Черная роза - Томас Костейн

Уолтер сел на пол, а Мариам отодвинулась подальше к своей постели из веток душистого кустарника.

— Уолтер, мне кажется, что тебе пора спать. Юноша помолчал, подбирая слова. Потом промолвил:

— Это правда, что я любил Ингейн всю жизнь и поклялся ей в вечной преданности. Эти клятвы считаются священными для рыцарей и людей христианской веры. Каждый раз, когда я думал о тебе, меня не покидало чувство вины, потому что я помнил, что нарушаю клятву. Я должен тебе признаться, что все равно продолжал думать о тебе.

— Но она тебе ни в чем не поклялась?

— Нет, но это не имеет никакого значения. Мне трудно тебе это объяснить. У нас существует кодекс чести, который может вам показаться странным, но он бесспорен для тех, кто его соблюдает. — Уолтер решил, что пришло время все рассказать Мариам. — Понимаешь, Мариам, мой отец тоже поклялся моей матери, когда отправлялся в крестовый поход, а я явился результатом ее слепой веры. Он отсутствовал четыре года, а когда вернулся, то привез с собой жену-чужестранку. Мать хранила ему верность и верила, что он сдержит свою клятву.

Девушка молчала.

— Мне кажется, что теперь я кое-что стала понимать. Уолтер, разве тут нет разницы, ведь Ингейн сказала, что собирается замуж за твоего брата?

— Ингейн очень гордая девушка, и она капризна. Иногда она бывает очень злой. Я любил и ее недостатки, и ее достоинства. Я понимал, что иногда она говорит колкости вовсе не для того, чтобы меня обидеть. Она знала, как сильно я был ей предан и насколько ее положение выше, чем мое. Может, она тогда не все еще решила насчет Эдмонда, но хотела, чтобы я думал, что все уже решено. Я не могу быть в этом полностью уверен.

— И ты все равно считаешь, что не должен нарушать клятву? Мне трудно понять это.

Девушка замолчала, и Уолтер представил себе, как она растерянно качает головой. Потом она сказала:

— Не нравится мне твоя Ингейн.

Уже лежа на своем месте, Уолтер продолжал размышлять. Он понял, что не все рассказал девушке. Ему всегда казалось, что Ингейн все тщательно взвесила и не сомневалась в правильности своего решения. Он сам придумал себе красивую сказочку, надеясь, что она станет дожидаться его возвращения. Теперь он начал более трезво воспринимать многие вещи. Он страстно желал, чтобы его мечты о будущем исполнились, потому что хотел занять подходящее место в жизни. Но у него было очень мало надежды на то, чтобы завоевать Ингейн. Юноша чувствовал, что она все меньше занимала его мысли. В особенности с тех пор, как в то утро они с Мариам впервые увидели Снежные горы и он понял, как Мариам красива. Он признался себе, что Восток с его чуждой моралью и стандартами постепенно завоевывал его и моральный кодекс, которому он всегда следовал, теперь ослабил свое влияние.

Мариам тоже не могла заснуть, Уолтер слышал, как она ворочалась и даже разок вздохнула.

Уолтер сказал себе: «Иди к ней и крепко обними». Он чувствовал, что должен был это сделать.

Юноша прислушался, и в нем проснулось сильное желание. Каждое ее движение за шуршащим занавесом ему казалось приглашением. Он был уверен, что девушка будет ему рада, и ее мягкие, гладкие руки крепко обнимут его, и стройное тело станет страстно реагировать на его призыв.

Дважды он садился и решался пойти к ней, но оба раза продолжал чего-то ждать, вцепившись в край одеяла. Он пытался себя убедить, что может сдерживать физическое желание.

Через некоторое время звуки за занавесом стихли, и по ее ровному дыханию он понял, что Мариам заснула.

Глава 8. ПЕЛЮ

Обитатели синей юрты продолжали жить довольно спокойной жизнью. Но это не значило, что так же спокойно протекала жизнь всего каравана. На их пути встречались разные народы, и постоянные стычки порой выливались в открытые конфликты. Хотя маленький отряд жил как бы в вакууме, но до друзей все равно доносились отголоски конфликтов. Баяну было очень трудно сдерживать своих людей и не давать им приближаться к женскому лагерю. Ему пришлось удвоить стражу, охранявшую шелковые стены сераля.

Во время вечерних прогулок Уолтер часто останавливался, чтобы посмотреть на закрытый синими покрывалами сераль. Ему казалось, что это сооружение очень напоминало скинию, которую дети Израиля каждую ночь воздвигали в пустыне. Но на самом деле здесь все резко отличалось от места поклонения израильтян. Если молодой человек вдруг оказывался слишком близко к этим стенам, то сразу же раздавался резкий приказ убираться отсюда подальше, а за ним следовали оскорбления типа: «Грязный западный выродок, твое дыхание отравляет все вокруг сильнее, чем дыхание верблюда, нажравшегося дикого чеснока». Вокруг сераля всегда прохаживалось множество караульных с обнаженными мечами.

Иногда женщинам позволяли совершить вечернюю прогулку. Прежде чем они выходили, мужчин собирали в дальнем конце лагеря, где они не могли разглядеть прекрасных конку-бин. Прогулки были короткие. Женщины всю свою жизнь практически прожили в гареме и не любили долго ходить. Они выходили попарно с прикрытыми плотной чадрой лицами и почти сразу, болтая, возвращались обратно, по дороге с любопытством поглядывая на столпившихся в отдалении мужчин. Однажды внезапно стала приближаться вторая песчаная буря, и им пришлось в панике вернуться. Уолтер находился неподалеку от тропинки, по которой они торопились к своей юрте. Сильный ветер шаловливо играл с покрывалами, и он смог рассмотреть некоторых из женщин. Юноша был страшно разочарован. Если судить по европейским меркам, то дамы были слишком смуглыми, чтобы считаться красавицами. Но у большинства из них были красивые темные глаза — глубокие влажные озера, которые с любопытством поглядывали на него, пока девицы пробегали мимо.

В Самарканде к каравану присоединился один купец. Поздней жаркой ночью он попытался проникнуть в «запретную зону». Послышались громкие вопли, и его быстро оттуда выдворили два евнуха. На следующий день стало известно, что наглый торговец будет примерно наказан перед началом марша. Некоторые непосвященные были удивлены, когда его усадили на верблюда и приказали уезжать из лагеря в песчаную пустыню. Уолтер видел, как на лице преступника, погонявшего верблюда, появилось облегчение. Но все поняли, что сейчас случится нечто ужасное. Монголы построились в два рада, громко хохоча над попытками несчастного заставить двигаться своего верблюда побыстрее. По сигналу они достали самострелы, и через секунду воздух почернел от огромного количества выпущенных стрел. Верблюд и всадник оказались на земле. Издали человек напоминал копченую свиную ногу, щедро начиненную гвоздикой!

Наконец наступила светлая оглушающая восточная весна, и пустыня засверкала раздольем волшебных красок. Уолтер начал подниматься очень рано. Как-то утром он обнаружил, что восходящее солнце освещает полог из синих цветов, простирающийся до самого горизонта. Вечером этих цветов еще не было.