Тайные знаки - Александра Сашнева

— Если серьезно, — вздохнул Лео и, вытянув губы трубочкой, опять приложился к фляжке. — Все это чушь. Ты поддалась на пиарную легенду брэнда. Незаметно. Последняя фишка пиара состоит в том, чтобы не навязывать легенду, а кидать намеки, рассчитывая, что потребитель подхватит эти намеки и захочет сам проанализировать их и сочинить собственную версию происходящего. Но задачи те же, что и у обычного пиара. Уж я-то знаю в этом толк. А что касается убийств… Это просто разные убийства. Полиция ловит преступников, а они преступают закон. А все остальное придумывают журналисты. Для того, чтобы получить гонорар. Почему одни люди убивают других? Этого никто не знает. Но, кажется, без этого люди не могут. Они всегда убивали друг друга… Может быть, это такой закон жизни. Стаи селедок отъедаются, жиреют и начинают вращаться в воде огромным веретеном. Касатки же в это время подплывают к ним, и начинается пиршество, которое насыщает касаток, но наносит значительные потери сельди. Но каждый год они снова и снова начинают эту опасную карусель, отбирая таким образом из своей стаи самых сильных и быстрых. Можно подумать, что они сознательно подставляют стаю под зубы убийц, чтобы улучшить вид. Так Моисей водил свой народ по пустыне, чтобы в живых остались только самые терпеливые. В африке есть два племени, которым нечего делить, но все равно каждый год они устраивают на нейтральной территории кровавые побоища. У людей всегда была проблема, как убить ближнего.

— А я думала, как выжить… — тихо сказала Марго и с удивлением посмотрела на Лео.

Солнце опустилось за обрез крыш, и стало прохладно. Марго поежилась и сунула руки в карманы брюк.

— Это очевидно! Мар! Мужчины хотят убивать друг друга. Хотят погибать. Вернее не так. Они хотят дразнить смерть, как разъяренного быка! И хорошо, если они не втягивают в это женщин и детей. Это миф пацифистов о том, что мир может быть тихим, как земляничная поляна. Хочешь ты того или нет, но наркотики — это способ добровольно умереть для тех, кто решил принести себя в жертву. Но это же лучше, чем умереть с вывороченными кишками где-нибудь в пустыне, в болоте или… на улице города.

— Неправда! — наклонила голову Марго и пнула с силой песок, он разлетелся влажным фонтанчиком. — Мир и так — не земляничная поляна! Если не веришь, попробуй этот «Блисс» сам!

— Да нет, — Лео задрал голову и, покончив со своим напитком, тряхнул пустой фляжкой. — Я — католик. Пью вино. Если бы был мусульманином, курил бы опиум или траву. Но я — католик. Мне нравится быть слегка католиком. У меня есть вот эта привычная проверенная вещь. Я знаю, что будет с утра, что будет вечером, и сколько нужно выпить, чтобы увидеть чертей. Я научился этим пользоваться. Я стар и не хочу ничего менять. Это для вас, для молодых мир изменился, и требует новых мифов и легенд. Но я хочу дожить жизнь в моем старом привычном мире. Вдруг то, что я узнаю после вашего «Блисса» шокирует меня? Что мне тогда делать?

— Ну-у… — протянула Марго, отчаиваясь в том, чтобы найти помощника. Она лихорадочно искала доводы, но ей не приходило больше ничего с голову.

— Ладно! — Лео хлопнул себя по колену и обернулся к русской, в очках его зловещим красным блеснул закат. — Я не верю во всю эту твою белиберду, но, пожалуй, я попробую тебе помочь. — Он широко улыбнулся. — Я не люблю американцев. Не знаю уж, роботы они или нет, но янки всюду под видом свободы хотят пристроить свой доллар, а кончается вся эта свобода дешевым фаст-фудом. А я не люблю фаст фуд. Посмотри, какие они толстые — это потому что у них не осталось доброй пищи, вроде нашей ветчины, у них вся жратво из туалетной бумаги.

— Отлично, Лео! — подпрыгнула Марго. — В принципе, мне все равно, какие мотивы побуждают тебя к действию. Если ты согласен мне помогать, то давай придумаем для начала, как собрать как можно больше информации.

— Давай! — кивнул журналист «пипла». — Что я должен делать?

— Для начала я попрошу тебя просмотреть всю информацию, какая была в вашем «пипле» касательно этого вопроса.

Лео кивнул.

— И я тебя прошу! — воскликнула Марго. — Только Аурелии ничего не говори. Она непременно влезет, захочет командовать и все испортит!

— Чтоб мне провалиться на этом месте! — поклялся Лео и вылил в свою огромную пасть последнюю каплю алкоголя. Покончив с выпивкой, он спросил. — Однако поздно, а моей женушки все нет. Ты не знаешь, куда она повадилась по вечерам?

