Пасьянс на красной масти - Кирилл Шелестов

— А любимую женщину? — не отставал Виктор. — Любимую женщину отдал бы?

— Откуда ты про нее знаешь? — подозрительно уставился на него Пахом Пахомыч. — Я никому про нее не рассказывал! Ты на что намекаешь? Ты думаешь, у нее с кем-то было?! — Он разволновался и даже начал приподниматься.

Виктор усадил его на место и повернулся ко мне.

— Почему вы все так боитесь измены? — спросил он с интересом. — Своих женщин шлюхами считаете? Храповицкий от ревности уже который день бесится. Пахомыч от одного намека на стену лезет! Почему вы думаете, что ваши женщины готовы променять вас на первого встречного? Объясни ты мне!

— А ты разве совсем не ревнуешь? — спросил я.

— Ревную, конечно! — ответил он, и его помутневшие глаза на мгновенье вспыхнули. — Но только в отличие от вас, я в себе уверен. Я убежден, что женщина от меня не уйдет! Ведь тут вся штука в том, что именно близкую женщину отдать кому-то! Жену! Мать твоего ребенка, как в книжках пишут! — Он щелкнул языком. — Увидеть в ту минуту, когда она в животное превращается. Она, может, прожила всю свою сознательную жизнь и не знала, что в ней это есть. А ты это угадал и наружу выпустил! И чувствуешь себя полным ее хозяином, потому как всеми ее инстинктами управляешь! Это же больше, чем секс! Острее такого обладания ничего в жизни нет! Вот это власть! По сравнению с этим все остальное — игрушки для дураков. И политика! И бизнес! Потому как угрозами или деньгами заставить человека делать то, что тебе хочется, — для этого ума не надо!

Пахом Пахомыч переводил напряженный взгляд с Виктора на меня, безуспешно пытаясь понять, о чем мы говорим и не издеваемся ли над ним. Виктор посмотрел в его недоуменное лицо и хмыкнул.

— Кстати, Пахомыч, — вновь обратился к нему Виктор. — А почему тебя никто не уважает?

— Как это не уважает?! — враз вскинулся Пахом Пахомыч. — Меня все уважают. Здороваются!

— Да вот Андрей, например, не хотел, чтобы мы тебя с собой брали! Слышал бы ты, как он о тебе только что отзывался!

— А с чего это он отзывался?! — завелся Пахом Пахомыч. — Я ему еще ничего плохого не сделал! Я, между прочим…

— Зачем ты поддаешься на эти дешевые провокации! — перебил я. — Он же нарочно тебя травит!

— Коммерсанты над тобой смеются, — продолжал Виктор, не обращая на мои слова никакого внимания. — По поводу твоей личной жизни.

— Какие коммерсанты?! — все больше надувался от обиды Пахом Пахомыч. — При чем тут моя личная жизнь.

— А вон за тем столом. — Виктор кивнул в сторону Бабая. — Байки какие-то про тебя рассказывали!

— Что рассказывали? — сердито спросил Пахом Пахомыч. — Врут все! Да я их вообще первый раз в жизни вижу!

— Ну, не знаю, — развел руками Виктор, словно он был в затруднении. — Это уж у них надо спросить, откуда у них такие сведения. Про девушку про твою сплетничали. Или не про твою? Они ее Инной называли…

— Инной?! — даже подскочил Пахом Пахомыч.

— Так, кажется, — пожал плечами Виктор. — Придумывали, наверное!

— Вот, значит, почему ты о ней спросил! — догадался Пахом Пахомыч. Он с тупым упорством лез в детскую ловушку Виктора, начисто игнорируя то обстоятельство, что расслышать хоть что-нибудь из-за музыки было совершенно невозможно. — Я пойду сейчас у них выясню!

Несмотря на природную трусость, он кипел негодованием. Его свирепое лицо покраснело.

— Давай! — подзадоривал Виктор. — Покажи им! Если что, мы с Андреем поддержим.

— Перестань! — попробовал я его остановить. — Эти шутки плохо закончатся. Сиди здесь, Пахом Пахомыч!

Но тот уже был неудержим.

— А чего ты мною командуешь?! — взвился он. — Тоже мне, начальник нашелся! Я твои приказы в гробу видел!

— Не надо трогать этих ребят, — проговорил я, теряя терпение. — Это бандиты!

— Отстань! — огрызнулся Пахом Пахомыч. Он уже стоял на ногах. — Все ты врешь! Нашептываешь что-то Храповицкому и пользуешься тем, что он тебя слушается! Всех вокруг дураками считаешь! Высокомерничаешь над людьми. Раскомандовался! Я не глупее тебя! И по должности не ниже! Я сам знаю, что мне делать!

Виктор посмеивался, наслаждаясь и чрезвычайно довольный собой. Пахом Пахомыч агрессивно двинулся в сторону Бабая. Я схватил его за халат и потянул вниз. Он вырвался, задев меня при этом рукой по уху.

— Вперед! — подбодрил Виктор. — Я тебя не брошу.

