Заметки графской любовницы (СИ) - Лисканова Яна

— Не надо, — вдруг весело улыбнулся Виль, — Пусть будет сюрприз!

Я криво улыбнулась. Такой сюрприз я бы разве что врагу с удовольствием подсунула, а брата Виля все ж как-то жалко было.

Остаток пути мы проехали в молчании, все еще слегка неловком. Но стоило переступить порог его дома, Виль подошел сзади, согревая теплом своего тела даже через одежду и обвил руками, прижимая мягко ладонь к шее. Я откинулась с облегченным вздохом на его спину. Глаза защипало. Все это время в голове мелькало: а вдруг уже не «возлюбленная»? А вдруг передумал? Забыл? Ошибся?..

И сейчас, в кольце его рук, под стук его неспокойно, пугливо бьющегося сердца я успокаивалась. И думала, как бы мне успокоить его в ответ. Слова застревали в горле. Вот если бы он сказал первым!

Но Виль был как всегда неожиданным.

— Что тебе пообещала Ее Величество за работу со Службой Безопасности?

Я сразу поняла, о чем идет речь. Но удивилась, что этот вопрос задаю не я, а мне. Его ладонь все еще невесомо, но ощутимо лежала на шее, и это ставило меня в, казалось бы, унизительное положение, будто я на допросе… Но это не злило, а будоражило. Он невзначай погладил шею спереди большим пальцем.

Ответ у меня получился полувопросительным.

— Что ты тоже сможешь стать графским возлюбленным?

На мгновение он замер, пытаясь понять мой ответ, а потом сжал меня в объятьях почти до боли. Поцеловал горячо в висок, и я почувствовала на лбу влагу. Я как-то нервно усмехнулась.

— Ты что, плачешь?

Он кивнул мне в шею.

— Перестань сейчас же, — просипела я, пытаясь проморгаться, — Я отвратительно успокаиваю, тебе не понравится!

— Я с-сам себя успокою, — хихикнул он, всхлипнув, — Ты только рубашку сними, а дальше я сам, правда!

И сам потянулся к пуговкам, ловко выворачивая из их петель. Я уже хотела было ему помочь, но он придавил меня к стене, выцеловывая изгиб между шеей и плечом и потираясь вставшим членом о ягодицы. Одной рукой он выворачивал рубашку из-за пояса, одновременно пытаясь расстегнуть подтяжки, другой мял грудь, порой поднимаясь к шее… Я и сама уже совсем не изящно пыталась вывернуться из одежды.

— В спальню… — из последних сил пробормотала я, но он только сильнее прижимался ко мне сзади, — Виль, в спальню! — уже громче напомнила я и пригрозила, — Если кто-то зайдет и прервет нас, я больше никогда не буду с тобой спать!

Он простонал что-то неразборчиво, перевернул меня за плечо лицом к себе и, подхватив на руки, пошел наконец искать если и не спальню, то хотя бы помещение с дверью.

Ловкость рук, и никакого мошенничества! На кровать он меня уронил уже совершенно нагой. Сам же был просто до безобразия одет. Улыбался. И рассматривал меня так откровенно и бесстыже своими чуть покрасневшими и все еще блестевшими от слег глазами, что захотелось то ли прикрыться и закутаться в одеяло, то ли раскинуться вальяжно, чтоб ему удобнее было любоваться… Я выбрала второе. И его приглушенный стон, затуманенный взгляд и дернувшийся кадык стали мне наградой.

Быть совершенно голой, расхристанной по его постели, когда у него самого еще даже коса не растрепалась, а воротник все еще плотно обхватывает шею, как и манжеты — запястья, — отдельное удовольствие. Я начала невзначай ласкать себя, глядя из-под ресниц прямо ему в глаза. Было стыдно и хорошо. Только от одного взгляда.

И он, наконец, не выдержал. 

За окном уже окончательно потемнело, а я только-только смогла поужинать. Поесть нам принесли прямо в покои Виля, и это не могло не радовать. Не хотелось никуда выходить, никого видеть. Он намурлыкивал что-то и массировал мне ступни, как его научила маркиза Миная, а я, доев свою порцию, уже начала обкрадывать его тарелку.

— Знаешь, — начал он, — Графский титул у тебя будет, когда ты захочешь. Только попроси. Нет, не проси. Просьба значит долг. А мне с тебя долги не нужны. В любой момент, как захочешь, позволь мне. И я буду твоим должником.

