Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека - Николай Зенькович

Упорство и настойчивость принесли первые плоды. В папке со старыми бумагами, которые хранила гражданская жена Кондратюка Галина Плетнева, Борис Иванович обнаружил, к своему удивлению, три открытки с фронта. Предпоследняя была датирована декабрем 1941 года, последняя — январем 1942 года.

Примерно в то же время, когда обнаружились открытки, в архиве Министерства обороны — о, удача! — он наткнулся на раздаточные ведомости, по которым бойцы роты связи, где числился Кондратюк, получали денежное довольствие. Романенко не верил своим глазам: напротив фамилии его начальника стояла сумма 20 руб. за ноябрь, 30 руб. за декабрь 1941 года и столько же — за январь 1942 года. С его собственной росписью!

Борис Иванович — фронтовик бывалый, он знал, что нередко на войне погибших бойцов некоторое время не исключали из списков личного состава — получали на них пайки, махорку и самое главное — наркомовские сто граммов. Подписи, конечно, подделывали, да и кто в боевой обстановке присматривался к загогулинам и крючкам? Но он-то знал подпись начальника и был убежден, что она в раздаточной ведомости — подлинная. Не поленился, сравнил на рукописях, сохранившихся в архивах Академии наук, — идентичны. К тому же открытки с фронта, датированные декабрем и январем…

Значит, в январе сорок второго он был еще жив. Что же произошло дальше? Терпеливый Романенко не прекращал поиски, и его усердие было вознаграждено: в Подольске, в архиве Министерства обороны он обнаружил сведения о гибели Кондратюка 25 февраля 1942 года в деревне Кривцово Волховского района Орловской области.

Значит, не пропал без вести. Значит, не был похищен, не был взят в плен — документ в военном архиве все расставил на свои места, выбил почву и у без того зыбких подозрений.

Однако белые пятна в его биографии остались.

На Руси талант — всегда несчастье

С началом Великой Отечественной войны все крупные советские ученые были эвакуированы из Москвы в Казань, Ташкент и другие тыловые города.

Бронь распространялась даже не на столь маститых. Почему же Кондратюк оказался на передовой, да еще в таком незавидном положении — сначала рядового бойца, а затем командира отделения во взводе связи?

Тому одна причина: выдающийся теоретик не состоял на спецучете, оберегавшем таланты страны. Он служил в заурядной конторе, занимавшейся разработкой ветроэлектрических станций, которая для военкомата была одним из объектов, где трудились люди, годные для ношения оружия и рытья оборонительных сооружений. Запись в народное ополчение производилась коллективно, после краткого митинга, на глазах у сослуживцев.

Закономерен вопрос: почему же он, теоретик, светлая голова, штучный товар, оказался не в ГИРДе у Королева или в другом аналогичном учреждении, а в обыкновенной конторе? К тому же есть свидетельства, что во время встречи с Кондратюком Королев предлагал перейти в его институт. Не согласился.

Странно, не правда ли? Предпочитал небольшие города, часто менял место жительства. То строил элеваторы на Северном Кавказе, то пребывал в должности механика котельной на сахарном заводишке.

Нежелание высовываться, идти в крупные научные коллективы, куда, как свидетельствовали очевидцы, его неоднократно зазывали, объясняли странностью характера, чудачеством, неприспособленностью к жизни. Так склонны были считать люди, не знавшие его и писавшие о нем по догадкам. Однако двоюродный брат ученого А. В. Даценко из Полтавы считает, что характеристики типа «не от мира сего» к Кондратюку не подходят.

«И только самые наблюдательные подозревали, что за этой осторожностью, опасением славы и популярности крылось нечто большее, нежели присущие большинству отмеченных печатью избранности нелюдимость и стремление к уединению. Сложилось впечатление: Кондратюк явно что-то скрывает. Группу Королева финансировали руководящие органы РККА, и при поступлении туда требовалось заполнить весьма строгие анкеты, которые потом тщательно проверялись Лубянкой», — говорилось в письме, помните, в том самом, с которого начиналась эта глава.

По мнению авторов письма, адресованного в высокую инстанцию, именно это и отпугивало Кондратюка!

«Путь туда, где проявилось бы в полной мере его дарование, был заказан, — утверждалось в реляции. — Впрочем, талант на Руси всегда был несчастьем для его обладателей».

Что правда, то правда!