4

Все последующее произошло в одну минуту. Обернувшись, я видел, как Пахом Пахомыч приблизился к столу бандитов. Я, разумеется, не слышал, что он говорил, к тому же он стоял ко мне спиной, так что я даже не видел выражения его лица. Но жестикулировал он бурно. И Бабаю его речи не понравились. Ибо брови у него поползли наверх. Он что-то коротко произнес, очевидно называя тот непотребный адрес, по которому он рекомендовал Пахом Пахомычу скрыться, и повернулся к одному из своих собутыльников, чернявому крепышу с перебитым носом.

Крепыш крякнул, поставил на стол рюмку водки, поднялся, поправил рубашку и по-крестьянски, с разворотом, ударил Пахом Пахомыча в челюсть. Техники у парня не было совсем, зато силищи, или, как выражаются спортсмены, дури, в нем хватало. Пахом Пахомыч перелетел через стол и, покрыв расстояние в пару метров, с грохотом приземлился. Стриптизерши заверещали и бросились врассыпную.

Все еще глядя на Бабая, краем глаза я заметил стремительное движение Виктора. Я понял, что он намерен сделать, но было уже поздно. Прежде чем я двинулся, Виктор вскочил, выхватил пистолет и выстрелил.

Видимо, он готовился к этому заранее, еще до того, как отправил Пахом Пахомыча к бандитам, потому что действовал с необычайной для пьяного человека быстротой. Пуля ушла куда-то вверх и угодила не то в зеркало, не то в мутный цветной витраж. Послышался звон разбитого стекла, женский истошный визг, и на пол посыпались осколки. В следующую секунду Бабай и его бандиты уже были на ногах и вытаскивали стволы.

Виктор стоял примерно в метре от меня. Я прыгнул на него прямо через стол и сбил с ног. Мы оба повалились на пол, но он все-таки успел выстрелить второй раз. На сей раз пуля попала в стену.

— Не стреляй! — крикнул я Бабаю. — Не стреляй, мать твою!

В эту секунду Виктор лягнул меня в пах. Мне удалось выбить пистолет из его рук и отшвырнуть в сторону. Мы барахтались на полу, и я, отвлекшись, уже не видел, что происходит кругом. Передо мной было только красное лицо Виктора, разгоряченное и бешеное.

— Пусти! — орал он мне, брызжа слюной. — Пусти, сука! Я всех тут грохну!

Я, наконец, изловчился, вырвался из его цепких объятий, откатился и поднялся на непослушных ногах. Виктор тоже начал вставать, бранясь и размахивая руками. И тут, все еще в азарте драки и пальбы, чувствуя, как все во мне клокочет, я сделал то, о чем там остро мечтал все два с половиной года. Я врезал ему крюком снизу, без подготовки. Он лязгнул зубами, завалился на спину и затих.

Все еще разгоряченный и ненавидящий, я одернул рубашку и оглянулся. Рядом стоял Бабай, держа в руке ствол и наблюдая за исходом сцены. Подручные Бабая тоже сжимали пистолеты, ожидая его приказов. Видя, что Виктор не двигается, Бабай удовлетворенно сплюнул на пол.

— Сматываемся! — кивнул Бабай своим. — Сейчас сюда мусора нагрянут!

Они быстро направились к выходу. Я опустился на диван, переводя дыхание. Бандиты исчезли.

Я вытер испарину со лба, отряхнулся и понял, что при падении разбил себе локоть. Потом я посмотрел на распростертого Виктора. Он лежал, неудобно подогнув ноги и безвольно вытянув руки. Его лицо было безмятежным, из угла рта тоненькой струйкой ползла кровь.

И вдруг вся моя ярость куда-то улетучилась. Мне неожиданно стало бесконечно жаль его. Я не понимал, откуда взялось это чувство. Он день за днем годами интриговал против меня, выживал из фирмы и даже замышлял мое убийство. Он нарывался и получил то, что заслужил. Но почему тогда, глядя на него сейчас, я испытывал такой нестерпимый стыд, как будто я избил ребенка?

— Дурак! — сказал я вслух. — Дурак проклятый! Я не знал, кого я ругаю: его или себя.

Я поспешно вышел из ресторана, забрался в машину и, прежде чем осознал, что я делаю, набрал номер телефона Ирины. Она ответила сонным голосом.

— Можно я приеду? — торопливо проговорил я. — Я понимаю, что поздно, что неудобно, но я уже еду!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

В аэропорт мы с Храповицким приехали вместе. Затянутый в черную кожу, со смазанными гелем вьющимися черными волосами и блестящими от легкого волнения черными глазами, он выглядел почти демонически. В ВИП-зоне уже ошивался Плохиш, который по случаю предстоящей поездки принарядился, сменив свою обычную темную майку на цветастую гавайскую рубашку с коротким рукавом. Под расстегнутым воротом на груди Плохиша покачивался огромный золотой крест, чью копию мне предстояло получить в качестве благодарности.