Тайны архивов. НКВД СССР: 1937–1938. Взгляд изнутри - Александр Николаевич Дугин

а сейчас расскажите, что Вам известно о всесоюзном центре Вашей антисоветской латышской организации.

Ответ: От ЛЕНЦМАНА, а позднее в 1930 г. от ЛЕППЕ Ивана Ивановича мне стало известно, что нашу организацию возглавляют: РУДЗУТАК, БЕРЗИН — начальник Разведывательного управления РККА и СТУЧКА — бывший нарком юстиции РСФСР (умер в 1932 г.).

Вопрос: Кто такой ЛЕППЕ?

Ответ: ЛЕППЕ Иван Иванович — начальник административного управления народного комиссариата путей сообщения, является одним из видных участников нашей латышской националистической организации, был непосредственно связан с РУДЗУТАКОМ, а квартира ЛЕППЕ являлась одной из центральных явочных квартир организации, где происходили совещания актива участников нашей организации.

Должен добавить, что после моего отъезда из Ленинграда в конце 1929 г. в Крым на должность полномочного представителя ОГПУ, а позднее (с 1934 г.), работая в Омске в должности начальника Управления НКВД, я, по своей работе [в] фашистско-шпионской латышской организации, был непосредственно связан с ЛЕППЕ и неоднократно участвовал в нелегальных совещаниях актива организации, проводимых ЛЕППЕ у него на квартире по Театральному проезду (номер дома не помню), квартира № 6.

[…] В 1930 г., во время одного из моих приездов в Москву из Крыма, я участвовал в совещании руководителей организаций, которое было проведено на квартире ЛЕНЦМАНА (Замоскворечье, адрес не помню).

На этом совещании присутствовали: ЛЕНЦМАН, ЗЕЙБОТ, ЛЕППЕ, ПЕТЕРСОН Ян, я — САЛЫНЬ и еще два незнакомых мне латыша, фамилии которых я не помню.

Совещанием руководил ЛЕНЦМАН. Он говорил нам о том, что руководством центра нашей организации установлена прямая связь с представителями германского и латвийского государств и достигнуто соглашение о взаимной помощи друг другу.

В связи с этим, по заявлению ЛЕНЦМАНА, руководитель нашей организации РУДЗУТАК передал через него — ЛЕНЦМАНА директивное указание об активизации шпионской деятельности и создании диверсионных групп на железнодорожном транспорте и в промышленности, в особенности на заводах оборонного значения.

[…] Приход Гитлера к власти и близость войны Германии и Латвии против Советского Союза настоятельно диктуют нам, как говорил ЛЕППЕ, укомплектовывать за счет новых вербовок диверсионно-шпионские группы, могущие сейчас, а особенно в период войны принести реальную пользу в деле борьбы с советской Россией.

Вопрос: Кого из известных Вам участников латышской фашистско-шпионской организации Вы еще не назвали следствию?

Ответ: Кроме названных мною лиц, мне известны следующие участники нашей латышской националистической организации:

1. БУРМАЛЬ178 — бывший военный работник, проживал в Москве. Я познакомился с ним на квартире у ЛЕППЕ и, если память мне не изменяет, БУРМАЛЬ в 1934 г. работал в железнодорожной охране Наркомата путей сообщения.

2. БИРН179 — Заместитель начальника Особого отдела ГУГБ НКВД по Балтийскому флоту. БИРН в латышскую фашистско-шпионскую организацию завербован мною в 1933 г. (точную дату не помню).

По прибытии в Крым в декабре 1929 года, и непосредственно работая с БИРНОМ, который занимал в то время должность начальника Восточного отдела ПП ОГПУ Крыма, я замечал особую нерешительность БИРНА в вопросах борьбы с антисоветскими элементами.

При операциях по ликвидации кулачества в 1930–1931 гг. он заострял передо мной вопрос о страданиях и тяжести положения людей — кулаков, выселяемых на север.

