Настенька (СИ) - Элина Лунева

отставать, и мне приходилось практически бежать рядом. Не выдержав, он подхватил меня на руки и побежал быстрее, пока шум праздника совершенно не стих за нашими спинами.

Глава 29

Его горячее дыхание обжигало мне кожу, а тепло рук согревало тело через грубую ткань белой рубахи. Голова кружилась от запаха тела мужчины, что так бережно прижимал меня к себе. И я чувствовала, как сильно билось его сердце в этой крепкой широкой груди.

— Даня, — ласково прошептала я, и мужчина остановился.

Тяжело дыша, он опустил меня на прохладную траву, и склонился надо мной, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Даня, — снова прошептала я и прижала свои маленькие ладошки к его щекам. Затем они скользнули на шею парня, притягивая его ближе.

Наши губы встретились, и я услышала сквозь поцелуй сдавленный стон Данилы. Обхватив моё лицо ладонями, он принялся яростно целовать мои щеки, глаза, лоб и губы, что-то бормоча при этом невразумительное.

— Данечка, хороший мой, — только и успевала я отвечать на его поцелуи, зарываясь пальчиками в густые пряди его волос.

Это продолжалось долго, очень долго. Он, то яростно атаковал мои губы, неумело вторгаясь в мой рот языком, то внезапно прекращал, словно устыдившись своего безудержного напора, а затем вновь ласково покрывал быстрыми поцелуями всё моё лицо.

Как же было хорошо! Даже не описать словами. Чувствовать, как этот могучий и крепкий мужчина, весь дрожал от желания, как неловко стискивал моё тело сквозь тонкую ткань моего длинного балахона, как рвано дышал и хватал ртом воздух каждый раз, когда отрывался от моих губ, а потом снова впивался в них, словно в последний раз.

Его рука нетерпеливо легла на моё бедро и спустилась ниже к колену. А затем, потянув за край моей рубахи, его горячая ладонь коснулась моей голой ноги. Лодыжка, колено, бедро…

Стон вырвался из моей груди, тело горело от его прикосновений и жаждало большего. Его всего и целиком. Со мной. Для меня. Во мне.

Его же желание ощущалось довольно отчетливо, и уже давно упиралось в моё бедро. И только непонятно каким чудом парень ещё держался и не срывал с нас обоих одежду.

— Мммм, — тихо простонала я, чувствуя горячую руку Данилы на внутренней стороне своего бедра, и потянула за край его пояса, развязывая его.

Мне не терпелось почувствовать его влажную кожу под своими ладонями, огладить его голую грудь.

Но рука парня неожиданно замерла, так и не достигнув цели, а я же разочарованно выдохнула.

— Постой, — прозвучала его, то ли просьба, то ли мольба.

Он чуть отстранился от меня и посмотрел на светлеющее небо. Ночь заканчивалась, наступало утро.

— У нас с тобой всё будет по правильному, по-людски, — проговорил он, оправляя край моей задранной рубахи.

Данила встал и протянул мне руку.

— Пойдем.

Он поднял с травы наши венки и, чуть замешкавшись, передал мне мой, свой же надевать не торопился.

— Ты примешь мой венок? — тихо спросил Даня, подавляя смущение и пытливо всматриваясь в моё лицо.

— Конечно, — так же тихо ответила я.

— Тогда пойдем, встретим приход Ярила вместе, — вновь протянул он мне свою руку.

Народ потихоньку возвращался на поляну. Кто-то держался за руки со своей обретенной парой, а кто-то так и стоял в одиночестве. Все молчали и лишь внимательно смотрели, как первые лучи солнца окрашивают верхушки деревьев и крыши домов.

— Явись Ярило! — прокричал кто-то.

— Явись Ярило! — подхватили и другие голоса.

Кто-то из парней запел громкую песню, к его голосу присоединились и другие. И самое интересное, что пели только мужчины, девушки и женщины абсолютно все молчали.

Я вздрогнула от неожиданности, когда и Данила присоединился к этой странной длинной песне, и стала прислушиваться к звучавшим словам более внимательно.

Мужчины воспевали хвалебную песнь солнцу, радуясь приходу лета. Они просили Ярило прогреть и просушить землю, чтобы предстоящая пахота была легкой, посевы крепкими, а урожай обильным. Еще мужчины просили Ярило подарить им мужскую силу, чтобы их дом всегда был полон здоровыми и крепкими сыновьями.

На этих словах Данила тихонечко сжал мою ладонь, что так и находилась в его руке, а я же смущенно потупилась, осознавая, о чем только что попросил мой возлюбленный.

Как только нестройных хор мужских голосов умолк, на середину поляны вышел молодой парень, держа за руку юную девушку, которая на первый взгляд казалась не старше меня самой, если не младше. Молодые люди сняли со своих голов венки и прилюдно обменялись ими, вновь надевая друг другу на голову. Затем они церемонно поклонились до земли всем присутствующим, четырежды меняя направление, и под одобрительный гул голосов покинули поляну, счастливо улыбаясь.

После этой пары была вторая, третья. Я с заинтересованным видом наблюдала, как очередной парень с радостной улыбкой снял с головы своей избранницы уже чуть подвявший венок, а его девушка стыдливо залилась румянцем.

— Пойдём, — услышала я решительный голос Данилы, когда очередная парочка покинула полянку.

Мужчина вывел меня на её середину и серьёзно посмотрел мне в глаза:

— Не передумала? — тихо поинтересовался он, снимая со своей головы венок.

Я же вместо ответа поднялась на цыпочки и, уверенно обхватив его шею своими ручками, заставила наклониться ниже, чтобы водрузить на его голову свой собственный венок.

— Хм, — смущенно хмыкнул Данила, когда и его венок опустился на мои волосы.

Поклонившись четырежды, как делали это предыдущие пары, и взявшись за руки, мы удалились прочь, под странный гул толпы, в котором слышались радостные крики моих подруг, а также истеричные вопли Любаши, которая теперь щедро сыпала проклятиями в мой адрес.

— Вот теперь всё так, как следует быть, — прошептал мне Данила, прижимая меня к двери моего дома, и страстно целуя.

— Может зайдешь? — растерянно проговорила я, когда поняла, что он собирается уходить.

— Лучше не стоит, — почесал он затылок, смущенно улыбаясь, — Боюсь с собой не совладать.

— Так мы же вроде бы теперь помолвлены? Разве нет? — вопросительно посмотрела я на него.

— Всё так, — кивнул теперь уже мой жених, и от этой мысли мне стало очень тепло на душе, — Но до венчания ещё далече.

— А? — непонимающе нахмурилась я.

— Нехорошо будет, ежели ты тяжёлая к алтарю пойдёшь, — пояснил он и смутился, отводя взгляд.

— Тяжёлая? — снова непонимающе переспросила я.

Данила вздохнул.

— Эх, мала ты ещё совсем, не знаешь ничего, — сокрушенно покачал он головой, проведя своей шершавой ладонью по моей щеке, — Была бы твоя мать жива, рассказала бы, поведала что к чему.

Конечно же я понимала о чём он. Я помнила из старых советских