Аквариум-2 - Виталий Никольский

Непоследовательные и путаные заявления кремлевского лидера, его решения, непонятные даже советским гражданам, вроде разделения партийных и административно-хозяйственных учреждений на промышленные и сельские, зачастую ставили нас, зарубежных работников, призванных разъяснять и пропагандировать эти решения, в крайне затруднительное положение своей очевидной абсурдностью. Шведы, привыкшие предпосылать каждому серьезному решению предварительную тщательную проработку его в микромасштабах, удивлялись нашим волевым мероприятиям, высказывали свои сомнения в их целесообразности. И нам приходилось по долгу службы, рассудку вопреки, защищать точку зрения своего правительства и родной партии без уверенности, что она не будет через несколько дней опровергнута нашими же официальными органами, как это было с заявлением советского представителя в ООН В.Зорина перед Карибским кризисом.

Судя по некоторым конкретным примерам (я их сейчас приведу), в Центре тогда (а наверняка и сейчас) зачастую не было ясности в ряде важных вопросов внутренней и внешней политики. Правая рука не знала, что делала левая. Все это мы болезненно ощущали в нашей зарубежной периферии. Прочитайте и сделайте выводы сами.

В 1961 году после заявления Н.С.Хрущева о том, что СССР заключит односторонний мирный договор с ГДР и, таким образом, решит берлинскую проблему, всем зарубежным органам, в том числе и нам, было дано задание выяснить любыми путями позицию западных держав по поводу этого заявления.

Несерьезность и вредность демарша Хрущева были очевидны, но приказ есть приказ. Мы начали выяснять. Я пригласил на морскую прогулку в шхеры турецкого военного атташе. Это был офицер, с которым можно было поговорить более или менее откровенно по интересующему нас вопросу. Турок, будучи мусульманином, имел чисто православные привычки: любил крепко выпить, хорошо закусить, приятно погулять с европейскими девицами.

На мой вопрос коллега здраво ответил:

— Напрасно вы дразните гусей, договор по Берлину с ГДР без ФРГ и западных держав для СССР ничего не даст, так как его никто из этих стран не признает. Повод же для враждебной пропаганды вы дали, равно как и основание для увеличения численности англо-франко-американского гарнизона в Берлине. Кроме того, весь контингент войск НАТО в ФРГ приведен в состояние боевой готовности. Атлантисты намерены любой ценой охранять свои коммуникации с Западным Берлином. И еще одно: в то время, когда у вас идет малая война с Китаем, вряд ли имеет смысл развязывать конфликт на западе.

И он сообщил, что, по его данным, усиленно идет концентрация китайских войск на советской границе, мобилизация китайцами лиц русской национальности в разведывательно-диверсионные школы. Все это, к слову сказать, стало нам известно лишь значительно позже.

Попытки убедить коллегу в том, что. у нас с Китаем дружба навеки, понятно, ни к чему не привели как кроме к демонстрации моего полного невежества в вопросах китайско-советских отношений, поскольку я был, действительно, глубоко убежден в прочности этой дружбы. Ведь других сведений у меня не было. Лишь значительно позже нам стало понятно, почему начиная с 1961 года китайские представители в Стокгольме, в том числе и военный атташе Лю Чифу, стали избегать общения с советскими коллегами.

Немедленно по возвращении с прогулки я донес о беседе в Центр и получил с завидной оперативностью разнос: «Недостойно для вас и непозволительно впредь передавать в Центр антисоветские инсинуации. Дружба с нашим великим соседом нерушима».

Что это было? Недомыслие, умышленный обман или и то и другое, вместе взятое? А может быть, боязнь правды…

По заданию центра весьма сложными путями нами были куплены два клистрона[18] стоимостью по тысяче долларов каждый. В последний момент наши кураторы прислали указание один клистрон за ненадобностью вернуть поставщику. Сделать это было уже нельзя, поскольку прибор числился в списке запрещенного к продаже в социалистические страны оборудования.

Все наши доводы Центром не принимались во внимание. Расходы на покупку второго клистрона не утверждались. Попытки продать его чехам, полякам, даже китайцу, которого мы все еще по директиве числили нашим другом, ни к чему не привели. Стоимость проклятого прибора равнялась почти моим двум окладам, и возместить ее из своей зарплаты без поступления по совместительству в батраки к какому-либо помещику не представлялось возможным.

Уже не рассчитывая на успех, я обратился к нашему торгпреду Б.И.Харченко с вопросом, не нужна ли такая штука его ведомству. Тот запросил Министерство внешней торговли и получил ответ: «Немедля нарочным выслать клистрон в Москву. Принять срочные меры к добыче еще пяти экземпляров, крайне необходимых нашим научно-исследовательским институтам».

Комментарии, полагаю, излишни…

В 1962 году для Братского промышленного комплекса у шведов был заказан целлюлозный комбинат. По каким-то причинам фирмачи запаздывали с поставкой оборудования и попросили отсрочки на два месяца, гарантируя за эту уступку ряд выгодных условий. Министерство внешней торговли удовлетворить просьбу фирмы отказалось. Шведы, мобилизовав все возможности, заказ выполнили в срок и отправили по назначению.

Через год, зимой, один из инженеров нашего торгпредства в Стокгольме, посетив во время отпуска Братский комплекс, решил полюбоваться и на «свой» комбинат. С болью в сердце он обнаружил, что импортное оборудование, из-за срочной поставки которого шведами мы потеряли немалую сумму в валюте, валяется в беспорядке под снегом. Торгпред по докладной написал жалобу в Москву и прослыл… «склочником»…

В 1962 году министр обороны Швеции Свен Андерсон предложил провести с нами традиционный, повторяющийся обычно через четыре года, обмен визитами военных кораблей. Я доложил об этом послу и сообщил в Центр. Через неделю из Москвы был получен ответ: «Дайте понять шведам, что вести переговоры о визитах кораблей они должны по линии МИД».

Фактически такой ответ означал не только наш отказ, но и «давал понять», что военный атташе вообще не нужная инстанция, которая имеет совсем другие, не представительские задачи.

Перед тем как направиться в Командную экспедицию, для того чтобы сообщить мудрое указание руководства, я зашел к послу Гусеву. Каково же было мое удивление, когда Федор Тарасович показал мне телеграмму со Смоленской площади, где говорилось, что вопрос о визитах кораблей решен. Указывались место, состав отряда, сроки, материальное обеспечение и давались указания военному атташе сообщить программу пребывания.