— Не знаю. Какие-то курсы, — вспомнила Марго и поднялась следом. Все-таки в одном свитере было прохладно даже под коньяк. — Мы как-то мыли тебе кости, и она сказала, что знает о том, что ты играешь в карты по вечерам, а вовсе не ходишь ни на какие задания.

— Бывает по-разному, — сказал Лео. — Бывают и задания.

Мсье Пулетт посвистел, и собаки обрадованно подбежали к нему. Он погладил Бонни по голове, поиграл, поднимая и опуская вытянутую руку, с Пупеттой.

— Представляешь? — сказал Лео задумчиво. — Собаки, оказывается, никаких чувств не испытывают. У них просто рефлексы. Они лижут друг друга в нос, чтобы вызвать рвоту и сожрать проглоченную пищу. А мы думаем, что это — любовь. — Лео погладил себя по подбородку и задумчиво продолжил. — А может быть, это и есть любовь? Совем неплохо знать, что ты лизнешь кого-то в нос, а тебя покормят за это.

Марго рассмеялась:

— И наоборот!

— Ну да! — воскликнул муж Ау и взал со скамейки собачьи поводки.

Марго погладила Бонни.

Собака облизывалась и косила глазами вслед за рукой. У нее были мягкие теплые уши. И Марго чувствовала к Бони большую симпатию, чем к пуделице Пупетте, хотя та обижалась, так как тусоваться любила не меньше. Вот и сейчас она подошла к Бонни и цапнула ее за ногу. Бони огрызнулась, и погналась за своей черной подружкой.

Может быть и неплохо знать, что ты лизнешь кого-то в нос, а тебя покормят за это.

Вдруг собаки с лаем кинулись к ограде.

Калитка со скрипом открылась, но это была не Аурелия. Это была снова арфистка. Она медленно плыла по дорожке.

Арфистка вошла в подъезд и, перед тем, как войти напомнила Лео о приглашении:

— Так я вас жду, Леопольд!

— Непременно! — крикнул в ответ Лео, цепляя собак на поводки и собираясь идти домой.

Арфистка скрылась в подъезде.

Лео подобрал пакетик, совок и метелку и пошел по дорожке к дому. Асфальт подсох и отливал теперь едва видимым свечением серебристо-фиолетовой паутины. Ветер дул в сторону заходящего солнца, а волоски стремились настречу ветру.

— Ты видишь? — спросила Марго, догнав Лео и дернув его за полу плаща.

— Что? О чем ты?

Пупетта нервно переступила.

— Посмотри на асфальт! — сказала Марго. Ей пришла в голову одна идея, и она хотела проверить ее.

— Асфальт, — сказал Лео. — Почти высох. А что я должен видеть?

— Серебрянные волоски. Паутинка. Видишь?

— Нет, — покачал Лео головой и похлопал Кошу по плечу. — Я-то обычный человек. Это художники вечно видят что-то эдакое. То пуантелизм, то дадаизм, то часы у них стекают с рояля. Мне столько не выпить. Иди вперед, открой квартиру!

— Хорошо, — сказала Марго и ускорила шаг.

Лео вдруг закружился, напевая «ля-ля-ля». Полы черного плаща захлопали черными вороньими крыльями.

Они ввалились в подъезд всей ватагой и под кудахтанье эха, поспешили наверх.

— Не будем ждать Ау! — сказал Лео. — Сейчас что-нибудь съедим. А потом, когда она придет, мы спустимся с ней к мадам Гасьон. Идет?

— О`кей! — согласилась Марго.

Марго пропустила собак и Лео в бэд-рум, а сама, включая повсюду свет, осторожно обследовала гостиную, кухню, заглянула в старое зеркало в коридоре и подошла к своей комнате. Почему-то ей захотелось, чтобы у нее в руке был хотя бы нож. И рука сама потянулась к воротнику куртки, гда была приколота игрушечная шпажка.

Бывают же такие вечера, когда все, кажется оживает. Кажется, что из каждого отверстия за вами подглядывают демоны, что в каждой тени таится кикимора, что вещи способны подкараулить вас и причинить сознательное зло. В такие вечера хочется зажечь все люстры и спрятаться в шкафу с одеждой.

Марго вздохнула и, поспешно вскочив в свою комнату, щелкнула выключателем бра.

Осмотрелась.

Теперь комната была пуста и спокойна, как удовлетворившее голод чудовище, как выгоревший вулкан. Перламутровый свет, струящийся в сумерках из окна, распространялся теперь ровно, без узлов и комков, будто люстра прежде была некой преградой, которую необходимо было разрушить, чтобы дать простор потоку неосязаемых волн.

Бра горело спокойно и тепло.

— Фух! — выдохнула Коша и плюхнулась на кровать, наслаждаясь тишиной и покоем. Руки дрожали так, будто после хорошей драки или пробежки.

Вжах!

Кто-то взглянул на Марго.

Она резко повернула голову и увидело безумное лицо на холсте. Оно смотрело! Оно точно смотрело на Марго!