Войди в каждый дом (книга 1) - Елизар Мальцев

—   Губа у них пе дура, а язык по лопатка, знает, где сладко! — Нюшка засмеялась.— Неужели мы на это пойдем?

—  Так никто же ни сном ни духом не будет об этом ведать,— разъяснил Аникей.— Спервоначалу хотят меня с председателей убрать, потом вас туда пристегнут, а уж потом объявят, что почем. В курсе теперь?

—   Ну дык! — фыркнула Нюшка и легко соскользнула с кровати. Ей уже хотелось поскорей поделиться с кем-нибудь этой новостью.— Пойду-ка я, у меня дома дел невпроворот.

—  Не забывай меня!—попросил Аникей.— Потянет каким сквозняком — проинформируй. Намотала? Ну вот, смотри только не разматывайся почем зря...

—   Будь в покое, где оставил, там и возьмешь.

—   Да я-то что, свой язык жалей, а то теперь так могут прищемить, что потом и есть нечем будет...

Не успела выскочить Нюшка, как в горенку вбежала Серафима, начала хватать посуду со стола. Из рук ее выскользнула тарелка и разбилась об пол на мелкие осколки.

—   Могла бы и потише, — сурово заметил Аникей.— У меня пока еще не магазин тут.

- А что у тебя тут, бесстыжие твои буркалы? Что? — Крикнула Серафима, подступая с мокрой тряпкой к кровати.-Дожила до такой срамоты! С полюбовницей на крючек закрылся, и я должна на часах стоять, блуд ваш сторожить?

—   Серафима! — возвысил голос Аникей.— Не доводи меня до греха! Ты забыла, что у меня удар был?

—   Да уж лучше бы ты подох, чем мне так мучиться!

—   Может, недолго тебе осталось ждать, успеешь еще на кладбище оттащить, а пока в моем положении Нюшка мне позарез нужна. Не видишь?

—   Вижу! Сперва ты в положении, а потом она...

Аникей позвал из кухни брательника, и Ворожнев, вытирая масленые губы, ухмыляясь, перешагнул через низкий порожек. Ни слова не говоря, он взял Серафиму за плечи и стал легонько подталкивать к двери. Выдворив невестку, он вернулся.

—   С домашними да ручными мы легко сладим,— проговорил он,— а вот как быть с теми, кто на собрании вчера разорялся?

—   Да, этих ни лаской, ни таской к себе не вернешь,— согласился Аникей.—А подобрать к ним ключи все же придется. Садись — поломаем голову вдвоем.

той памятной ночи, когда Ксения сама пришла к нему, Иннокентий Анохин каждое утро просыпался с таким чувством, словно его ожидал не обычный будничный день, а нескончаемый праздник. Вскакивая с постели, он раздвигал шторки на окнах, впуская в комнату солнце, в радостном нетерпении поторапливал сестру с завтраком, пил, обжигаясь, крепкий чай и выбегал на улицу.

Над белыми крышами районного городка клубились прозрачные голубоватые столбы дыма, тени от них зыбко струились по заснеженным скатам.

С наслаждением прислушиваясь к хрустящему, рассыпчато раздававшемуся под валенками снежку, Иннокентий вышагивал серединой улицы, улыбчиво кивая встречным знакомым. От пронзительной морозной свежести пощипывало ноздри, спирало дыхание, но Иннокентию такая ядреная погодка была по душе. Шел он словно не на работу, а спешил на свидание, с замиранием сердца представляя, как вызовет Ксению в коридор, возьмет в свои ладони ее всегда немного зябкие руки, а она будет застенчиво оглядываться и шептать: «Не надо, Кеша! Тут же кругом люди!»

Уже сидя в кабинете, захваченный потоком повседневной сутолоки, Иннокентий часто ловил себя на том, что, не замечая окружающих, начинает вполголоса напевать. Он тут же умолкал, по навязчивая, услышанная в кино или по радио песенка звучала в нем, не стихая, весь день.

Они жили с Ксенией еще порознь, но на этом настояла она, и он с большой неохотой подчинился. Ксения говорила, что не может до приезда родителей оставить младшую сестру Васену одну, однако Иннокентий понял ее по-своему — она, видимо, не хотела входить в его жизнь буднично, незаметно, без настоящей шумной свадьбы и участия в этом торжестве всех родных и близких и просто ждала, когда вернется в Черемшанку вся ее семья.

Анохин вначале огорчался, а потом даже в этой отсрочке нашел свою прелесть — он должен был ходить на свидания, провожать Ксению по ночной улице, жить ожиданием неизведанной новизны. Была и еще причина, заставлявшая его не настаивать: новый дом, где ему обещали дать квартиру, через неделю-другую заканчивали отделывать, и они могли сыграть свадьбу там, сразу отметив два радостных события.

Труднее всего Иннокентию было мириться с вынужденными отлучками Ксении в колхозы, куда она постоянно выезжала по заданиям Коробина. В последние дни Иннокентий не находил себе места, без конца звонил в Черемшанку и чувствовал себя таким одиноким и неприкаянным, что готов был забросить все свои дела и ехать в колхоз следом за нею.

