгорит дотла до того, как они приедут, приблизительно равны шансам, что мое яичко вырастет обратно. Патологоанатом изучит тело, разрезанное горло, сломанную челюсть. Он даже может найти остатки пластыря на лице и веревку, приплавившуюся к лодыжкам и рукам. Даже если все прогорит до костей, он найдет в грудине зазубренные следы, оставленные ножом. Так или иначе они узнают, что Кэлхауна убили и подставили.

Я снимаю с канистры крышечку и разливаю бензин по ковру и кровати. Запах бензина заполняет мне ноздри. Первые несколько секунд он мне даже нравится, но очень быстро становится тошнотворным. Когда комната пропитана достаточно, чтобы вспыхнуть, как спичка, я прохожу по другим комнатам второго этажа, оставляя за собой бензиновый след. Внизу я делаю то же самое, не забыв смочить ступени. Еще немного бензина я оставляю для своей поездки.

Открываю холодильник, чтобы взять пива, но его больше нет, поэтому я смачиваю горло стаканом воды. Забираю сверху свой портфель и выхожу на улицу. Делаю несколько глубоких вдохов, чтобы прочистить легкие, и сплевываю, чтобы избавиться от привкуса бензина.

Машина, которую я украл вчера после работы, так и осталась стоять в паре кварталов. Я доезжаю на ней до дома Уолкер, заезжаю в гараж, закрываю дверь и запихиваю труп в багажник. Я не хотел сегодня быть за рулем украденной машины, но теперь у меня нет другого выхода. Если я просто закину на плечо безвольно обвисшее тело, завернутое в занавеску для ванны, и пройдусь так по центру, это будет выглядеть подозрительно даже для этого города.

Ищу зажигалку и не нахожу. На помощь приходит зажигалка из машины.

Подношу к огню тряпку из гаража, она занимается, и я закидываю ее в дом. Огонь разливается по полу и лижет стены, быстро поднимаясь по лестнице. Он появился из ниоткуда, а теперь всюду. Живой и голодный. Мне не нужно за ним следить. Остальное — дело техники.

Открываю дверь гаража и выезжаю на улицу. По дороге в город включаю приемник и натыкаюсь на ту же песню, что играла в спальни у Анжелы в тот день, когда я ее убил. Похоже на предзнаменование, и я истолковываю его как доброе. Ничего не могу с собой поделать и начинаю тихонько мурлыкать под нос, направляясь на север. Настроение у меня хорошее, вечер теплый, все складывается удачно… жизнь прекрасна.

Я ищу идеальное место, чтобы избавиться от трупа. Именно это тело не должно быть найдено. Еду через пустыри Кэнтербури, ища одну из тех безумных грунтовых дорог, которые ведут в никуда. Через час нахожу одну такую. Проволочные ворота преграждают путь. Вожусь с замком.

Когда я отъезжаю достаточно далеко, останавливаю машину, открываю багажник и тащу кокон между деревьями. Полчаса я трачу на то, чтобы лопатой, взятой из гаража, вырыть яму по колено глубиной. На мне все еще перчатки. Пальцы снова сморщились от влажности. Когда яма уже достаточно глубока, я пинаю тело, и оно с глухим звуком скатывается в могилу.

Эта земля выставлена на продажу. Если я не закопаю яму, тело быстро изжариться на солнце, а маленькие зверьки, живущие поблизости, позаботятся о том, чтобы все улики были съедены. Но это рискованно: может объявится какой-нибудь провинциальный фермер.