Наследство - Кира Измайлова

— Твоя правда… — Голова у Генри немного кружилась, поэтому, наверно, он нёс чушь. — А у нас говорят, кто разобьет зеркало, тому семь лет удачи не видать…

— Что такое семь лет по сравнению с четырьмя столетиями?

— Ага. Только разбил-то его я, а не ты!

— Генри Монтроз! — повысила голос принцесса. — Долой с коня! Нам нужно передохнуть, да и рана твоя кровоточит.

— Я сам, — попытался отбиться Генри, когда девушка решительно взяла дело в свои руки, — первый раз, что ли? Чего тебе…

— Ты полагаешь, я впервые вижу кровь? — нахмурилась она. — Или впервые перевязываю чью-то рану? Дурного же ты обо мне мнения, Генри Монтроз!

— Да я уже понял, — хмыкнул он, поняв, что проще покориться, нежели настаивать на своём. — В твоё время принцессы были сплошь отважными амазонками, скакали верхом, обороняли замки… твою мать, осторожнее можно?!

— Можно, если ты не будешь дергаться, — хладнокровно ответила девушка и с такой неженской силой перехватила его раненую руку, что Генри взвыл в голос. — Здесь что-то застряло.

— Пуля, что ж еще! На излете достала!..

— Ясно… — Мария-Антония что-то прикинула в уме и вытащила свой стилет. Генри снова имел удовольствие полюбоваться им: острие лезвия, как спица, таким можно и горло перерезать, как принцесса уже однажды пыталась поступить, и между ребер его воткнуть. — Если ты не способен потерпеть, может, тебя связать?

— Ты мне еще кляп воткни! — вспылил Генри.

— С одной стороны, я знаю значение тех слов, что ты изрыгаешь непрерывно, — задумчиво произнесла девушка, — так что смущаться мне вроде бы и нечего. С другой стороны, раз я понимаю смысл этих выражений, то мне, как женщине благопристойной, следует позаботиться о том, чтобы они не оскорбляли мой слух…

— Я буду молчать, — заверил Монтроз. Трудно спорить с женщиной, если ты безоружен, а у нее в руках стилет, с которым она, судя по всему, прекрасно умеет обращаться! — Ну… попытаюсь…

— Можешь выражаться, — милостиво позволила Мария-Антония. — Но если дернешься, хуже будет тебе самому.

Генри скрипнул зубами, но смолчал. На его счастье, пуля засела совсем неглубоко, и принцесса избавилась от нее с удивительной легкостью, будто ей и впрямь не впервой было расковыривать раны. Крови она вовсе не боялась, действовала спокойно и умело, будто заправский врач, и Монтрозу стыдно было даже ругаться. Он лишь зашипел сквозь зубы, когда она залила рану крепкой выпивкой из фляжки и начала бинтовать, разорвав на полосы все ту же свою многострадальную нижнюю юбку — вот и пригодилась! По опыту Монтроз знал, что заживает на нем все, как на собаке, — а кстати, дождаться бы псов, если те выжили! — но не противился. Хуже не будет, но наблюдать за девушкой было, по меньшей мере, любопытно.

— Большой опыт, а? — спросил Генри, когда Мария-Антония закончила.

— Немалый, — ответила она. — От меня не так уж много проку было на стенах, я помогала относить раненых вниз. Иногда пособляла нашему лекарю. Доводилось видеть, как ампутируют конечности.

Генри передернуло: без обезболивающего, конечно…

— Выпущенные кишки я тоже видела, — безмятежно продолжила девушка. — У нас был хороший лекарь, тоув, как вы теперь говорите. Почти все раненые у него выживали, даже те, что рады были бы умереть.

Монтроз не нашелся, что ответить. Понимать понимал: сам бы не захотел жить безногим обрубком, — но как реагировать, просто не знал. Лишь в очередной раз напомнил себе, что имеет дело не с нежной тепличной розой, а с настоящим цветком прерий. Ну, пусть не прерий, но не менее суровых краёв, и недооценивать принцессу, мягко говоря, не стоит. Она может притворяться ангелом во плоти, это Генри уже осознал, но внутри у нее прочный стержень. И не стоит пробовать его на излом: Монтроз видел, как бьет, распрямившись, согнутый прут из хорошей стали…

…Они ночевали поодаль от места этой рукотворной катастрофы — Мария-Антония настояла. Нельзя оставаться рядом с такими вещами, особенно с теми, что изначально предназначены для того, чтобы прикрывать отход беглецов. Тем ведь менее всего важно, что будет происходить поблизости, самим бы удрать подальше!

Генри не возражал, он вообще не спорил, даже когда она содрала с него окровавленную рубашку и занялась его раной. Рана была — тьфу, пустяк, не сравнить с теми, что ей доводилось видеть, — но кровь следовало остановить. Монтроз следил за ней такими глазами, что принцесса уверилась: он до сих пор полагал, будто она до сих пор видела кровь… ну разве что из раздавленного комара или царапинки! Забавное заблуждение, женщин оно всегда веселило, насколько помнила принцесса. А ее еще отец приучил не бояться не только своей, но и чужой крови: даром ли он брал дочь с собою на охоту с самых малых лет? Мария-Антония знавала знатных дам, что хлопались в обморок, едва увидев подстреленного оленя, но самой ей случалось резать глотки благородным зверям, приходилось и унимать кровь пораненным собакам, а впоследствии и людям, и она не видела в этом ничего сверхъестественного.

— Да отстань ты! — не выдержал, наконец, Генри, до сих пор проявлявший чудеса благонравия. — Не помру! Завтра распрекрасно дальше поеду, уймись ты, ради Асклепия!.. Давай спать уже, что ли.

Мария-Антония только подивилась — в который раз уже, — скольких богов поминает Монтроз. Вот уж поистине дитя всего мира, как называл таких людей ее наставник!

Ей пришлось устроиться с другой стороны, чтобы не потревожить раненую руку Генри. Впрочем, неудобно было так и так: ему непременно требовалось положить рядом ружье и оба револьвера. Так, на всякий случай. Мария-Антония прекрасно его понимала, поэтому не была против такого соседства. Ей самой подошло бы больше нечто другого рода, она не успела научиться обращаться с огнестрельным оружием, но грех было жаловаться. В крайнем случае, револьвер вполне можно использовать, как дубинку, это она уже осознала…

13

— Что, дурные вести? — поинтересовался Ивэйн Хоуэлл, глядя на брата. Тот в крайнем возбуждении ходил из угла в угол, но лицо его не казалось слишком уж обеспокоенным.

— Неожиданные! — Рональд с размаху сел в кресло и уставился на близнеца горящими глазами.

— Твой план сработал?

— Еще как! — младший Хоуэлл схватил со стола бокал с молочно-розовым напитком и жадно осушил его. Старший близнец только поморщился — "Цвет вишни" полагалось смаковать крохотными глотками, а не глушить, как дешевое пойло в придорожном трактире! — Один из людей, которых оповестили по моему приказу, действительно наткнулся на рейнджера!

— И?..