Наполеон и женщины - Ги Бретон

В конце сентября император встретил на вечере Карлотту Гаццани, прекрасную генуэзку, которую он два года назад привез с собой из Италии. Она была в белом платье с веткой цветов в руке. Наполеон не видел ее уже более года. Он нашел ее обворожительной и пожелал снова разделить с ней ложе.

Карлотта была женщина нежного нрава и крайне пассивная.

Когда в 1806 году Наполеон внезапно порвал с ней, с ее стороны не было ни горьких упреков, ни жалоб: «Вторичное обретение» тоже совершилось очень просто.

— Через четверть часа я буду у тебя в спальне.

Карлотта кивнула, вышла из залы, поднялась к себе и, положив цветы на столик, начала раздеваться.

Через пятнадцать минут вошел Бонапарт. Различные части знаменитой формы полковника конных стрелков полетели на пол, а также лента Почетного Легиона и туфли. Карлотта ощутила на своем теле тяжесть самого могущественного в мире человека. Не наделенная, подобно Боссюэ, даром философической мечтательности, она подумала только: «А он немного растолстел…»

Удовольствие, которое Наполеон получил от этого маленького тет-а-тет, превзошло все его ожидания. В тот же вечер, покинув свои апартаменты, он на цыпочках снова прокрался в постель генуэзки.

В последние дни он вызывал ее к себе, и весь двор узнал, что она снова в фаворе. Сначала об этом судачили, потом связь утвердилась как официальная, и к ней привыкли. Как рассказывает нам мадам Ремюза:

«Он поселил ее в Фонтенбло, с тем чтобы она могла немедленно являться по его зову; шептались, что по вечерам она приходит к нему или он поднимается в ее комнату, но, в общем, в этих пересудах ей не придавали особого значения. Двор пришел к выводу, что эта фаворитка не из тех, которые вносят существенные изменения в придворную жизнь. Мадам де Талейран, которая, возможно, и посоветовала Бонапарту вернуться к Карлотте, стала поверенной Бонапарта, которой он рассказывал о своих наслаждениях».

Мадам де Талейран была не единственной, кого император осведомлял о ласках, расточаемых ему Карлоттой. Наполеон, с обычным для него отсутствием такта, каждое утро давал детальный отчет о ночи, проведенной с любовницей… Жозефине…

Бедняжка императрица, которую супруг редко баловал своими ночными визитами, вынуждена была невозмутимо выслушивать рассказы о галантных сценах, которые император, великолепный комедиант, дополнял мимикой и жестикуляцией.

Женщина с незаурядной выдержкой, Жозефина аплодировала при повествовании об удачных эпизодах, восхищалась хорошо сыгранными сценами и под конец поздравляла Наполеона с обретением превосходной партнерши.

Комплименты столь опытной в любовных делах женщины польстили Наполеону и удваивали ценность Карлотты в его главах. Он определил ей выплату шести тысяч франков в год (миллион восемьсот тысяч наших старых франков) с добавлением восьми тысяч франков (два миллиона четыреста тысяч наших старых франков) на туалеты.

Муж Карлотты был назначен главным сборщиком налогов департамента Эр с выплатой тридцати тысяч франков в год (тридцать миллионов наших старых франков).

Таким образом, все семейство Гаццани получало выгоду от любовных утех императора Франции.

Наполеон как говорят, имел самое высокое мнение о своей исключительности. Так, в. данном случае, он полагал, что он единственный, кто осенью 1807 года испытывал в Фонтенбло волнующие радости либертинажа.

Но. он ошибался. С момента заключения мира весь Двор, словно охваченный внезапным неистовством, предавался свободным любовным утехам.

Забавный скандал разразился в начале октября.

Послушаем мадам де Буйе:

«Весь двор Фонтенбло знал, что прекрасная мадам де Савари, женщина пылкого нрава, обманывала своего мужа с непринужденностью знатной дамы… Но не знали о том, что в этой прелестной особе страсть к утехам адюльтера сочеталась с любовью к природе. Для встреч со своим партнером она выбрала прелестное местечко в зарослях папоротника на берегу „Волчьего пруда“. О вкусе этой дамы к любовным забавам на нежной травке. Двор узнал благодаря забавному происшествию».

Как-то вечером, ужиная с двумя друзьями, месье де В. рассказал им, что недавно одна из придворных дам, услышав какой-то шум вблизи Волчьего пруда, спугнула красивого молодого гвардейца, выскочившего из зарослей папоротника.

— Говорят даже, — добавил он, — что не только этого, молодого человека застали ночью у Волчьего пруда, но застали и других — некая ретивая красавица перепробовала едва ли не всех, кто несет службу в личной охране императора.

Фасоказ слушали с живым интересом и один из собеседников вдруг предложил, показывая на открытое окно:

— Смотрите, а ведь сегодня полнолуние. Если мы сейчас прогуляемся до этого местечка любовных утех, вероятно, мы опознаем пылкую молодую даму.

Идея была одобрена. Трое друзей вышли из дворца и погрузились в глубину сада.

Около Волчьего пруда месье де В. остановился:

— Слушайте же!

Над зарослями папоротников поднимался странный шум, будто стонали сотни раненых.

— Это эффект эхо, — прошептал месье да В. — Мы спрячемся здесь, около освещенной луной дорожки и спугнем их.

Укрывшись в тени лесной поросли, он приложил руку ко рту и завыл по-волчьи.

Эффект был потрясающий. Через мгновение из зарослей стали выпрыгивать и выбегать на дорожку полуодетые или совсем неодетые мужчины и женщины; каждую пару составляли гвардеец и придворная дама.

Перед м-сье де В и его друзьями пронеслись, рассекая воздух открытой грудью, и знакомые им очаровательные девицы, и замужние женщины, а посреди этого отряда развратниц — прекрасная мадам де Савари.

Узнав о событии, Наполеон вышел из себя. Он призвал к себе супруга Фелиенте де Савари и, не стесняясь в выражениях, сообщил ему о происшедшем.

— Ваш долг, — заявил он, — наблюдать за Вашей женой. Если Вы на это не способны, она по-прежнему будет Вас обманывать и Вы останетесь посмешищем всего Двора. А теперь можете идти!

Это была его манера улаживать дела такого рода, о чем рассказывает нам м-м де Ремюза:

—"Наполеон желал держать свой двор в строгости и не одобрял того, что придворные дамы являли в нем самостоятельную империю. Он ни в чем не ограничивая самого себя; смотрел сквозь пальцы на предосудительное поведение членов своей семьи, так как справиться с ними он не мог. Но остальные женщины его Двора вынуждены были в какой-то мере остерегаться, так как император, узнав о прелюбодеянии, не знаю уж с какой целью — может быть, просто желая позабавиться, — всегда незамедлительно сообщал обо всем супругу, хотя при этом запрещал ему поднимать шум и жаловаться.