Я чуть не подавилась.

— Виль…

— Послушай, — он поднял на меня глаза и в них плескалось что-то беззащитное, — Послушай, Фив. Я знаю, что ты не хочешь замуж, я услышал с первого раза. Но… эти шпионские игры — тот еще геморрой. В первую очередь потому, что выбраться из них не так-то просто. Я думаю, мы похожи гораздо больше, чем может показаться, — он улыбнулся и опустил глаза, продолжая массировать ступню, — Я тоже безумно хотел добиться чего-то сам. Быть независимым, быть кем-то в своих и чужих глазах. Доказать родителям, всему миру, урвать что-то свое и своими силами. И не то что бы я жалею, просто… Я бы хотел из этого выбраться, да не могу. И ты не сможешь. Не так просто, как может показаться, уж точно. Ты уже в этом увязаешь, я слышу это от Айлеса, которого не смог от тебя отвратить, от коллег из СБ, которые с тобой будут работать… Я не собираюсь тебе указывать или давить своими страхами. Ты не тот человек, к которому я бы позволил себе такую снисходительность. Просто знай, что у тебя есть… альтернатива.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Горло перехватило. Я стиснула челюсти, чтобы опять перед ним не разреветься, как маленькая. Я не хотела пользоваться этой альтернативой. Я не видела себя в роли жены или матери. Уже — нет. А даже когда видела, это было не тем, что по-настоящему меня влекло, а всего лишь данью традициям. Женщина — жена. Неизбежно — мать, если уж есть такая возможность.

Мое сердце билось быстрее, когда я видела свое будущее, будущее высокопоставленной придворной чиновницы, графини, хозяйки своего имения — будущее уважаемого человека. Совершенно точно — без кольца на пальце, уж точно покуда оно значит, что моими счетами, моей собственностью заведует муж. И мое сердце билось совершенно ровно, почти скучающе, стоило представить на руках ребенка. В моем доме — равноправного хозяина.

И тем не менее, его предложение было мне безумно дорого. То, как оно было высказано, станет моим сокровищем, чем бы ни закончились эти отношения. Моментом непередаваемого счастья.

Я порывисто его обняла, зацеловывая лицо.

— Я люблю тебя… Люблю! Очень люблю, Виль… Спасибо! — я прижалась ухом к его груди, слушая стук по-настоящему любящего и уважающего меня сердца; слова любви давались до смешного легко, и губы тянулись в нелепой, но широкой и счастливой улыбке, — Я люблю тебя, но я не готова воспользоваться твоим предложением. Твоей женой я стану только по любви, но только когда это не станет по закону моими цепями. Если… Когда это случиться… — я шептала, стискивая его в своих объятиях, — И если мы все еще будем этого желать, я сама встану на колени и попрошу твоей руки. Но пока я немного потеряла ориентиры. Я сама не уверена в какое болото я готова залезть и ради чего. Или ради кого. И пока что мне надо разобраться с этим.

— Очень тебя понимаю… — он улыбался мне в макушку, поглаживая плечи чуть дрожащими руками, а потом не удержался и уточнил, будто за секунду я уже могла передумать, — Ты правда любишь меня?

— Да.

Он выдохнул и откинулся на стену, утягивая меня с собой.

— Я так привык быть вечным любовником, что мне сложно поверить, что кто-то мог бы встать на колени и сделать мне предложение! — он сказал это будто с насмешкой, но я чувствовала в голосе слишком много тоски.

— Я тоже. Я тоже, — прошептала я, — Ну что, будем вечными любовниками друг друга?

— А давай поиграем в игру? — предложил он, поглаживая мою щеку в невесомой ласке, — Будто я твой муж, а ты моя жена. Будем играть для себя и для остальных, а они пусть думают — почему эти балагуры не поженятся наконец? А мы будем им отвечать: а зачем? нам и так хорошо!

— Мне очень нравится эта игра! — хихикнула я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 21. Сердцем

«Что там говорила эта дурная шарлатанка? Слушай головой, выбирай сердцем? А может еще задницей? Или вообще печенью? А то знала я одного такого, и закончил он не весело! А если серьезно, мое сердце возбуждается только при виде голой выгоды, и ни с одной из сторон ее пока что-то не видно… Везде одни только подводные камни.