Белый шайен - Сергей Юров

Произнеся это, оглала устремил взгляд поверх верхушек берез, давая знать, что он готов достойно принять муки.

— Привет тебе, Шайеласка, — поприветствовал меня один из сансарков. — Я — Вакийя Зиткала. Я много слышал о тебе.

— Ты знаешь, что ждет нас? — спросил я.

— Пытки и смерть. Но Вакийя Зиткала — лакота. он не боится смерти.

«Она придет не скоро. — подымалось мне. — Мы будем завидовать мертвым Арикары славятся в прериях изощренными пытками».

Я скользнул взглядом по их лоснящимся от медвежьего жира лицам. Жестокость сквозила в каждой черте их скуластых бронзовых физиономий. Нечего было ждать пощады от этих головорезов. Тем более мне. Уж Блэкберн, наверное, не поскупился на краски, рассказав им о том. как я когда-то прикончил кучу пауни — ближайших родственников племени арикара.

Когда подоспело мясо, индейцы с жадностью накинулись на него. Обжигаясь и фыркая, они рвали оленину, словно оголодавшие собаки. И вряд ли Риверман уступал им в обжорстве. Я вспомнил, как его угостили в жилище Боевою Оперенья, и сплюнул от захлестнувшего меня негодования. Его приняли за гостя и друга, а он оказался отпетым подлецом.

Покончив с мясом, Блэкберн вытер руки о свою замшевую куртку, сунул в рот длинную сигару и прикурил ее от горящей хворостины. Затянувшись несколько раз, он встал и подошел ко мне. Его узкое волевое лицо почти не изменилось с тех давних пор, разве что углубились морщины.

— Ну что ж, Кэтлин, — сказал он с издевкой. — Вот мы и свиделись.

— За счет обмана и подлости, — отрезал я.

— Хм-м… иначе не было бы этой теплой встречи. — Конец его сигары плясал в такт словам. — На войне все приемы хороши. А ты не забывай, что между нами да-а-авняя вражда. — Он поднял на меня указательный палец. — Ты, надеюсь, не будешь спорить, что последняя игра здорово удалась мне. Я поставил на Ривермана и получил то, о чем так страстно мечтал все эти годы.

— Ты выбрал для этого подходящего человека.

— Не скрою, он мне приглянулся сразу. Такие люди для меня — находка. И ведь купил-то я его за бесценок, за какое-то ружье, патроны и мою благодарность.

— Ты любишь играть в грязные игры. Блэкберн, — заметил я. — Даже Тони — и тот порвал с тобой.

— Ты — о Сайкзе?.. Что ж. наши пути должны были когда-нибудь разойтись. Когда дело касается золота, как-то не хочется, чтобы на него зарились другие. — Губы Блэкберна широко раздвинулись в довольной ухмылке. — Я слышал. Тони пытался отыскать дорогу к золотишку, но промахнулся. И не единожды.

Он сунул руку за пазуху и извлек оттуда завернутый в кожу пакет.

— Вот она — карта. Без нее до золота не добраться. Кстати, ты с Лаурой не пробовал счастья? Она ведь тоже видела эту лощину…

— Нам не нужно никакого золота. — ответил я. — Но почему ты все никак до него не доберешься?

— В тех краях небезопасно. Не хотелось бы еще раз попасть в руки дикарей. Го золото никуда от меня не уйдет. А вот когда генералы пошлют туда солдат, я не останусь в стороне.

— Тебе, вроде бы, давали десять лет, — сменил я тему разговора. — Не выдержал, сбежал?

— Ну, нет, — осклабился он. — Отпущен на свободу за хорошее поведение. Из Ливенуорта, знаешь, не убежишь Так вот, покинул тюрьму и сразу набрал себе краснокожих ребят. За виски и кое-какие подачки они служат мне не хуже пауни.

— Ты заставишь их пытать нас?

