Выбор Геродота - Сергей Сергеевич Суханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Раскошелился, — язвили простые галикарнасцы. — С паршивой овцы хоть шерсти клок".
Сразу после освящения стелы началось состязание чтецов.
Участники агона по очереди забирались на камень. Декламировали наизусть. Какого-то салмакита, развернувшего рулон древесного лыка, сразу прогнали топотом и шиканьем.
Сказки пользовались у публики неизменным успехом, потому что были на слуху. Лестригонами с острова Ламос и киклопом Полифемом, хозяином Козьего острова, галикарнасцы из поколения в поколение пугали непослушных детей.
Над персонажами басен фригийского раба-горбуна Эзопа смеялись все. Пока чтец с выражением декламировал, слушатели показывали друг на друга пальцами: "Это ты!.." — "Нет, ты!".
Следующий рапсод читал Гомера. Слушая историю любовной связи Ареса и Афродиты, женщины смущенно переглядывались. Мужчины презрительно хмыкали, сочувствуя обманутому Гефесту.
Аэдов галикарнасцы уважали больше, чем рапсодов. Одно дело читать чужое, и совсем другое — свое. Поэтому когда на камне оказался Паниасид, его появление было встречено радостным гулом. "Илиада" и "Одиссея", конечно, бессмертные произведения, но хочется услышать что-то новенькое.
Паниасид читал отрывки из своей поэмы "Гераклия":
Быстрой стопою Парнас миновав заснеженный, явился
К водам бессмертным Касталии, дщери реки Ахелоя[48]…
Галикарнасцы почтительно слушали повествование о подвигах Геракла, наслаждаясь ритмикой стихов.
Несколько выпивох передавали друг другу мех с вином.
Когда автор прочитал строки, в которых рассказывалось, как герой решил отведать вина в пещере кентавра Фола: "Вылив вино во огромную, златом сиявшую чашу, кубками часто черпал он и пил сладчайший напиток…" — компания радостно закричала: "Хайре!"
А после строк: "Ибо для смертных вино — от богов наилучший подарок. Радостно, если оно согласуется с песнею всякой, с пляскою всякой, а также со всякой любовной усладой, всякую скорбь изгоняет оно из груди человеков, в меру когда его пить, и становится злом — коль сверх меры" — начали возмущенно глумиться.
От стелы к горлопанам сразу двинулся пикет волчьеногих. Поняв, что блюстители порядка готовы пустить в ход дубины, те посчитали за благо покинуть агору.
Геродот стоял в толпе рядом с Иолой, Евтерпой, Формионом и Агесией. Феодор хотя и быстро поправлялся, но недостаточно окреп, поэтому остался дома. Дрио и Ликс тоже отказались от участия в семейном походе, сославшись на домашние дела.
Иола влюбленными глазами смотрела на мужа. Ей было приятно, что публике нравятся его стихи. От волнения она перебирала пальцами складки пеплоса.
Агесия то и дело украдкой посматривала на хозяйку дома.
В семье Паниасида островитянка нашла поддержку и понимание. О ней заботились, старались отвлечь от мрачных мыслей. Только по ночам она давала волю чувствам: тихо плакала, вытирая слезы покрывалом.
Агесия отвечала новым друзьям услужливостью и исполнительностью в домашних делах. Когда Паниасид оказывался рядом, она просто светилась. Иоле это не нравилось, но она выжидала, делая вид, что не обращает внимания.
— Какая ты счастливая, — сказала Агесия с плохо скрываемой завистью.
Иола внимательно посмотрела на нее. Улыбка сползла с ее губ. Теперь она убедилась, что островитянка испытывает к Паниасиду совсем не дружеские чувства. С этим надо что-то делать…
Вернувшийся муж обнял Иолу за плечи.
Внезапно раздался знакомый голос:
— Вот не знал, что жена у тебя такая красавица.
Паниасид обернулся — рядом стоял Менон. После взаимных приветствий гиппарх похвалил выступление аэда. Потом приказал рабу поделиться с другом и его женой сливами.
Спросил, показывая участие в семейных делах Паниасида:
— Как младший племянник?
— Еще не оправился.
Менон выдал рабу горсть монет:
— Сгоняй во фруктовый ряд и купи смокв. Выбери лучших. И давай по-быстрому: одна нога здесь — другая там.
Когда раб вернулся, он передал корзинку Иоле:
— Это для Феодора.
Иола вопросительно посмотрела на мужа. Паниасид кивнул, тогда она взяла подарок.
— Был рад знакомству, — сказал Менон.
Попрощавшись, гиппарх исчез в толпе…
На камень влез молодой парень.
Над агорой разнесся задорный голос:
Слово иное скажи мне — о том, как с Азийского края
В земли Европы война явилась великая[49]…
— Ого! — удивленно воскликнул Паниасид. — Так это же про поход Ксеркса на Элладу.
Чтец продолжал:
Двигался следом за ними народ необычного вида,
Ибо из уст испускал он глагол финикийского люда,
Но обитал у широкого озера в горах Солимских:
Грязный, с округлою стрижкой у темени, сверху носящий
С конского черепа снятую кожу, сушенную дымом…
Веселье не утихало.
Вот гоплит, зажав шлем под мышкой, старательно, но дурным голосом грянул героическую песню из "Илиады". Чего стесняться — ведь сам Ахилл в поэме поет. А храбрый сын богини Фетиды уж точно может служить примером для подражания любому солдату.
Затем ремесленник в измазанном глиной фартуке затянул песню гончаров в честь Афины Эрганы. Публика с воодушевлением ее подхватила, намеренно громко артикулируя шутливое проклятье: "Кто ж над горнилом склонится — да оному пламя вкруг лика вспыхнет! Свержение грозное всем да пребудет наукой!"[50]
Звучали лирические стихи Фокилида, Солона, Феогнида…
Паниасид заметил, что аэд, читавший про поход Ксеркса, направился сквозь толпу к выходу с агоры.
Тогда он его окликнул:
— Эй, друг! Иди к нам.
Аэд подошел — худощавый, неуклюжий, с мягкой юношеской бородой.
— Как тебя зовут? — спросил Паниасид.
— Херил.
— Ты откуда?
— С Самоса.
— Как сюда попал?
— Приплыл на агон.
Сжатые ответы саммеота выдавали его смущение, что было совсем не похоже на только что закончившего блестящее выступление чтеца. Он то и дело бросал любопытные взгляды на Агесию — островитянка ему явно нравилась.
— Что ты читал? — спросил Паниасид. — Я знаю много поэм, но ни в одной из них не говорится о войне варвара с Афинами.
— Собственное творчество, — смущенно ответил саммеот. — Еще даже название не придумал. Ну, может быть, так поэму и назову: "Персидская война"…
— Как ты смог так точно описать народы, которые шли с армией Ксеркса на Элладу? — не унимался Паниасид. — Ведь ты в то время был еще мальчишкой.
— Отец служил кормчим на корабле Филака, сына Гистиея, который захватил один из кораблей Фемистокла во время битвы при Сал амине. Он мне про войну и рассказывал.
Паниасид взял его за локоть.
— Пойдем-ка со мной, нам надо выпить…
Саммеот с галикарнасцем отправились в ближайший кабак, чтобы отметить знакомство. Геродот и женщины вернулись домой. Вскоре агора опустела.
Паниасид появился поздно вечером — нетрезвый и возбужденный. Раздевшись, рухнул на кровать.