В последующее время, когда были опубликованы материалы о крупных перегибах в организации так называемых колхозов-гигантов, БИРН в частной беседе со мной высказывал мне мысль о том, что он и раньше думал, что так организовывать колхозы нельзя […]

Вопрос: Какие задания Вы получили по работе фашистско-шпионской латышской организации после вашего назначения в Крым на должность полномочного представителя ОГПУ и что по этим заданиям вы сделали там?

Ответ: Перед своим отъездом в Крым я виделся с ПЕТЕРСОНОМ Я. Я. и КАРОЛЬ. Особых заданий я от них не получил, за исключением пожелания КАРОЛЬ, который рекомендовал мне связаться с участником фашистско-шпионской латышской организации прокурором Черноморского флота МЕЛНГАЛВ180 […]

В 1931 г. в качестве секретаря обкома ВКП(б) Крыма в Симферополь приехал ВЕГЕР Евгений Ильич181.

С ВЕГЕРОМ у меня установились дружеские отношения, на основе которых у меня с ним происходили частые разговоры по вопросам внутрипартийного положения и внутреннего состояния Советского Союза.

Эти разговоры впоследствии вылились в антисоветскую форму. Как ВЕГЕР, так и я, высказывали недовольство на внутрипартийный режим и обвиняли ЦК ВКП(б) в проведении неправильной, по нашему мнению, внутренней политики страны.

В августе 1931 г. ВЕГЕР мне сообщил, что он — кадровый троцкист и вместе с другими лицами, недовольными политикой ЦК партии, ведет организованную борьбу с коммунистической партией и ее руководством. Тут же ВЕГЕР мне заявил, что, исходя из моих политических настроений, он вправе считать меня своим единомышленником, предложил мне вступить в существующую в Крыму троцкистскую организацию, на что я дал ему согласие.

После этого ВЕГЕР ознакомил меня с группой руководящего состава троцкистской организации Крыма, в которую, кроме ВЕГЕРА и меня, входили КАРГА Самуил Абрамович182 — зам. Председателя Совнаркома Крыма, БРИЧКИН183 — уполномоченный заготовок СНК Крыма и ЧАГАР184 — второй секретарь Обкома ВКП(б) Крыма […]

В результате вредительской деятельности троцкистской организации в уборочную кампанию 1931 г. на полях Крыма потеряли больше двух миллионов пудов хлеба […]

После отъезда ВЕГЕРА на должность секретаря Одесского Обкома ВКП(б) в 1932 г., вместе с ним выехали КАРГА и БРИЧКИН.

На место ВЕГЕРА секретарем Обкома Крыма был назначен СЕМЕНОВ185, который ко мне и ЧАГАРУ относился недружелюбно. Все это фактически приостановило нашу вредительскую деятельность […]

В феврале или марте 1932 г. я в троцкистскую организацию Крыма завербовал своего заместителя, в данное время работающего в Главном управлении милиции ДЬЯКОВА Таричана Михайловича186 при следующих обстоятельствах. Бывая в Москве и разговаривая по вопросам личного состава со знакомыми мне чекистами, которые характеризовали ДЬЯКОВА как барчука, исключительного бюрократа и недовольного своим служебным положением. Работая в ПП ОГПУ Крыма, ДЬЯКОВ неоднократно говорил мне о том, что перевод его из Москвы на периферию состоялся против его желания и высказывал мне мысль о зажиме партийном и служебном. Используя эти недовольства ДЬЯКОВА, и приближая его к себе, я подружился с ДЬЯКОВЫМ. Почти каждый день мы бывали друг у друга на квартире, занимались фотографией или вели политические беседы.

ДЬЯКОВ более откровенно стал высказывать мне свои антисоветские взгляды, с нетерпением ожидал войну, которая, по его мнению, должна принести поражение Советскому Союзу, что неминуемо вызовет политический кризис в стране.

Убедившись в стойкости этих антисоветских взглядов ДЬЯКОВА, я вначале в осторожной форме рассказал ДЬЯКОВУ об общих настроениях руководящего состава бюро Обкома ВКП(б) Крыма, а потом откровенно заявил ему о существовании троцкистской организации, руководимой ВЕГЕРОМ