Врата чудовищ - Дара Богинска

рот, готовый возразить, девушка сильнее стиснула руку. – Пожалуйста, сделай это ради меня. Для тебя это монстры, да? Потерявшие человечность монстры. Но я помню, как Лукаса привели в малефикорум. Он заболел в первый же день, весь горел и плакал, потому что хотел домой, к маме. Я помню, как Дани засыпал за книгами в библиотеке и часами следил за бабочками в янтарных садах Дормсмута. Они были хорошими людьми. Просто что-то пошло не так. Пожалуйста, пусть теперь они упокоятся с миром.

Ему было нечего добавить и нечем успокоить её скорбь. На самом деле, церковник и не подозревал, что у неё есть кто-то столь близкий, так, будто вся её жизнь была – дорога и общество ключников. Наверно, он совсем её не знал по-настоящему, и от этого стало грустно. Так же, как прятал он лицо в руках, жалея себя, опустил он голову в её ладонь и несколько раз поцеловал сбитые острые костяшки. Она же просто смотрела, опуская и поднимая ресницы, как кукла.

– Хорошо. Я скажу ему.

Вошли слуги, и Чонса убрала руку. Они принесли большую кадушку и несколько котелков кипятка, после чего выскользнули прочь, не поднимая спрятанных за сплошными завесами ткани глаз. Джолант откашлялся и поднялся с кровати.

– Оставлю тебя.

– Нет.

Что? Джолант пораженно обернулся на Чонсу. Та печально улыбнулась.

– Слуги тебе помогут, не волнуйся.

– Не оставляй меня. Отвернись, но будь здесь, ладно?

Как много раз Джолант представлял себе этот момент!

Вот Чонса в дороге забирается к нему в палатку и прикладывает палец к своим усмехающимся губам. Им нужно быть тихими, чтобы Брок не услышал.

Вот Джолант тренируется, а Чонса издевается над ним на заднем дворе малефикорума, шутит про свои пальцы, которые не мешают другим мужчинам, и он выбивает тренировочный меч у неё из рук, приставляет деревяшку к её горлу и толкает в тьму беседки, где они сливаются в поцелуе.

Вот Чонса крадется к нему в комнату, садится на пол рядом с кроватью, а он не прикидывается спящим, а опускает руки на её талию и тянет в свою постель. Она сопротивляется, но только для вида…

Не так это должно было случиться. Не здесь и не сейчас. Джолант опустил голову, спрятал блестящий взгляд и кивнул. По стене плясали отблески огня из очага. Над кроватью висел гобелен, нитки в нем растрепались, рисунок не изображал ничего важного или символического, просто какая-то шорская красивая вязь, сплетение завитушек и мягких ромбов. Слуги, должно быть, помогли малефике раздеться, потому что вскоре он услышал плеск и сладостный стон. Джо крепче сжал ресницы и закусил губу.

Мир гибнет. Дорогие им люди умирают. Бринмор вот-вот уничтожат: не твари, так Шор, а он сгорает от желания к одной из отродий, что Гвидо выбрал для исполнения Высшей Воли. Проклятая ведьма!

– Как водичка? – выдавил Джо.

– Чудесная. Приятнее только кровь младенцев. Потрешь спинку?

Джо хмыкнул. Хорошо, что к ней возвращается её несносное чувство юмора.

– Чонса, ты помнишь, что произошло в Нино?

Плеск стих. Джо подавил желание обернуться, когда пауза затянулась: а ну как Чонса потеряла сознание прямо в воде и теперь пускает пузыри из кадушки? Но она ответила, когда он уже наклонил голову к плечу.

– Да.

– Мы сожгли Нино. Так было правильно, как думаешь?

– Мне всё равно. Это был уже не город, просто… здания.

– Гвидо сказал, что это Лукас привел всех тех тварей туда. У жителей не было шанса.

– Точно.

Она замолчала. В тишине тихо плескалась вода, трещал огонь, запахло мылом. Джо смотрел на гобелен, на котором проступил тёмный силуэт Чонсы: твердая линия плеч, длинная шея и откинутые с лица мокрые волосы. Пришлось опустить глаза. Джо перепроверил крепления ремешков своего протеза и сильно-сильно затянул один из тех, что обвивали его бедро. Боль немного отрезвила.

– Когда мы нашли тебя, ты повторяла одно имя… Имя святого Лоркана. Почему?

Он ожидал паузы, но её не было. Чонса ответила быстро и резко:

– Это не имя святого! Это имя моего сына.

– Сына?! – Джо обернулся. Не мог не обернуться!

Чонса сидела, обняв свои колени. Её лицо ничего не выражало, ни смущения, ни стыдливости от того, что молодой мужчина видит её голой. Каждое слово, вылетающее из её бледных губ, жалило его осой.

– Мне было шестнадцать, когда я понесла. Отцом ребенка был Данте. Всё это хранилось в страшном секрете, ведь никогда раньше малефики не давали потомства… Мне давали травы, специальные, но я так и не скинула. Тогда я была так напугана, что пила их беспрекословно. Зачем мне был ребенок? Чтобы подарить его этому ужасному миру? Помню, я вначале даже пыталась спрыгнуть с лестницы так, чтобы… Но потом Феликс поговорил со мной. Сделал внушение. С ним был Тито, и тогда я поняла, что если я еще раз решусь попытаться прервать беременность, умрет не один, а двое. Может, даже трое, ведь Тито… Ты знаешь Тито. Я разродилась в августе. Мне не дали младенца в руки, сразу унесли. Я даже не знала, кого родила, мальчика или девочку. Феликс потом сказал, что он умер, слишком слаб, но он обманул меня. А я тогда так обрадовалась! Мне было шестнадцать, и я не хотела быть матерью. Это потом дошло… И вот на днях я узнала, что Дани видел нашего сына. Феликс его воспитал в Стреппе и назвал Лорканом. Между Дормсмутом и Стреппой неделя пути, Джолант. Он был так близко всё это время! Сейчас ему уже одиннадцать. Как думаешь, он жив?

Она наклонила голову и плеснула себе на колено, убирая с него развод кровавой грязи. Джолант не дышал. Он смотрел во все глаза на Чонсу, такую хрупкую, такую красивую. Ревность к мертвецу вспыхнула в нем пламенем. Да, она была старше него, но на какие-то четыре-пять лет, но у неё был ребенок, которого скрывала Церковь. Боги, ребенок!

Что бы он сделал на месте ключников? Зачем надо было разлучать мать и дитя?

Затем, что это делает малефика – человеком. Матерью.

Затем, что мать всегда хочет быть рядом с ребенком. Такого малефика не отправишь на задание, не сошлешь на войну.

Затем, что дитя двух малефиков – это страшно. Да чего таиться, Джолант представил, какой младенец мог получиться от того чудовища со звериными глазами, и содрогнулся. Был ли он человеком вовсе? Может, не зря его не показали матери? Берегли её рассудок от преждевременного безумия…

– Ты никогда не говорила об этом.

Чонса усмехнулась, положив подбородок на колени.

– Ты никогда