Ярополк - Владислав Бахревский

– Дивные. Семья.

– Вот погоди, народит тебе мать братцев, хоть с полдюжины, – сказал Знич, – тогда и впрямь будет и диво, и семья. Семья как семья. Истинная, славянская.

Жених для Александры

Августа Феофано, увидевши Александру, даже прикрикнула:

– Да что же ты! Тебя, как черепаху, ждать!

– Помилуйте! – несправедливость обидела деву. – Вестник нашел меня в храме Божьем. Я ожидала Святого причастия и поехала к вам, не причастившись.

– Ну, это я от нетерпения, сгоряча! – замахала руками василисса. – Вот, смотри, – это все тебе.

Александре поднесли ларец, а в нем диадема в изумрудах, серьги, перстни, запона.

– Мне?! – Дева смотрела на государыню, не скрывая тревоги и страха. – Но я не заслужила даже серебряного, с волосок колечка! А ведь это – сокровище.

– Ты – мое сокровище, – сказала василисса. – Я нашла тебе жениха.

– Жениха?!

– Что же ты удивляешься? Тебе пятнадцатый год! По закону василевса Юстиниана[99] еще три года назад могли бы выдать замуж.

Александра не нашлась, что сказать, поклонилась.

– Я не увидела на твоем лице счастья, – покровительственно улыбнулась Феофано. – А между тем будущий твой муж – человек высоких достоинств. Он и теперь велик!

– Кто же это? – совсем испугалась Александра: уж коль великий – значит, старый.

– Дука Иоанн Цимисхий, бывший доместик схол[100] Востока.

– Но!.. Государыня! – У Александры навернулись на глаза слезы. – Государыня… Как я понимаю, дука Иоанн знать обо мне не знает.

– Ах ты, душа моя белоснежная! Знали бы мы, женщины! Мы знаем, значит, и мужчины, избранники наши, узнают… Со временем. Вот его портрет.

На Александру смотрел голубыми глазами белолицый, с румянцем, зрелых лет мужчина. Глаза вперяются зорко, нос тонкий, борода рыжая, на щеках не топорщится и потому удлиняет лицо, на груди же лежит не без великолепия. Волосы на голове белокурые, надо лбом редкие.

– Он одного роста с василевсом, – сказала Феофано. – Невысок, но удивительно могуч и ловок. Ему нет равных в стрельбе из лука, в метании копья. А прыгает он преудивительно. Я сама видела, как, поставив седло к седлу четырех коней, он перепрыгивал трех и садился как раз на четвертого. Показывая свое умение скакать и поражать цели, Иоанн Цимисхий кладет мяч в стеклянную чашу и на полном скаку ударяет по нему древком копья, да так, что мяч подпрыгивает вверх, а чаша остается целой. Страха Цимисхий не ведает. Он один нападает на отряды врагов, поражает многих насмерть, а остальные спасаются от него бегством. Но свирепый в бою, он в обычной жизни щедр и нежен.

– Достойна ли я столь великого стратига[101]? – сказала Александра, опуская голову. – Столь совершенного воина и человека?

– Достойна! – легко ответила Феофано. – Кроме совершенств у него, как у всякого человека, есть и недостатки. На пирах Цимисхий бывает пьян, в любви – неистов, неразборчив, но так говорят о нем константинопольские свахи… Теперь в его жизни не лучшая полоса. Он овдовел, василевс сослал его в деревню, и, признаюсь, я этим обеспокоена. Когда Никифор воюет на юге, на севере на наши границы нападают жестокие венгры. Вот-вот поднимутся болгары. Такому стратигу, как Иоанн, надо быть на коне, во главе войска… Ты понимаешь это?

– Понимаю, государыня. Но ведь не я – Господь решит мою судьбу.

– Прекрасный ответ. Господь Бог и – твоя василисса… Но пусть этот разговор останется до поры тайной. Твоей и моей.

Александра поклонилась.

– Надень эти камешки! – приказала Феофано. – Мне не терпится посмотреть, как они засверкают на тебе.

Вернулась из Большого дворца дочь дуки Константина в великом смятении. Иоанн Цимисхий был завидный жених, но Александра поняла, что отныне она и ее жизнь стали частью наитайнейшего и, должно быть, недоброго замысла августы Феофано… И никому сказать про то нельзя! Даже отцу.

Истово молилась Александра в ту ночь: Господу, Богородице, Иоанну Предтече, Ангелу Хранителю, мученице царице Александре и Георгию Победоносцу, прославляемому в один день с Александрой. Молилась и плакала.

А наплакавшись, думала об Иоанне Цимисхие, который садится в седло, перепрыгнув трех коней. Она так ясно представила себе Цимисхия, что сердце застучало.