— О, Кэтлин!.. Мне не надо ничего им говорить. От твоих пуль и стрел погибли их родственники и друзья. Они готовы содрать с вас всю кожу, полоску за полоской, пока вы не станете походить на ошкуренных кроликов. А если я им и скажу что-то, то только о том, чтобы ты умер напоследок. Посмотришь, как корчатся в муках твои тетоны, пожалеешь их, может быть, всплакнешь, и уж после наступит твой черед. К слову сказать, к тебе арикары воспылали особой «любовью», когда я поведал им об убитых пауни. Так что, будь готов, Кэтлин.

Он засунул пакет обратно за пазуху и пошел к костру.

— Блэкберн! — окликнул я его.

Он остановился, повернулся лицом ко мне.

— Что?

— Не беспокой Лауру. Пусть она воспитает сына.

— Об этом можешь не волноваться. Прошло много лет, у меня здесь, — он постучал по груди, — ничего к ней не осталось. Только месть к тебе, которая с годами лишь крепла.

Блэкберн развернулся и, вместо того чтобы пойти к костру, зашагал к своей лошади. Порывшись в седельных сумках, он достал из них несколько фляжек.

— Смочите глотки, ребята! — прогремел он. — Вам нужно быть немного навеселе перед жуткой работой.

Арикары вскочили с мест, издавая радостные вопли. Блэкберн покрутил фляжки над головой и бросил их в гущу краснокожих. Ни одна не коснулась земли. Обладатели фляжек припали губами к горлышкам, остальные с возбужденными глазами ждали своей очереди. По поляне поплыл густой запах гнилого пойла. Посудины ходили по рукам, пока не опустели.

Довольно! — гаркнул Блэкберн, увидев, что краснокожие жадно посматривают на него в ожидании добавки.

Последовали его приказания на языке арикара. Несколько воинов бросились в рощу, выхватив из-за пояса томагавки, и через пять минут вернулись с большим березовым колом. Другие за это время вырыли глубокую яму прямо перед деревьями, к которым были привязаны мы. Индейцы вбили березовый кол в яму и, забросав её землей, тщательно утрамбовали. Было очевидно, что арикары соорудили столб пыток.

То, что затем последовало, до сих пор видится мне в кошмарных снах. Мне никогда раньше не доводилось быть свидетелем подобного ужаса, хотя за моими плечами пролегли десять лет жизни в прериях. Испытывая к гордым кочевникам-тетонам жгучую ненависть, полуоседлые любители тыкв, дынь и кабачков арикары с размахом показали здесь, на что они способны. Они, похоже, не забывали, как тетоны прозвали их «женщинами прерий», как в 1823 году объединенные силы тетонов прогнали их с насиженных мест на берегах Миссури, как они скитались по западу в поисках пристанища, пока их не приютили кровные родичи — скнди-пауни.

Первой жертвой стал Птан Синта. Когда его привязали к столбу пыток, к нему подошел высокий надменный арикара с зажатым в руке длинным охотничьим ножом. В его волосах, зачесанных по обычаю племени на правый бок, были вплетены шкурки гремучих змей и три больших вороньих пера. От других он отличался тем, что довольно сносно говорил на наречии лакота.

— Бледнолицый тетон стоять хорошо, — посмотрев на меня, прошипел он. — Видеть все.

Утренний снег уже растаял. Погода улучшилась. Весеннее солнце играло на длинном клинке арикары яркими короткими вспышками.

Поводив перед лицом обнаженного до легин Птан Синты острием, краснокожий палач начал действовать. Два резких взмаха ножом — и сансарк остался без ушей. Вниз по его торсу брызнули ручьи крови. Толпа индейцев одобрительно зашумела. Палач отступил на шаг и окинул взглядом сансарка, ожидая, что тот, может быть, взмолить о пощаде. Нет! Птан Синта молчал, только его грудь тяжело вздымалась, и слышалось напряженное дыхание. Арикара снова взялся за работу. Он сделал три коротких надреза на голове жертвы и, ухватившись за клок волос, снял небольшую скальповую прядь. Стиснув зубы, сансарк закрыл глаза. Его лицо стало кроваво-красным от заструившейся с головы крови. Я зажмурился, попытался отвернуться, но подошедший Блэкберн ткнул мне в спину острием своего ножа.