Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва

class="p">Книга в черном переплете оказалась у него, и он открыл ее на первой странице. Поначалу он не менялся в лице, с любопытством изучая написанное, однако вскоре нахмурился и заметно посерьезнел.

– Ох, Вивьен… – скорбно произнес он.

– В чем дело? – напряженно спросил Ренар.

Взгляд де Борда вдруг оторвался от книги. Остальных в комнате тоже привлекли шаги, приближавшиеся к входной двери, и все обернулись к Вивьену Колеру, замершему в проходе.

– Что здесь… – начал было он, но осекся на полуслове, и лицо его мгновенно побледнело. Глаза сделались испуганными, губы напряженно сжались, однако он довольно быстро сумел взять себя в руки. – Ваше Высокопреосвященство? Ренар? – Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла нервной и напряженной. – Чем обязан?

Де Борд сделал несколько шагов вперед и замер прямо напротив Вивьена. Ренар держался за ним бледной тенью с опущенной головой.

– Не хочешь ли ты объясниться, Вивьен? – холодно спросил де Борд.

– В чем именно? – переводя на книгу нарочито непонимающий взгляд, спросил Вивьен.

– Что это? – Архиепископ покачал книгой в руках.

– Не имею ни малейшего понятия. Похоже, книга. Но я никогда прежде ее не видел, откуда она?

Де Борд отступил, указывая на вскрытый тайник под столом.

– Это еретическая книга, спрятанная под твоим столом в специальном тайнике – ответил он.

– Вот как? – Вивьен изобразил искреннее удивление. – Клянусь, я понятия не имел…

– Все мы знаем, что это наглая ложь, – оборвал де Борд. Голос его угрожающе поднялся до строгого крика. Вивьен замер, напряженно переводя взгляд с архиепископа на своего друга и обратно. Когда он заговорил, голос его прозвучал надтреснуто.

– Возможно, она была здесь до меня? У того, кто прежде останавливался здесь?

Де Борд покачал головой.

– Это исключено.

– Отчего же?

– Мы обеспокоились проверкой подобного стечения обстоятельств заранее. Больше тебе знать не нужно. Эта книга твоя, все доказательства налицо. Ты готов в этом признаться?

Лицо Вивьена сделалось совсем бледным.

– Я спрашиваю, готов ли ты признаться, что хранил у себя еретическую книгу? – нетерпеливо надавил де Борд.

– Нет, – холодно отозвался Вивьен. – Я невиновен.

Ренар поднял на него взгляд почти с мольбой, хотя он и не знал, о чем мог мысленно умолять друга.

«Боже… Боже правый», – Ренару показалось, что пол ушел у него из-под ног.

Де Борд повернулся к нему.

– Полагаю, мой друг, лучше тебе озвучить приказ.

Много раз ему приходилось произносить эти слова, но, видит Бог, это никогда не было так страшно. Скрепя сердце он решительно посмотрел на Вивьена и со скорбью объявил:

– Вивьен Колер. Ты арестован.

‡ 21 ‡

Руанское отделение инквизиции не обременяло себя расходами на содержание отдельной тюрьмы для арестантов-еретиков: после вспышки чумы 13 лет назад надобность в этом полностью отпала. Даже когда Руан начал оправляться от причиненного болезнью ущерба, Лоран не посчитал нужным оборудовать отдельную тюрьму. Арест Вивьена Колера поставил это решение под сомнение – по крайней мере, в глазах де Борда. Тот не преминул несколько раз упрекнуть Лорана в беспечности и строго распорядился держать опасного арестанта в отдельной камере в общегородской тюрьме.

Под руководством де Борда развернулась активная поисковая кампания: прелат рассчитывал в кратчайшие сроки отыскать Анселя де Кутта, полагая, что теперь, лишившись своего информатора, катар совершит ошибку и попадется агентам. Его люди одновременно собирали всю возможную информацию о Вивьене, выискивая момент, когда тот мог обратиться в катарскую ересь.

Лорану оставалось лишь быть безучастным зрителем кипящей деятельности де Борда: пользуясь выданными папой полномочиями, прелат взял под контроль все руанское отделение инквизиции. На подземном этаже епископской резиденции была организована темница, другое помещение было отведено под допросную, которую оборудовали наспех. Де Борда слишком тревожило то, что опасного арестанта-катара содержали в общегородской тюрьме, и он хотел как можно быстрее перевести его в более надежное место.

Тюремщики де Борда, явившиеся для перевода заключенного, были первыми посетителями Вивьена, если не считать тюремщиков, приносивших скромный съестной паек. Попав в новую камеру, Вивьен отметил, как расстарались люди архиепископа: новая темница была ничем не лучше предыдущей – затхлая, холодная, сырая, темная. Де Борд обеспечил все, чтобы его арестант не отвык от причитающихся ему условий содержания.

За неделю, проведенную в заключении, Вивьен не проронил ни единого слова. Такое долгое молчание было для него непривычным, и вскоре ему стало казаться, что он забудет родную речь. Поэтому он изредка шептал молитвы, попутно размышляя обо всем, что произошло.

Казалось, так недавно в нем возродилась надежда на новую счастливую жизнь. Трудно было вообразить, как стремительно она рухнула в бездну – он даже не успел осознать, как это произошло. Вновь и вновь он вспоминал свою разворошенную комнату на постоялом дворе и лица де Борда и Ренара, когда они смотрели на него, найдя катарскую книгу Анселя.

«Проклятье, мне не хватило всего одного дня! Если бы только знать! Если б только знать заранее, как все обернется!»

Но теперь размышлять об этом было поздно.

Вивьен с горечью вспоминал слова, которые произнес перед самым арестом. «Нет. Я невиновен». Жест отчаяния, последняя попытка к сопротивлению, надежда оттянуть неизбежное.

Насколько проще все могло бы быть, будь он простым еретиком! В этом случае достаточно было припасть к ногам архиепископа и слезно вымаливать прощение, говорить о возможности примириться с Церковью. Даже будучи изначально верующим катаром – или даже катарским «совершенным» – он мог бы выторговать себе будущее в инквизиции, ибо история знавала такие случаи. Один сообразительный катарский «совершенный» после альбигойских войн вымолил себе прощение, поступил в доминиканский орден и после развернул устрашающую деятельность по отлову еретиков. Но то был перебежчик из вражеского стана, раскаявшийся катар, удачный улов для только что образовавшегося инквизиционного трибунала. Вивьен Колер же попал в ситуацию прямо противоположную, и в его случае подобного примирения быть не могло.

Вероотступник среди инквизиторов? Немыслимо, недопустимо, абсурдно! То было самым тяжким предательством веры, преступлением, пощадить за которое вряд ли бы кто решился – особенно такой приверженец правил, как Гийом де Борд.

Нет-нет, о том, чтобы отделаться легко, не могло быть и речи. О том, чтобы доказать свою невиновность полемикой – тоже. Вивьен прекрасно понимал, что де Борд уверился в его виновности и теперь будет делать все, чтобы выбить из него признание. А признание в этом случае не будет означать помилование даже при условии, что Вивьен чистосердечно раскается. Скорее всего, это признание будет означать скорую казнь. Стало быть, единственным способом сохранить себе жизнь было не сделать этого признания. Возможно ли это? Вивьен не знал, но