Меченая - Кристин Каст

В гробовой тишине мы смотрели, как Пентисилея подбежала к Элиоту и успела подать ему полотенце как раз перед началом нового приступа.

Элиот прижал полотенце ко рту, кашляя, давясь и отплевываясь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он поднял голову. По его бледному круглому лицу текли кровавые слезы, алые струйки хлестали из носа, как из незавернутого крана. Когда Элиот повернул голову к Пентисилее, я увидела, что из уха у него тоже течет кровь.

– Нет! – выкрикнул Элиот с такой силой, которую никто не подозревал в этом увальне. – Нет! Я не хочу умирать!

– Ш-шшш, – прошептала Пентисилея, убирая взмокшие рыжие пряди с его залитого потом лица. – Боль скоро пройдет.

– Но… но… я… – начал было Элиот тоненьким хнычущим голоском, совершенно не похожим на его собственный голос, но тут его настиг новый приступ кашля. Он начал захлебываться, и его вырвало кровью в промокшее насквозь полотенце.

В класс вбежала Неферет в сопровождении двух высоких, атлетического сложения вампиров, которые несли носилки и одеяло. В руках у Неферет был небольшой флакончик с молочно-белой жидкостью. Через несколько секунд в дверь ворвался Дракон Ланкфорд.

– Это его наставник, – еле слышно прошептала Стиви Рей. Я кивнула, вспомнив, как Пентисилея упрекала Элиота в том, что он подводит Дракона.

Неферет протянула Дракону бутылочку и, подойдя к Элиоту, положила руки ему на плечи. В тот же миг кашель его стал слабее, а харканье почти прекратилось.

– Выпей это скорее! – приказал Дракон. Элиот слабо помотал головой, и тогда Дракон тихо сказал: – Это положит конец твоим мучениям.

– Ты… ты останешься со мной? – прошептал Элиот.

– Да.

Элиот на секунду зажмурился, а потом дрожащей рукой поднес флакон к губам и выпил.

Неферет кивнула двум вампирам. Они быстро подняли Элиота и уложили его на носилки, словно он был безжизненной куклой, а не умирающим мальчиком.

Дракон шел рядом с носилками, когда их выносили из класса. На пороге Неферет задержалась и обвела глазами наши потрясенные лица.

– Я могла бы сказать вам, что Элиот поправится, но это была бы ложь. – Голос ее был спокоен, и в нем звучала незнакомая властная сила. – Правда же состоит в том, что его тело отвергло Превращение. Через несколько минут он умрет навсегда и уже никогда не превратится в вампира. Я могу посоветовать вам не беспокоиться, могу сказать, что с вами этого никогда не случится. Но это тоже будет ложью. В среднем, каждый десятый недолетка отторгает Превращение. Некоторые из вас умрут на третьей ступени, как Элиот. Другие окажутся сильнее и доживут до шестой ступени, но затем болезнь настигнет их и убьет в несколько мгновений. Я говорю вам это не для того, чтобы запугать. Я говорю это по двум причинам. Во-первых, я хочу, чтобы вы знали – ваша Верховная жрица никогда не солжет вам, но, когда придет ваш срок, поможет перейти в иной мир. Во-вторых, я хочу, чтобы вы научились жить, зная, что каждый следующий день может стать для вас последним. Тогда, если вам придется умереть, вы умрете с миром, зная, что оставили по себе добрую память. Если же вам суждено пережить Превращение, то привычка к смерти станет вашей опорой в будущей долгой и безоблачной жизни. – В этом месте она посмотрела прямо мне в глаза и закончила: – Пусть благословение Никс утешит вас сегодня, и пусть эта смерть запомнится вам как часть жизни, в том числе и жизни вампира. Потому что все мы когда-нибудь вернемся в лоно нашей Богини.

Пентисилея действовала быстро и эффективно. Она спокойно стерла брызги и капли крови с парты Элиота. Когда все следы его смерти бесследно исчезли, профессор вышла на середину класса и велела нам почтить память Элиота минутой молчания. После чего она открыла книгу и продолжила чтение с того места, на котором ее прервал кашель Элиота.

Я честно старалась слушать. Пыталась отогнать воспоминание о белом лице Элиота, истекающего кровью из глаз, ушей, рта и ноздрей. Но больше всего мне хотелось забыть о том, что нежный аромат, который я почувствовала, был запахом крови, сочившейся из его умирающего тела.

Я уже знала, что в этой школе принято спокойно относиться к смерти недолеток, но, наверное, даже здесь нечасто случались две смерти подряд, да еще в одной ступени.

Остаток дня все были неестественно тихи и молчаливы. Обед прошел в зловещей тишине, и я заметила, что большая часть еды осталась нетронутой. Даже Близняшки в эту ночь не препирались с Дэмьеном, и это было бы очень мило, если бы я не знала, что стоит за этим временным перемирием.

Когда после окончания ланча Стиви Рей неловко попрощалась с остальными и сказала, что хочет побыть у себя в комнате до начала пятой пары, я с радостью присоединилась к ней.

Мы молча вышли в густую тьму еще одной облачной ночи. Даже газовые фонари больше не казались мне теплыми и уютными. Напротив, их свет в эту ночь был холоден и тускл.

– Никто не любил Элиота, и от этого мне теперь еще тяжелее, – сказала Стиви Рей. – С Элизабет все было намного проще. По крайней мере, мы честно жалели ее и очень грустили.

– Я понимаю, о чем ты говоришь. Я тоже ужасно подавлена, но при этом прекрасно понимаю, что меня до жути пугает смерть, грозящая каждому из нас, и я думаю только об этом, а совсем не расстраиваюсь из-за Элиота. И от этого мне стыдно и противно на душе.

– По крайней мере, все происходит очень быстро, – тихо прошептала Стиви Рей.

Я содрогнулась.

– Наверное, это ужасно больно.

– Они дают умирающим что-то – ты видела, та белая жидкость, которую выпил Элиот. Наверное, она снимает боль, но позволяет пребывать в сознании до самого конца. Я слышала, что Неферет всегда облегчает недолеткам последнюю агонию.

– Какой ужас… – еле слышно сказала я. – Да.

Мы замолчали. В этот миг луна выглянула из-за туч, окрасив листья призрачным серебристым сиянием, и я вдруг вспомнила об Афродите и ее предстоящем празднике.

– Как ты думаешь, Афродита не отменит сегодня празднование Самайна?

– Ни за что. Мероприятия Дочерей Тьмы никогда не отменяются.

– Вот черт, – прошипела я, искоса поглядев на Стиви Рей. – В последний раз он был их «холодильником».

Она в ужасе уставилась на меня.

– Ой, божечки! Элиот?

– Да. Это было отвратительно, он выглядел совершенно отупевшим, как будто под кайфом. Наверное, его тело уже тогда начало отвергать Превращение. – Повисла тяжелая тишина, а потом я добавила: – Я не говорила тебе об этом, потому что не хотела расстраивать, особенно после того, как ты рассказала мне… ну, ты знаешь. Значит, ты уверена, что Афродита ничего не отменит сегодня? Все-таки, две смерти сразу… Сначала Элизабет, потом Элиот.