Инженю - Александр Дюма

— В вас, мадемуазель.

— Во мне? — с удивлением воскликнула девушка.

— Несомненно. Мне кажется, для этого вы достаточно красивы.

Инженю покраснела.

— Простите, сударь, я желала бы знать, с кем имею честь говорить, — сказала она.

— О мадемуазель, мое имя вам ничего не скажет, ибо, я уверен, оно вам не известно.

— Это неважно, сударь.

— Моя фамилия Оже, мадемуазель. Инженю ответила ему легким кивком. Фамилия Оже, действительно, ни о чем ей не сказала.

Но девушка выглядела такой простодушной, что незнакомец, хотя и казался человеком маловосприимчивым к подобному, продолжал молча разглядывать Инженю.

Это молчание выглядело странным, ибо было хорошо заметно: незнакомцу есть о чем сказать, что все это у него на губах, но, тем не менее, заговорить об этом он не осмеливается.

— Слушаю вас, сударь, — рискнула начать Инженю.

— Черт возьми! Дело в том…

— Вы не решаетесь?

Оже протянул к Инженю руку, что заставило ее сделать шаг назад.

— Черт возьми! — повторил он. — Сказать об этом нелегко.

Инженю снова покраснела.

Краска смущения, казалось, стала преградой, которую не смели преодолеть слова незнакомца.

— Право же, я предпочитаю говорить с вашим отцом, чем с вами, мадемуазель! — неожиданно воскликнул он.

Инженю поняла, что есть лишь одна возможность избавиться от этого человека, и, рискуя вызвать недовольство отца, предложила:

— Тогда, сударь, подождите меня здесь. Я пойду предупрежу отца.

И девушка вошла в комнату романиста.

В то время Ретиф де ла Бретон публиковал «Ночи Парижа» и был занят работой над этим произведением.

С правой стороны перед его столом находилась наборная касса, до которой он легко мог дотянуться: по установившейся привычке Ретиф не писал, а набирал свой текст. Он находил в таком способе сочинительства двойную экономию — экономию времени и денег.

Подробности сочиняемой книги вызывали у него улыбку, свидетельствующую, что он очень собой доволен: ошибиться в этом было невозможно.

Ретиф был великий труженик и, подобно всем великим труженикам, когда их слишком часто отрывают от работы, громко возмущался тем, что ему мешают; но, если дверь в его комнату оставалась закрытой часа два-три, ему нравилось, если его беспокоят, хотя при этом для вида он неизменно слегка ворчал.

— Извините меня, отец, — обратилась к нему Инженю, — но незнакомец, некто господин Оже, просит поговорить с вами по важному делу.

— Господин Оже? — переспросил Ретиф, роясь в памяти. — Я не знаю такого.

— Вот и хорошо, милостивый государь, значит, мы познакомимся, — послышался голос из-за спины Инженю.

Ретиф де ла Бретон повернулся в ту сторону, откуда донесся голос, и увидел голову, выглядывавшую из-за плеча дочери.

— И что же вам угодно? — осведомился он.

— Сударь, не будете ли вы столь добры выслушать меня наедине? — ответил Оже.

Ретиф де ла Бретон взглядом велел дочери удалиться; Оже провожал девушку глазами до тех пор, пока за ней не закрылась дверь, и, когда они остались вдвоем, с облегчением вздохнул.

— Ах, признаться, теперь я чувствую себя свободнее! Невинный вид этого очаровательного создания словно замораживал мой язык.

— Но почему же, сударь? — спросил Ретиф не без удивления, которому в ходе всего последующего разговора предстояло возрастать.

— По причине того вопроса, что я хочу вам задать, милостивый государь, — ответил незнакомец.

— И каков этот вопрос?

— Располагает ли собой мадемуазель ваша дочь, сударь?

— Что вы имеете в виду? — изумился Ретиф. — Что значит располагает? Я не понимаю вас.

— В таком случае попытаюсь сейчас объяснить.

— Вы окажете мне услугу.

— Я имею честь спросить вас, сударь, есть ли у мадемуазель Инженю муж?

— Нет, конечно.

— А любовник?

— Помилуйте, сударь! — воскликнул Ретиф, словно вырастая на несколько дюймов.

— Да, я понимаю, — с невероятной наглостью возразил Оже, — на первый взгляд вопрос кажется нескромным, но, тем не менее, таковым он не является.

— Вы в самом деле так считаете? — ответил потрясенный Ретиф.

— Несомненно! Ведь вы хотите, чтобы ваша дочь была богатой и счастливой?

— Разумеется. Это желание любого отца, имеющего дочь таких лет.

— Так вот, сударь, мадемуазель Инженю упустила бы свое счастье, если бы не была свободна.

Ретиф подумал, что человек в темно-сером сюртуке пришел просить у него руки дочери, и смерил его с ног до головы пронзительным взглядом.

— Ну и ну! — пробормотал он. — И каковы же ваши предложения?

— Вот именно, сударь, предложения! — подхватил Оже. — Как вы полагаете распорядиться юной особой?

— Сделать ее честной женщиной, сударь, подобно тому как я сделал ее честной девушкой.

— Понятно, вы намерены отдать ее замуж за какого-нибудь механика, за какого-нибудь художника, за какого-нибудь беднягу-поэта или журналиста.

— Вы правы, — ответил Ретиф. — И что из этого?

— Как что? Я предполагаю, что вам, должно быть, уже делали немало подобного рода предложений.

— Не далее как вчера, сударь, мне было сделано одно предложение, причем из самых достойных.

— Надеюсь, вы отказали?

— Почему, скажите, пожалуйста, вы на это надеетесь?

— Потому, что сегодня я пришел предложить вам кое-что получше.

— Получше?! Но вы же не знаете, что мне предлагали.

— Это совершенно неважно.

— Однако…

— Мне нет нужды знать это, если учесть, что в одном я уверен.

— В чем же?

— В том, что, как я уже сказал, сегодня я пришел предложить вам кое-что получше того, что вам предлагали вчера.

«Ага! — подумал Ретиф. — Инженю идет с торгов. Отлично!»

— Кстати, я знаю, вернее, догадываюсь…

— Кто был претендент?

— Бедный молодой человек!

— Да.

— Без гроша в кармане!

— Не уверен.

— Без прочного положения!

— Извините, он называл себя резчиком.

— Вот как! Он так себя называл…

— Да, сударь, хотя на самом деле оказался дворянином.

— Дворянином?

— Именно, сударь, дворянином!

— Прекрасно, но я-то пришел предложить вам кое-что получше, господин Ретиф.

— Хорошо!

— Я пришел предложить вам вельможу.

— Который женится на моей дочери?

— Клянусь честью, да!

— Вы шутите?

— Нисколько.

— Вельможу?

— Ну да, выбор за вами.

Сомнение начало закрадываться в сердце Ретифа, а лицо его невольно стало краснеть.

— Вы говорите, что он хочет жениться? — недоверчиво спросил он.

— Да.

— Разве вельможа женится на бедной девушке?

— Полно! Я же не говорю вам, что он обвенчается с ней в соборе Богоматери, — нагло ответил Оже, ободренный добродушием и долготерпением Ретифа.