Настоящая любовь и прочее вранье - Уитни Гаскелл

Я не могла полностью вникнуть в смысл ее слов. А если Мадди права? Нет, это слишком ужасно, чтобы быть правдой… и все же Джек явно мне лгал. И на самом деле постоянно требовал, чтобы я рассказала Мадди о наших отношениях. А я все время считала странным, что такой фантастический мужчина так романтически ухаживает за мной.

– Говорю, он использовал тебя. Использовал, чтобы ранить меня как можно больнее. И, нужно отдать ему должное, добился успеха. Единственное утешение в том, что я хотела вернуть это дерьмо, а теперь точно знаю ему цену. Жаль только, что ты сама во всем не разобралась. А ведь среди нас двоих умной считалась ты, верно? Впрочем, вероятно, для тебя было крайне волнительно для разнообразия хоть разочек украсть парня у меня, а не наоборот, – пренебрежительно усмехнулась Мадди.

Я резко вскинула голову:

– Что ты хочешь сказать?

Мадди вздохнула и картинно тряхнула волосами, каждой частичкой тела излучая презрение ко мне. Не будь мне так паршиво, эти мелодраматические ужимки наверняка подействовали бы на нервы. Но сейчас мне было не до того: я судорожно ловила воздух ртом.

– Помнишь Сойера? То ничтожество, из-за которого ты все глаза выплакала? О Господи, Клер, да не смотри на меня так. Я не спала с ним, он вообще не в моем вкусе. Но не представляешь, сколько раз он ко мне подкатывался! Звонил, твердил, что если я соглашусь встречаться с ним, он в два счета тебя бросит. Я, разумеется, дала ему от ворот поворот. Разве я могла поступить так с подругой! – холодно процедила Мадди.

Я закрыла глаза. В жизни не предполагала, что Сойер способен причинить мне больше боли, чем уже причинил, но вот она, старая знакомая, вновь разлилась по телу. Сойер и Джек вдруг смешались за моими прикрытыми веками: двое мужчин слились в одного, и я поняла, что ни один не любил меня по-настоящему. Да и вряд ли вообще любил.

– Я устала от разговоров и хочу, чтобы ты ушла, – бросила Мадди. В голосе уже не было гнева. Осталось одно безразличие… и, может, грусть из-за того, что двое людей, которые были ей ближе родных, так жестоко ее предали. Мне нечего было ей сказать. Тем более убедить, что я не хотела ее ранить, что по-прежнему готова для нее на все…

Я молча кивнула, встала и пошла к выходу.

ГЛАВА 19

Оказавшись на улице, я взяла такси и поехала к Джеку. Дождь по-прежнему лил как из ведра, заливая окна гигантской черной машины. Пешеходы спешили по делам, раскрыв над головами черные зонтики и каким-то образом умудряясь не выколоть друг другу глаза спицами. Я постаралась глубоко вдохнуть, расслабиться, осознать случившееся, уверить себя, что все не так кошмарно, как кажется, но обнаружила, что легкие сжало судорогой и я почти не могу дышать. И не знаю, что думать, как быть, кому верить. Мысли и эмоции так перепутались, что выбрать одну было все равно, что потянуть за первую попавшуюся нитку, распустив весь свитер.

Первое и главное – Мадди. Я чувствовала себя полным и окончательным дерьмом, причинившим столько пакостей подруге. Невозможно было поверить, что нашей дружбе пришел конец, но как винить ее за ненависть ко мне? Я и сама ненавидела себя за то, что превратила ее из светлой, радостной, блистательной женщины, покорявшей всех окружающих, в озлобленную, циничную язву.

И если Мадди права насчет Джека, то он действительно лгал и использовал меня. Как все это могло произойти? Я-то воображала, что навсегда выработала иммунитет против подобного рода сердечной боли, установив кучу правил, которым пыталась свято следовать, и, поклявшись, что больше никогда не позволю поманить себя иллюзией любви. Но каким-то образом влюбилась в Джека… а он оказался не тем, за кого себя выдавал. Я себе придумала, что он обладает всеми свойствами идеала из списка четырнадцатилетних девчонок: красив, добр, остроумен, умен, надежен, внимателен, романтичен. Вместо этого я получила пустого, подлого, мстительного мерзавца, который без зазрения совести использовал меня только для того, чтобы отомстить своей бывшей подружке.

Такси остановилось. Я сунула водителю пригоршню смятых банкнот, не зная, сколько даю и хватит ли на чаевые, и, пошатываясь, вышла на тротуар. Почти мгновенно промокла до костей: неумолимый дождь бил по непокрытой голове и лицу, стекал на мое и без того влажное пальто. Я подошла к двери Джека, не зная, стоит ли звонить или просто открыть дверь и войти. Всего несколько часов назад я не задумалась бы повернуть в скважине запасной ключ, который дал мне Джек, но подобные действия предполагали ту степень близости, которой у нас больше не было. И пока я решала, что делать, дверь распахнулась и на пороге возник Джек. Лицо его было мрачным.

– Я звонил Мадди. Искал тебя. Она сказала, что ты только что ушла.

– Искал меня? Или хотел удостовериться, сработал ли твой остроумный план? – бросила я, проходя мимо него. И, не дожидаясь ответа, бросилась наверх, за своими вещами. Весь второй этаж занимала огромная комната, нечто вроде соединенной с кабинетом спальни. Обставленная в чисто мужском духе, она, тем не менее, была моей любимой: две стены заняты книжными полками, уставленными томами на любые темы – от истории до науки и правоведения, не говоря уже о впечатляющем собрании художественной литературы, включая полное собрание сочинений Роберта Б. Паркера… Впервые увидев его библиотеку, я восхитилась: еще одно качество, которое привлекало меня в Джеке. Сойер не читал ничего, кроме «Уолл-стрит джорнэл».

Еще здесь стоял гигантский старый письменный стол, заваленный бумагами, шкаф, невысокий комод с зеркалом, огромная белая кровать с белым же пуховым одеялом и множеством подушек: именно в такую хочется нырнуть и не выплывать неделями.

А вот я… я и ночи в ней не провела.

И, несмотря на твердое намерение поскорее убраться из этого дома, прежде чем у меня начнется истерика, к горлу подступил комок.

– Не буду притворяться, будто не знаю, что ты имеешь в виду. Мадди успела ознакомить меня со своей безумной теорией. Но не думал, что ты поверишь всему этому вздору, – сказал Джек.

Я обернулась и увидела, что он стоит в дверях, небрежно прислонившись к косяку и сложив руки на груди. На нем все еще был синий кашемировый свитер, оттенявший зеленые искорки в глазах, и рыжевато-коричневые вельветовые брюки, которые он надел утром. Судя по тому, что волосы были взъерошены, он опять запускал в них руки, как всегда, когда нервничал или волновался. Как ни странно, мне вдруг захотелось погладить его по голове. Но я не пошевелилась, вспомнив, что его лицо, которое всего несколько часов назад было таким дорогим для меня, оказалось маской негодяя.

– Вздор? Может быть, исключая, разумеется, всю ту ложь, которую ты мне нагородил, – отчеканила я, вскидывая подбородок.