Тайны уставшего города (сборник) - Эдуард Хруцкий

И вновь закон обрел обратную силу. Все, что так сурово порицал Хрущев, рассказывая с трибуны XX съезда о культе личности, он сам претворил в жизнь.

Потом он сделает еще много приятных сюрпризов стране. Поставит ее на грань третьей мировой войны в дни Карибского кризиса. Расстреляет демонстрацию голодных рабочих в Новочеркасске…

А что же наш друг Голем?

Он жил иначе. Широко. По-купечески. Он тратил деньги в кабаках и заводил многочисленные романы. Коля не складывал деньги в ячейку на вокзале. Он красиво жил.

Но однажды его отловили, привели в милицию и взяли подписку о трудоустройстве.

Была такая форма борьбы с тунеядцами. Две подписки – потом высылка в отдаленные районы Сибири.

Коля был человеком веселым и щедрым, поэтому у него имелись друзья.

Он принес в милицию справку о том, что устроился дворником в ЖЭК.

Бдительный участковый несколько раз приезжал на его участок, и каждый раз ему говорили, что новый дворник только что ушел.

Тогда Колю решил проверить сам начальник паспортного стола отделения. Он позвонил в ЖЭК и сказал, что приедет утром.

Естественно, Колю предупредили.

И вот в назначенное время в Сретенский переулок въехала «Волга» с летящим оленем на капоте. Из нее вышел Голем в роскошном барском пальто и меховой шапке.

Водитель достал из багажника фартук и некий предмет в замшевом чехле.

Коля повязал фартук, вынул из чехла инкрустированный лом и начал усердно сбивать лед с тротуара.

Потом он оторвался от работы и увидел начальника.

– Здравствуйте, товарищ майор, – вежливо поздоровался Коля. – В человеке все должно быть прекрасно. Мысли, одежда, лом. Не правда ли?

Майор счел за лучшее ретироваться.

А погорел Коля все же на валюте. Он вместе с отчаянными ребятами изготовил пуансон и в режимной типографии начал печатать мало отличимые от настоящих пятидесятидолларовые бумажки.

«Зелень» уходила на Кавказ. Все шло хорошо. Пока не нашелся умник, который обратил внимание, что все купюры имеют одну серию и одинаковый номер.

Началась разборка. Кавказцы наехали на Голема, тут и милиция подоспела.

Последний раз я видел Колю в Ярославле. Мы случайно встретились в гостинице. Он освободился и работал на киностудии Горького администратором на картине «Женщины». Он был такой же веселый, ироничный и щедрый.

Лет восемь назад у Малого театра я увидел человека, торгующего с лотка. На импровизированном торговом устройстве висела табличка: «Куплю СКВ».

Он посмотрел на меня, и я узнал несколько поблекшего херувима с опухшим от пристрастия к спиртному лицом.

Мы поздоровались, и я ушел. А несколько дней назад я вновь встретил Лазарева. Он вылез из машины и в сопровождении охранников пошел в ресторан «Дядя Ваня».

Он снисходительно посмотрел на меня и по-барски кивнул.

Кстати, о деревянном Вольтере. Коля так и не отдал его иностранцам – я уже писал, что он был человеком широким, – а подарил его нашему общему знакомому на день рождения. Совсем недавно я был у того в гостях. Деревянный мыслитель стоял, как и прежде, в углу комнаты и так же иронично взирал на суетный мир.

Целая жизнь прошла с того осеннего вечера 1957 года, и он совсем не изменился.

Я даже позавидовал ему.

Пайковый хлеб 41-го года

Сначала мы прятались от налетов в метро «Белорусская». Как только трагически замолкала черная тарелка репродуктора, мать хватала «тревожный чемодан» и сумку, в которой ждал своей очереди термос с чаем, и мы занимали позицию у дверей.

Потом радиоголос объявлял:

– Граждане, воздушная тревога!

И сразу же, как безутешные вдовы, над городом начинали голосить сирены.

Мы бежали через двор, и вместе с нами спешили жильцы других подъездов, перебегали Грузинский Вал и мчались по площади к станции метро.

Потом мама стала каким-то членом в дворовой команде МПВО, получила повязку, брезентовые рукавицы и здоровые щипцы, которыми надо было захватывать зажигательные бомбы, упавшие на крышу. И тогда мы стали прятаться от немецких самолетов в подвале нашего дома.

Однажды во время ночного налета мама пошла на свое место по боевому расчету, а меня, как обычно, сплавила в подвал, в бомбоубежище.

Мне удалось прошмыгнуть мимо бдительной старушки, охраняющей вход в наш дворовый бункер, незамеченным подняться наверх и выскочить из подъезда.

Это была единственная картинка прошедшей войны, которая на всю жизнь врезалась в мою память.

Черное небо над затемненным городом. Лучи прожекторов, шарящие по нему. Вот два луча сошлись, и в их перекрестье я увидел силуэт самолета.

А с крыши нашего дома внезапно ушли в небо цепочки сигнальных ракет.

Досмотреть мне не дали. Какой-то военный врезал мне по шее, схватил за руку и отволок в убежище.

А утром мы узнали, что во время налета с нашей крыши пускали ракеты в сторону Белорусского вокзала. На чердаке была перестрелка, и шпионов задержали.

Вполне естественно, что все двери на чердак после этого закрыли амбарными замками. Но у нас был секретный лаз, и мы с моим корешем Валькой проникали туда в поисках фашистских знаков, которые, по нашему глубокому убеждению, спрятали немецкие шпионы.

Знаков мы не обнаружили, зато нашли здоровенный пистолет-ракетницу и припрятали до поры до времени.

Время это подоспело в ноябре, когда немцы подошли к Химкам.

Вот тогда мы взяли ракетницу, сперли здоровенный кухонный нож, сложили все это в школьный портфель и отправились на фронт.

Дошли мы только до стадиона «Динамо»: нас задержал милицейский патруль и доставил в отделение.

Там из портфеля извлекли наше вооружение, пришлось сознаться, кто мы и куда идем.

Степенный дежурный сержант, внимательно нас выслушав, разделил наши патриотические чувства, но поинтересовался, где нам удалось найти такую замечательную ракетницу.

Мы честно все рассказали.

– Ладно, пацаны, – сказал сержант и отвел нас в пустую комнату, – подождите здесь.

А через некоторое время зашел другой милиционер. Он взял нас за руку и повел к трамвайной остановке.

С пересадкой мы доехали до Петровки и вошли в небольшое трехэтажное здание.

Много позже я понял, что нас привезли в МУР.

Веселый человек с черным чубом, сдерживая смех, выслушал нашу фронтовую одиссею, потом принес два стакана чая, сахар и два куска хлеба с салом.

– Заправляйтесь, ребята, а потом поговорим о ракетнице.

Мы, давясь и перебивая друг друга, рассказали, где и при каких обстоятельствах было найдено столь грозное оружие.

Наш куратор куда-то вышел, приказав все съесть и выпить, а мы остались в маленькой комнате, на стене которой висел плакат – женщина в косынке, поднесшая палец к губам, и надпись: «Будь осторожен – враг подслушивает».