Мой отец – нарком Берия - Серго Берия

Какие-то словацкие части входили и в состав вермахта, но это были охранные, вспомогательные подразделения. Скажем, к боевой авиации немцы их не допускали, и словаки летали на транспортных машинах. Вспомнил об этом вот почему. Когда наша группа базировалась во Львове, а прошло всего несколько дней после освобождения города, на местный аэродром без предупреждения приземлилась целая словацкая авиадивизия. К счастью, ни одна машина от нашей противовоздушной обороны не пострадала. Уже тогда мы поняли, как относятся словаки к Красной Армии. Наши симпатии к ним возросли еще больше, когда мы оказались на их земле.

Наши части еще даже не приступили к штурму карпатских перевалов, а Словацкое восстание началось. Для его подавления немцы подготовили несколько дивизий, в том числе две танковые, и начали сжимать кольцо. Надо было спасать этих людей. В одну из групп, предназначенных для заброски в тыл врага, был направлен и я, тогда капитан.

Народ у нас подобрался серьезный. Все имели достаточный опыт прыжков с парашютом, прошли специальную подготовку, большинство уже успело поработать в глубоком немецком тылу. Кроме спасения людей, этим специальным диверсионным группам предстояло захватить и удерживать карпатские перевалы, помогая нашим частям.

Кроме операторов, двух солдат, физически очень крепких ребят, в нашу группу включили, например, двух офицеров-пограничников. Оба – майоры. Отлично владели любым оружием, приемами рукопашного боя.

Меня назначили начальником радиостанции, которая должна была поддерживать постоянную связь с Генеральным штабом и с остальными группами, заброшенными в Словакию. Командовал нами Генеральный штаб, а готовило заброску Разведывательное управление НКВД. Сегодня мало кто знает, что Комиссариат внутренних дел занимался такими вещами. А ведь и партизанское движение разворачивалось при активном участии этого ведомства. С самого начала всенародной борьбы в тылу врага для организации партизанских отрядов направлялись за линию фронта тысячи офицеров НКВД, людей подготовленных во всех отношениях.

Вылетали мы со Львовского аэродрома на «Дугласе». У нас этот самолет известен как Ли-2, и в войну именно он был основной транспортной машиной. Делали их у нас по американской лицензии. На Западе же этот самолет знают как Си-47.

С этой машины нам и пришлось десантироваться. Приземлились довольно удачно. Во всяком случае, рассеяло нас не очень сильно – собрались уже минут через сорок. Вскоре вышли в условленную точку и встретились с советским воинским подразделением. В отличие от нас, оно действовало в Словакии под видом партизанского отряда, и военную форму, естественно, его бойцы не носили.

Сразу же вышли на связь с Москвой. Генеральный штаб приказал нам войти в оперативную связь с остальными группами, заброшенными в Словакию, и регулярно информировать об обстановке.

По тем временам мы имели очень мощную радиостанцию. В разобранном виде она весила около ста килограммов, не считая источников питания. Когда прыгали с парашютом, мы этот вес распределили на всех. Обычно в фильмах о разведчиках, работающих в тылу врага, показывают портативные радиостанции. В действительности было не всегда так. Все зависит от тех задач, которые решает группа.

Две недели передвигались мы по Карпатскому хребту, поддерживая связь с Москвой. За это время нашим отрядам удалось захватить несколько площадок в долине и принять 30–40 самолетов.

Передовые подразделения несколько раз вступали в соприкосновение с противником, но нам участвовать в таких боях не пришлось. Наша радиостанция была центральной и охранялась хорошо. Мы должны были оставаться в Словакии до прорыва наших частей, но обстановка изменилась. Вся территория, занятая повстанцами, была взята в двойное кольцо окружения, и поступил приказ основным частям прорываться с боями, а командование словаков вывозить самолетами. Нашу группу забрала одна из последних машин. К тому времени немецкие части уже захватили весь плацдарм.

Мы сели южнее Львова и оказались в городе позднее наших товарищей, прикомандированных с радиостанцией к словацкому подразделению. Прорываясь к нашим частям, они уничтожили и тяжелое вооружение, и радиостанцию.

Участвовать в бою, рассказывали, им пришлось всего лишь раз, когда вырывались из окружения. По-настоящему же немцы на том участке кольцо еще не успели замкнуть, чем и воспользовался отряд. Своим спасением наши товарищи были обязаны осведомителям, находившимся в немецких частях.

Вернувшись из-за линии фронта, мы получили две недели отдыха, которые и позволили нам поездить по Западной Украине. Именно там я впервые узнал, что такое повстанческое движение в нашем тылу…

Жестокость порождала жестокость. Помню, как один из отрядов националистов штурмовал погранзаставу, где были задержаны их люди. Когда советское подразделение прибыло на выручку, спасать уже было некого – весь личный состав был вырезан. Я впервые видел такое.

Когда в бою убивают врага, это понятно. Но когда захваченных солдат привязывают к деревьям и сжигают… Словом, мы были потрясены.

В те дни я столкнулся и с жестокостью с другой стороны. Наши части окружили отряд повстанцев, или, как тогда говорили, банду националистов. Предложили сдаться. Окруженные отказались. Тогда в этот район были переброшены три артиллерийских полка. Мой товарищ, участвовавший потом в прочесывании местности, рассказывал мне, что после обстрела в живых никого не осталось. Было это в районе Мостиска. Позднее я узнал, что генералы Конев и Петров выделили до десятка артиллерийских полков для очистки тыла, как они говорили. «Очищали» территорию именно таким образом… Даже пограничники, которым была поручена безопасность тыла, не скрывали возмущения: «Это же бесчеловечно. Против горстки людей проводить почти фронтовую операцию!».

Справедливости ради замечу, что потери наши части тоже несли большие. Сплошь и рядом убивали офицеров, нарушали коммуникации. Когда фронт ушел на запад, для борьбы с повстанцами стали применять другие методы. Скажем, переодевали наших солдат и выдавали такие подразделения за отряды бандеровцев. Сегодня это широко известно.

Примириться со всем этим было трудно. Мы судили немецких генералов и офицеров за то, что они боролись с партизанами, а наши же армейские части использовали те же методы, подчас в еще более зверском виде. Сжигались ведь целые села.

Очень сильное впечатление произвели на меня захваченные повстанцы. Многие из них были мои ровесники. Грамотные, убежденные в своей правоте молодые люди. Нередко среди них встречались студенты.