Талисман - Мэрилайл Роджерс

Тимоти был явно в приподнятом настроении от своего открытия, но Лиз только больше отчаялась. Отчет действительно подтверждал их теории. Однако он давал не более определенный ответ на их поиск, чем обнаруженные анонимные письменные угрозы.

Тимоти грустно потер щетину на щеках и подбородке.

– Мне лучше поспешить домой и подготовиться к работе в парламенте. Но возможно, вы и Дру сможете встретиться со мной в парке между чаем и обедом. Я принесу коробочку леденцов, чтобы отпраздновать этот шаг вперед.

При упоминании любимых сластей Дру в сочетании с надеждой, звучавшей в просьбе, Лиз не нашла в себе сил отказать. Влюбленные почти не видели друг друга за долгие дни его поиска, и было бы жестко отнимать надежду. Она кивнула в знак согласия, несмотря на то что даже при самом благоприятном стечении обстоятельств будет почти невозможно украсть Дру из-под надзора ястребиных глаз Юфимии в течение дня… и более зловещая реальность заключалась в том, что ее может не оказаться здесь, чтобы устроить что-нибудь. Этот подтверждающий отчет с его недостатком доказательств делал ее визит в Хейтон Хаус тем более необходимым.

Лиз не терпелось отправиться туда, принять неизвестный вызов и вернуться (ей хотелось надеяться), но она проявила новый талант, который обрела в последние недели, заставив себя быть терпеливой. Для человека, которого обязанности ждут где-то в другом месте, прощание Тимоти было очень продолжительным и сопровождалось тоскливыми взглядами в сторону двери, за которой спала его любимая. Она оставалась закрытой, и наконец – к молчаливой, но горячей благодарности Лиз – он отбыл.

Карета Эшли уже стояла некоторое время перед парадными воротами, и, как только Тимоти скрылся из виду, Лиз поспешила через этот проход в элегантной чугунной ограде и устроилась в карете. Доехать до оживленных улиц в центре было просто, но после того как она вышла из кареты герцога, ей казалось, вечность прошла, пока ей удалось нанять экипаж.

Только оказавшись в этом общественном транспорте, Лиз позволила себе серьезно задуматься о возможности причастности заговорщика из Эшли к угрозе, нависшей над Грэем. Они не могли надеяться убедить ее, что Дру или Юфимия замешаны в этом, – таким образом, решила она, такое предположение является очевидной попыткой навести на ложный след, перейдя от туманных намеков на причастность Тимоти к открытым обвинениям. Да, должно быть, они намерены возложить вину на молодого кузена и наследника, но она знает Тимоти слишком хорошо. Даже если бы она не знала, даже если бы он не обнаружил спрятанный отчет, готовясь к карьере члена парламента, Тимоти слишком умен, чтобы вступить в связь с торговцами белыми рабынями. Это был риск скандала, который навсегда лишил бы его места.

Вдруг Лиз пришло в голову, что у Лоренса и его друзей-заговорщиков нет оснований полагать, что герцогиня, даже пусть и американка, может иметь представление об их «деловых» интересах. После того как она приняла его помощь в бельведере и потом искала его помощи после поломки кареты, Лоренс, несомненно, решил, что может кормить ее очередными выдумками и ожидать, что его заявлениям поверят. Что ж, персиковые губы озорно изогнулись, тем глупее с его стороны так низко оценивать ее умственные способности.

Когда экипаж остановился перед уже знакомым лондонским домом графа, Лиз подождала, пока дверь откроется, и сполна заплатила извозчику, прежде чем отправиться на предстоящую очную ставку. Решимость ее была подкреплена соображениями о том, что ее враг слишком ошибается в ней, но никогда в жизни она не чувствовала себя так одиноко. Она распрямила хрупкие плечи и решительно направилась к двери, хотя ноги были такие тяжелые, будто к ним привязаны пудовые гири.

Хотя Лиз приготовилась к встрече с любым опасным противником, дверь открыл все тот же безукоризненный дворецкий и провел ее в ту же самую изысканную гостиную.

– А, Лиззи, наконец-то вы здесь. – Лоренс встал с кресла, подвинутого ближе к веселому огню. – Я начал беспокоиться, что вы можете прибыть слишком поздно для того, чтобы мы смогли предотвратить нападение на Грэя, о котором я вам писал.

Лиз оставалось только тихо покачать головой с очевидным глубоким сожалением.

– Я приехала, как только смогла уйти, – тихо заверила она его, и, поскольку это была правда, слова были произнесены с предельной искренностью.

– Конечно. – Лоренс источал такое сиропообразное сочувствие, что Лиз казалось, она им пропитана, и она чуть не отшатнулась, когда он подошел и, взяв ее руку в свою, другой нежно похлопал по ней. – Я понимаю.

Лиз могла только подумать, как мало он понимает на самом деле.

– Но, пожалуйста, Лиззи, садитесь. – Все еще держа ее за руку, он показал на кресло перед столиком. – Мы выпьем успокаивающего чая – новый сорт, который, я надеюсь, вам понравится, пока я коротко расскажу о заговоре, который я почти раскрыл, и потом мы обсудим, что надо делать, чтобы разрушить их план.

Этот человек, которого она знала как злодея, изображал воплощение рыцарства, и Лиз переполняло отвращение. Еще больше выводило из себя то, что ей приходилось играть роль в какой-то странной пьесе, где цивилизованное чаепитие сочеталось с варварским разговором о преднамеренном убийстве.

Наклонив гладко причесанную светлую голову, Лоренс разлил уже приготовленную темную жидкость по тонким, элегантным чашкам севрского фарфора.

Несмотря на то что ее нетерпение уже истощилось предыдущими препятствиями к разговору, который она пришла начать, Лиз подняла чашку, сделала маленький глоток и вежливо сдержала дрожь отвращения от горького привкуса.

– Что ты имеешь в виду, ее нет? – Юфимия грозно взирала на дерзкую служанку, стоявшую перед закрытой дверью и осмеливавшуюся перечить ее воле глупыми отговорками.

Анни распрямила плечи. Ее хозяйкой была герцогиня, а не эта властная женщина, невзлюбившая ее с самого начала. То, что не Юфимия выбрала Анни в новые камеристки и ее не спросили перед тем, как сделать это новое назначение, гарантировало пренебрежительное отношение к ней стареющей женщины… но почему – то Анни чувствовала, что за этим стоит большее.

– Именно это, ваша милость. Герцогиня, – Анни подчеркнула титул, зная, что это заденет женщину, и тихонько радуясь этому, – сказала, что ее не будет, возможно, до чая.

Юфимия позволила себе неделикатно пробурчать, с легкостью оттолкнув Анни в сторону и войдя в комнаты Элизабет.

Как маяк, маленький конверт, прислоненный к чернильнице на секретере, тут же привлек внимание Юфимии. Она поплыла к нему, как боевой корабль на полных парусах. Для нее ничего не значило, что оно адресовано ее приемной дочери. Она грубо надорвала конверт, нахмурилась, прочитав письмо, и сунула его в просторный карман перед тем, как развернуться и уйти.