Время шло, а тайна Феофано и Александры лежала под камнем судьбы недвижимо. И вдруг камень отвалился сам собою! Умер кесарь Варда, отец василевса Никифора. Старцу было далеко за девяносто лет, но Никифор любил отца, некогда великого воина, победителя многих славных сражений.

Василевс проводил гроб кесаря от Святой Софии, где было отпевание, до другой Софии. До гавани, названной в честь жены василевса Юстина II, племянника великого Юстиниана. Здесь на берегу Босфора в родовой усыпальнице и упокоил кесаря Варду Фоку сын василевс.

Был пост, Никифор спал отдельно от Феофано. Помня пророческое письмо монаха, предсказание святого аскета, василевс берегся. Он никогда теперь не почивал на своем ложе, а стелил себе сам, в соседней со спальней комнате, на полу. На пурпурный войлок бросал шкуру барса – вот и постель. Укрывался не одеялом – плащом своего дяди монаха Михаила Малеина. Малеин был игуменом Киминской лавры в Пафлагонии. О молитвенных подвигах Малеина, о его аскезе ходили легенды.

Когда пост кончился и августа Феофано во всей нежной трогательной красоте своей предстала перед Никифором, тот, чувствуя свое сиротство, поддался ласкам, и василисса своего не упустила.

В «Истории» Льва Диакона приведены такие ее слова, обращенные к супругу:

«Во всех своих решениях ты, государь, соблюдаешь меру и достоинство, тебя считают воплощением справедливости и непревзойденным образцом целомудрия; почему же ты оставляешь без внимания столь благородного и доблестного мужа, как дука Иоанн Цимисхий, отличающегося славными подвигами и непобедимостью в битвах? Почему ты допускаешь, чтобы он валялся в грязи наслаждений и вел жизнь изгнанника и бездельника? Ведь он в расцвете лет и полон сил, к тому же он – двоюродный брат твоего величия и ведет свое происхождение от блистательного рода. Вели ему, если тебе угодно, как можно скорее приехать к нам из деревни… и вступить в супружескую связь с девицей из благородных. Ведь ту, с которой он был соединен брачным законом, сразила, как ты знаешь, жестокая, разлагающая члены смерть. Послушай же меня, государь, последуй моему верному совету. Не допускай, чтобы дерзкие языки насмехались и издевались над мужем, происходящим из твоего рода и восхваляемым всеми за его ратные подвиги!»

Как тут было устоять? Такой напор! Такие высокие слова!

Пообещав августе вернуть из деревни Цимисхия, василевс скоро огорчился своему простодушию и приказал тайным слугам исследовать рвение василиссы. Ничего подозрительного обнаружено не было, кроме женской страсти к устроению судеб приятных василиссе девиц. Но Никифор, сам умевший плести интриги из тончайших нитей человеческих привязанностей, встревожился. Желание Феофано соединить брачными узами грозного удачливого стратига с семейством еще одного полководца не могло быть случайным. Правда, Александра, дочь дуки Константина, красоты удивительной, да еще и амазонка. Пристроить такую деву для Феофано дело чести. Но дука Константин в родстве с ним, с василевсом! Владелец великолепных поместий в родовом гнезде Фоков, он завещал львиную часть своего достояния любимой Александре. Выходило, что Иоанн Цимисхий, двоюродный брат Никифора по матери, женившись на Александре, становился хозяином земель самого корня Фоков.

За свои пурпурные сапоги василевс, впрочем, не опасался. Победы в Сирии, огромная добыча вернула ему славу великого стратига. На севере дела тоже шли как нельзя хорошо. Русский князь Святослав, находившийся под неусыпным наблюдением патрикия Калокира, сокрушил силу союзников Болгарии в Придунавье, взял у царя Петра десятки городов. «Василевс болгар» не только присмирел, но кинулся искать защиты у василевса ромеев, уже не требовал дани, а просил, чтоб у него взяли.

После недолгих переговоров прислал двух своих дочерей, болгарских василисс, в жены сыновьям августы Феофано, десятилетнему Василию и семилетнему Константину.

Просчитывая последствия брака Иоанна Цимисхия и Александры, Никифор однажды понял: все его сомнения развеиваются удивительно просто.

В ответ на добрую волю царя Петра Византия обязана сделать такой же широкий жест. Почему не отправить в Болгарию нескольких женщин из самых достойных родов? В качестве кого? Да хотя бы монахинь и послушниц, в качестве паломниц по святым местам дружественной христианской страны!

Патриарх Полиевкт нежданное предложение василевса благословил благодарно и радостно.

Дука Константин был первым удостоен чести отправить в Болгарию свою ненаглядную дочь. Дука сначала воспротивился, но Никифор поглядел ему в глаза и сказал, как солдату, без обиняков: