Дорога в тысячу ли - Мин Чжин Ли

влажным полотенцем, затем накрашенными губами надела ему презерватив. Назвала его «папочкой» и спросила, не хочет ли он войти в нее сейчас, и он кивнул, пораженный ее мастерством — одновременно чарующим и профессиональным. Она мягко подтолкнула его и вскарабкалась на его бедра, одним движением втянув его в себя. Она поцеловала его в лоб и волосы, позволив ему спрятать лицо между ее грудей, пока они трахались. Он не знал, притворяется ли она, но казалось, что ей самой нравилось то, что она делала, в отличие от других шлюх, которые притворялись девственными и неопытными. Не было ложного протеста, и Ким был сильно возбужден и почти сразу кончил. Она немного полежала в его объятиях, а затем встала, чтобы подать ему полотенце. На прощание она назвала его своим красивым братом и попросила вернуться к ней поскорее, потому что Джина будет думать о его угре. Ким хотел бы остаться с ней на всю ночь и повторить, но Хансо ждал его в баре, поэтому Ким пообещал вернуться.

Дома в его комнате кто-то уже расстелил постель. Ким лег на чистое накрахмаленное хлопчатобумажное белье, воображая, как тонкие пальцы Кёнхи разглаживали простыни, на которых он отдыхал, и, как обычно, он представлял, как занимается с ней любовью. Замужнюю женщину не может шокировать секс, подумал он, но может ли она наслаждаться им так, как демонстрировала ему Джина? И что бы он подумал о ней, если бы это было так? В сарае он всегда засыпал раньше женщин и был благодарен за это, потому что не мог вынести мысль о том, как Ёсоп ложится на нее. К счастью, он никогда не слышал подобных звуков, и в этом доме тоже. Он был уверен, что Ёсоп больше не спал с женой, и это знание позволяло ему любить ее и не испытывать ненависти к ее мужу. Хансо заметил его чувства, потому что Ким не умел их скрывать, он не мог глаз отвести от ее нежного лица, ее изящных плавных движений. Он думал, что если он не сможет быть с ней, то умрет. Как это — быть с ней каждую ночь? Когда они работали в ресторане, когда он оставался наедине с ней на ферме, порой его охватывало безумие, ему стоило огромного труда не прикоснуться к ней, не выразить свое желание. Она никогда не изменит мужу, не предаст его. И не потому, что любила Ёсопа, она любила еще и своего бога — Йесу Куристо, который не позволял своим последователям заниматься сексом вне брака.

Ким закрыл глаза, желая, чтобы она отодвинула тонкий бумажный экран, служивший дверью между их комнатами. Вот она сбрасывает платье, как это сделала шлюха, и ее губы касаются его тела. Он сжимает ее и входит в нее. Он любил ее и желал себе смерти, потому что в это мгновение его жизнь была совершенной. Ким мог представить себе ее маленькую грудь, белый живот и ноги, тень ее лобка. Он снова тяжело вздохнул и тихо рассмеялся, думая, что сегодня он как юноша, потому что мог бы делать это снова и снова, и никогда ему не будет достаточно. Хансо был неправ, полагая, что смазливая шлюха отвлечет его от Кёнхи. Он хотел ее сейчас больше, гораздо больше, чем когда-либо. Он попробовал сегодня нечто сладкое и прохладное, и теперь хотел этого без меры, чтобы глубоко погрузиться в наслаждение.

Ким потер себя и заснул, не сняв очки.

Утром он встал раньше всех и ушел без завтрака. Вечером, возвращаясь домой, он заметил узкую спину женщины, толкавшей кондитерскую тележку по улице. Он ускорил шаг, чтобы догнать ее.

— Позвольте.

— О, привет. — Кёнхи облегченно вздохнула и улыбнулась. — Мы беспокоились о вас сегодня утром. Мы не видели вас ни вчера вечером, ни утром. Вы успели поесть?

— Я в порядке. Вам не нужно беспокоиться обо мне. — Он заметил, что стопка пакетов, используемых для упаковки конфет, исчезла. — У вас нет пакетов. Дела сегодня шли хорошо?

Она кивнула, снова улыбаясь.

— Я все продала, но цена на черный сахар опять поднялась. Может быть, я смогу приготовить желе. Для него требуется меньше сахара. Нужно поискать новые рецепты. — Кёнхи остановилась и стерла пот со лба тыльной стороной ладони.

Ким взялся за ручку тележки.

— Сонджа уже дома? — спросил он.

Кёнхи кивнула, но слегка нахмурилась.

— Что случилось, сестра?

— Я надеюсь, что сегодня не будет ссоры. Мой муж в последнее время так труден для всех. Кроме того, он…

Она не захотела завершить фразу.

Здоровье Ёсопа стремительно ухудшалось. Его все раздражало, и когда он сердился, он больше не мог сдерживаться. Из-за частичной глухоты он почти кричал, чего никогда не бывало до войны.

— Речь идет о школе мальчиков. Вы знаете.

Ким кивнул. Ёсоп настаивал на том, что мальчики должны пойти в корейскую школу по соседству, потому что семья должна готовиться к возвращению. Мальчикам приходилось изучать корейский язык. Хансо настаивал на японской школе. Сонджа ничего не могла решить, но все понимали, что время для возвращения совершенно неподходящее.

Дорога к дому была пуста. Когда солнце садилось, сумерки окрашивали все в приглушенный серо-розовый свет.

— Приятно, когда так тихо, — сказала она.

— Да. — Ким крепче сжал ручку тележки.

Несколько прядей выбились из ее прически, и Кёнхи заправила их за уши. Даже в конце долгого рабочего дня она выглядела такой чистой и яркой.

— Прошлым вечером он снова раскричался о школах. Мой муж хочет всем только хорошего. Но он так сильно страдает. Ноа хочет пойти в японскую школу. Он хочет поступить в университет Васеда. Вы можете себе представить? Такой важный университет! — Она улыбнулась, гордясь великой мечтой мальчика. — А Мосасу вообще не хочет в школу. — Она рассмеялась. — Конечно, неясно, когда мы сможем вернуться в Корею, но мальчики должны научиться читать и писать. Разве не так? — Кёнхи почувствовала, что плачет, но не могла объяснить, почему.

Из кармана пальто Ким вынул платок, которым протирал очки, и отдал ей.

— Мы мало что можем контролировать в этой