Вот и сегодня, едва войдя в кабинет, он кинул на стол перчатки и, не раздеваясь, схватил трубку телефона, попросил срочно соединить его с правлением колхоза «Красный маяк».

Сейчас Ксения подойдет, как обычно, с подчеркнутой деловитостью:  «Да, я слушаю»,— а   когда   услышит   его голос, заговорит уже совсем по-другому, немного теряясь и как бы оправдываясь в чем-то перед ним. Словно боясь, что те, кто находится рядом с нею в комнате, могут разобрать, что он нашептывает ей в трубку, она опять повторит свой излюбленный довод: «Но надо, Кеша! Понимаешь?» И ему ничего но останется, как радостно засмеяться в ответ.

—   Правление не отвечает,— сказала телефонистка.

—   То есть как не отвечает?—удивился Анохин.— Не может быть, чтобы там в это время никого не было!

Иннокентий заставил телефонистку сделать еще один вызов и только тогда положил трубку.

«Уж не стряслось ли там чего?» —с привычной мнительностью подумал он. Пока не было никаких оснований для тревоги, но и одной этой мысли оказалось достаточно, чтобы замутить его. Но едва Анохин повесил на гвоздь в углу пальто, как зазвонил телефон.

«Ну наконец-то решилась сама позвонить»,— облегченно вздохнул он и рывком снял трубку.

—   Ну где ты пропадаешь, Ксюша?

—   Где она пропадает, это она вам потом объяснит,— услышал он напряженный, без тени усмешки, угрюмый голос Коробина.— А  вас   лично   я  попрошу   немедленно

зайти ко мне.

В этом вызове таилось что-то неприятное и, может быть, даже опасное, иначе Коробин не стал бы так сухо разговаривать с ним. Не поздоровался, не пожелал доброго утра, прямо требовал к себе.

В своей работе Иннокентий придерживался железного правила — никогда не являться к начальству, предварительно не разузнав хотя бы в общих чертах, зачем его вызывают. Конечно, даже в этом случае не всегда и не все можно предугадать, но хотя бы относительная осведомленность все же часто выручала его. Но если неприятность сваливалась как снег на голову, тогда могли спасти только самообладание и выдержка. Самое важное в подобной ситуации — не сказать ничего лишнего, не поставить себя в позу  оправдывающегося. Тогда хоть что ни говори — не

поможет!

В приемной первого секретаря Иннокентий мило и добродушно улыбнулся белокурой секретарше Вареньке.

—   Похоже, что сам нынче не в настроении, а? С чего бы это, не знаешь?

—  Какое-то ЧП в «Красном маяке»,— зашептала Варенька, испуганно  косясь на обитую черным дерматином

дверь  кабинета.— Недавно у него был Мрыхин, парторг колхоза, и с тех пор он ужас как психует!..

«Так я и знал»,— холодея, подумал Иннокентий, мысленно связывая в один узел и поездку Ксении на отчетно-выборное собрание, и молчание телефона, и краткий, как команда, .вызов Коробина, и ранний визит парторга. Но что таилось в этом узле, пока было загадкой.

—  Ты хоть что-нибудь слышала? — наклоняясь к девушке и почти ложась грудью на стол, спросил Иннокентий.

—  Он так кричал, что я просто забыла, как меня зовут,— ответила Варенька и толкнула Анохина в плечо.— Иди, иди, там, может быть, одного тебя и не  хватает!

Набрав полную грудь воздуха, словно собираясь нырнуть, Анохин тихо открыл дверь и вошел с неторопливой степенностью.

В кабинете, кроме Коробина, сидели председатель райисполкома Синев, третий секретарь Вершинин и недавно прибывший Константин Мажаров, о котором Анохин еще не сумел составить ясного представления.

Когда Анохин вошел, все молча обернулись к нему, молча ответили на приветствие, и лишь один Коробин, глядя в разложенные перед ним бумаги, не поднял головы. С тех пор как Апохип знал его, он никогда еще не видел Коробина таким строгим и отчужденным.

—  Кажется, все? — тихо поинтересовался Коробин, как только Иннокентий сел рядом с Вершининым за покрытый зеленой скатертью стол.— Вообще-то, товарищи, надо бы созвать срочное бюро, но мы не можем этого сделать — Бахолдин болен, двое в отъезде, поэтому, я думаю, вы не будете возражать, если мы просто в рабочем порядке обменяемся мнениями о том, что случилось.

Он оторвал взгляд от бумаг, по очереди внимательно оглядел всех, словно еще сомневаясь в том, что поступает правильно, и Анохин удивился и этому недоверчивому взгляду, и тому, как выглядел секретарь. Он будто похудел и постарел, устало горбился, супил брови, крутил в руках пачку цветных карандашей и, казалось, только огромным усилием воли сдерживался, чтобы не выплеснуть сразу то, что жгло его изнутри.