Дамоклов меч

Скрываемое белогвардейское прошлое — вот дамоклов меч, который висел над Кондратюком в предвоенные годы.

Россия снова — в который раз! — потеряла своего гения. И из-за чего? Из-за деления на белых и красных. То есть, по политическим мотивам. Кондратюк, как и многие его современники, оказался заложником идеологии. В итоге — невостребованный талант, вынужденный заниматься всем, кроме того, для чего был призван.

Военный историк, полковник Н. И. Ножкин так рассказал о белогвардейском прошлом Кондратюка:

— Он был прапорщиком царской армии, куда его призвали в 1916 году в связи с продолжавшейся войной. Прямо со студенческой скамьи. С первого курса. Проучился в Петербургском политехническом институте всего несколько месяцев — до ноября. До института окончил в Полтаве гимназию — с серебряной медалью. Военная служба началась для него с курсов прапорщиков при юнкерском училище. После окончания курсов попал на турецкий фронт.

Прервем на минутку уважаемого историка, чтобы заметить попутно: на фронт — в 16 лет? Снова ошибка? Запомним и эту нестыковку.

— После революции, — продолжает Н. И. Ножкин, — он некоторое время находился в армии, а потом в 1918 году вместе с земляком отправился на родину, в Полтаву. На одной из станций их задержал военный патруль и доставил в комендатуру Добровольческой армии Корнилова. Обоим инкриминировали дезертирство, чуть было не расстреляли, но, учитывая молодость, поставили в строй защитников единой и неделимой России. У Корнилова, а после его гибели у Деникина друзья прослужили не более месяца. В Ростове, воспользовавшись удобным случаем, они бежали и к началу мая добрались до Полтавы.

Далее, по рассказу Н. И. Ножкина, была вторая мобилизация в деникинскую армию, и тоже насильственная. Под ружье ставили всех более или менее здоровых мужчин до сорока лет. Не избежал этой участи и наш герой. Однако, на этот раз он скрыл свое офицерское звание и попал в санитарную бригаду. Под Одессой бежит из санпоезда. Белые разбиты, Гражданская война закончена, и он, по терминологии победителей, «золотопогонник», «деникинский офицер», вынужден прятаться у дальних родственников в глухом местечке на Украине.

И тогда его мачеху осеняет спасительная идея.

Главная тайна

С 1921 по 1930 год он часто переезжал с места на место, избегая больших городов, где его могли опознать. Зарабатывал на хлеб физическим трудом, не гнушаясь никакими занятиями. По ночам упорно корпел над заветной тетрадкой.

В 1930 году его все же арестовали по обвинению в причастности к контрреволюционной организации. Выпустили через полтора года. Но главной тайны Кандратюка следователи тогда не узнали. Она открылась гораздо позже.

Это была потрясающая новость. Оказывается, подлинная фамилия пропавшего без вести в начале войны ученого была вовсе не Кондратюк, а… Шаргей. Александр Игнатьевич Шаргей 1897 года рождения.

Шаргей появился на свет в Полтаве. Его мать, Людмила Львовна Шлипенбах, была дворянкой, преподавала иностранные языки в женской гимназии. Людмила Львовна происходила из рода шведского генерала Шлипенбаха, плененного Петром I в Полтавской битве. В поэме Пушкина «Полтава» есть такие строки: «Уходит Розен сквозь теснины; сдается пылкий Шлипенбах». Это — о предке Людмилы Львовны.

Отец Шаргея, Игнатий Бенедиктович, из мещан, родом из Ковенской губернии. Он был на редкость несобранный и увлекающийся молодой человек. Учился в трех университетах, в том числе и в Германии, но не окончил ни одного. Участвовал в студенческих волнениях.

Игнатий и Людмила поженились в 1896 году. Мать гения была беременна, когда ее арестовали за участие в демонстрации. В результате — нервная травма и лечебница для душевнобольных. Вскоре после рождения сына она оказалась в приюте для невменяемых. Полагают, что арест спровоцировал нервный стресс, который привел к помутнению рассудка. Есть сведения, что в роду Шлипенбахов подобные случаи бывали и раньше, это объясняется наследственностью.

Игнатий Бенедиктович женился вторично, но вскоре умер, примерно в то же время, что и первая жена. От этого брака родилась дочь Нина, сводная сестра Александра. В конце семидесятых годов она расскажет комиссии ЦК компартии Украины потрясающую историю, связанную с обстоятельствами изменения фамилии ее сводным братом.