Воин сновидений - Кирилл Кащеев

Учитель ходил к Ганниной хате каждый день, но та никогда не открывала и не говорила с ним. Тогда он оставлял завернутый в тряпицу свой комсомольский паек. Сперва это был хлеб на отрубях, почти целый килограмм, потом становилось все меньше и меньше. Он лежал на крыльце, а потом Ганна забирала бесценный хлеб в хату, резала на крохотные, с половинку спичечного коробка кусочки и разносила по селу. Сама не ела. Никогда.

Когда она приходила к ним, Серега прятался, но ведьма все равно находила его, всовывала хлеб в руку и уходила. Молча. Смотреть в ее напряженную спину и есть этот хлеб было страшно. Но все-таки не страшнее, чем голод.

А вчера учитель умер. Все так же молча, как статуя, Ганна стояла над общей могилой, куда пригнанные из города зэки скидывали голые трупы с распухшими животами и торчащими ребрами. А потом ушла к себе в хату и закрыла за собой дверь. И Серега понял, что она уже не выйдет оттуда. Никогда.

Серега вздрогнул – ему показалось, что сквозь окно он увидел Ганну. Но это была совсем другая женщина – вся в черном, с трупно-бледным и покрытым страшными язвами лицом. Она брела вдоль улицы и зачем-то показывала скрюченным пальцем то на один дом, то на другой. Потом исчезла, может, и вовсе померещилась.

Серега поправил трескучую лучину – свечи поели уже давно – и, с трудом ухватив железное перышко тонкими и ломкими, как сухая солома, пальцами, обмакнул в чернильницу-непроливайку и принялся выводить:

«Дорогой Иосиф Виссарионович Сталин, здравствуйте! Пишет Вам ученик 7-го класса Левченко Сергей. Извините за беспокойство, я знаю, что Вы очень заняты. Но в нашем селе такой ужасный голод, что Вы себе и представить не можете. У нас в классе было 45 учеников, а в живых осталось только 25. Я Вас как отца, как опору нашей жизни, очень прошу, спасите нас!»[18]

Голова у Сереги кружилась. Он откинулся на стуле, с надеждой глядя на висящий на стене портрет Сталина. Но портрет сурово смотрел мимо него – голова закружилась еще сильнее. Прежде чем упасть со стула, Серега удивился: над лицом отца народов тусклым блеском сияла тяжелая стальная корона.

Мальчишка лежал на полу и плакал, только сейчас поняв: даже если он допишет письмо, на распухших от голода ногах ему до почты не добраться.

Второй сон Богдана Игоревича

На дворе было еще совсем темно, когда Ямант тихо выскользнул с подворья и вроде бы неспешным, но на самом деле спорым шагом двинулся к лесу. В лесу светлело позже, но и здесь серая мгла сменила темноту, и толстые стволы деревьев медленно проступали сквозь нее, словно вырастая там, где только что был мрак. Новенький колчан на боку слегка поскрипывал еще необтершейся кожей, зато лук лежал на плече как влитой. В траве и кустах шуршало и шевелилось – ночные твари отправлялись на покой, дневные пробуждались. Идти по траве было все равно что по ручью – обильная роса враз захолодила босые ноги, штанины намокли. Давно, до того как дружина Галицкого князя явилась в их землю, Ямант, тогда еще не пленник и не холоп галицкого сотника, а ученик Верховного жреца, каждое утро собирал росу[19]. На ней учитель уваривал целебные снадобья. Ямант на миг прикрыл глаза, вспоминая священный дом своего народа – растущие кругом громадные дубы повелителя грозы Перкунаса, столбы с черепами медведей, пылающий посреди круга огонь… Сейчас он мог бы уже быть жрецом. Но Лайме[20] приготовила ему другую участь – и нельзя сказать, чтоб плохую, нет в ней ничего стыдного. Многие из его народа находят судьбу в иных землях.

Лес расступился, и Ямант выбрался на неширокий обрыв над рекой. Отсюда был виден подернутый розовым кусочек неба над лесом. Вспыхнула ало-золотая точка, и самый край новорожденного солнца появился из чрева матери-земли. Ямант опустился на колени и прижался губами к земле – как и полагалось приветствовать новый день…

– Вот с землей тебе только и целоваться, а не с Малушей! – разбивая всю торжественность минуты, прозвучал звонкий голос.

Выхватывая из-за пояса нож, Ямант крутанулся на месте… и медленно расслабил напряженную руку. Возможно, бой и будет, но нож ему не понадобится. Из-за деревьев выходили двое молодых, не старше самого Яманта, парней – сперва выбрался нахмуренный Святовид, следом за ним – Владигор. Этот, похоже, смущен. Ямант слегка покачал головой, больше досадуя на себя, чем на них – как же он не услышал, что за ним идут? Эти двое – отличные охотники, но если бы он не размечтался, его б не выследили! На душе вдруг стало нехорошо, совсем нехорошо! Да еще издалека, едва-едва слышно донесся звук колокола. Что за странность?

Но прислушаться ему не дали. Святовид остановился, сверху вниз глядя на Яманта.

– Знаешь, литвин, зачем тебя искали? – глядя надменно, будто не сын деревенского старосты, а княжич какой, бросил он.

– Догадываюсь, – буркнул в ответ Ямант, нарочито неспешным движением возвращая нож обратно в ножны.

– Не про тебя наши девушки, понял! Не смей больше плясать с Малушей и в лес за ней не ходи, не то мы тебя… – набычился Святовид.

– Э, нет, Святовид, так не пойдет! – мотнул головой Владигор. – Хочешь с ним драться – давай один на один, по-честному, а я рассужу.

– Да кто он нам такой, чтоб с ним по-честному! Полоняник, чужой!

Ямант выпрямился. И это ему? Но ответил Владигор.

– Слыхал я, сотник Ратислав хочет Яманта своим наследником сделать, – вскользь обронил он.

Святовид растерялся. Хоть папаша у него и староста, а против княжеского сотника, пусть и бывшего, сунуться не посмеет. Да и подворье у того богатое, добро прикоплено, а Малушин родитель считать умеет! Дело оборачивалось вовсе неладно.

– Да ведь он холоп! Его ж сотник в свою долю добычи взял, когда князь Роман на литвинских пленниках поля пахал – чтоб знали впредь, как с великим княжеством Галицким воевать! – взвился Святовид.

– Ну и что? – хмыкнул Владигор. – Детей у сотника все едино нет. Впервой разве, что бывший холоп хозяину наследует?

– Что ты его защищаешь! Ты кому друг – мне или чужаку этому?

– Какой он чужак, если с малых лет в нашей деревне живет? И сестренку мою вылечил… – тихо добавил Владигор.

– Потому что колдун! – заводясь, гаркнул Святовид.

– Не ори в лесу, зверье распугаешь! – одернул Владигор.

– Замолчите оба! – вдруг шепотом сказал Ямант. – Слушайте!

И они замолчали – таким напряжением вдруг повеяло от литвина.

– Ничего не слышу, – наконец пробормотал Святовид… и тут же тихо ругнулся – понял. Рассвет, лес – а ничего не слышно. Не бывает!

– Точно, – настороженно озираясь, кивнул Владигор. – Неладно.

Распря мгновенно была забыта. Не сговариваясь, трое парней сдвинулись спина к спине и быстро отступили под прикрытие деревьев.