Большая книга ужасов 31 - Роман Янкин

Застонав, схватила футляр и, от нетерпения царапая ногтями черный бархатистый картон, с ненавистью рванула крышку вверх. Шелковая тесьма, соединяющая половинки футляра, с треском лопнула, и карандаши посыпались на стол. Я с досадой взглянула на так некстати сломанный в порыве гнева ноготь и, хватая один за другим рассыпавшиеся инструменты, принялась с усилием переламывать их пополам. Карандаши недовольно хрустели и оскаливались в месте надлома острыми, напоминающими зубы разъяренного хищника щепками. Когда на столе оказалось двенадцать обломков, я сгребла их в пластиковый пакет, сверху бросила искореженную коробку и швырнула все это под дверь, чтобы по пути в школу отправить то, что осталось от карандашей, в контейнер для мусора. Между тем телефон не умолкал. Я выскочила из комнаты, схватила мобильник и, поспешно поднеся к уху, услышала напряженный голос Антона:

– Ты куда подевалась? У тебя все в порядке? – спросил он, и в его голосе я услышала с трудом сдерживаемую тревогу.

– Да… Наверное… – пробормотала я в ответ. – А ты где?

– В классе! Где же еще я могу в это время быть? – удивился Антон.

– Ух ты! – Я в панике посмотрела на часы. – Уже бегу! Скоро увидимся…

– Жду! – бросил Антон. – Между прочим, до начала урока меньше пяти минут осталось!

Выскочив из подъезда и на бегу закинув пакет с карандашными обломками в один из мусорных баков, я помчалась в лицей, просто сгорая от нетерпения встретиться с Антоном и Луизой, поделиться с ними тем, что со мной произошло, и как можно быстрее обсудить план дальнейших действий.

Увы, сразу осуществить намеченное мне не удалось, потому что урок уже был в разгаре, и мне ничего не оставалось, как, состряпав крайне виноватую физиономию, извиниться и тихонько занять свое место.

Взглянув на явно удивленных моим опозданием двойняшек, я молча кивнула им и, с прилежным видом открыв учебник, уставилась на учительницу литературы, которая увлеченно рассказывала о замысле создания Гоголем пьесы «Ревизор».

– Скажите, а «Вий» входит в учебную программу? – неожиданно прозвучал голос откуда-то сзади.

– «Вий»? – переспросила учительница. – Нет, не входит.

– Жаль! Классный ужастик!

Я обернулась и посмотрела на задавшего вопрос упитанного мальчишку, которого, видимо, не особенно интересовала пьеса из жизни обитателей провинциального городка позапрошлого века.

– А ты читал это произведение? – с любопытством спросила учительница.

– Не, только кино смотрел! Там монстр вообще офигенный, – сообщил выбравшийся из-за стола толстяк и, закрыв глаза, растопырил ладони с пухлыми, похожими на сосиски пальцами. – Подымите мне веки: не вижу!

– Попробуй прочесть, – посоветовала ему учительница. – Только сразу приготовься к тому, что это не просто ужастик, а серьезное произведение о встрече со злом. И, между прочим, сам Гоголь ушел из жизни рано и трагично. Как сказал один литературный критик, «не сумев выдержать колдовских чар и виева взгляда»…

– Да, похоже, не все могут выдержать этот самый виев взгляд, – пробормотал потрясенный Антон после того, как на перемене, отозвав двойняшек в укромный уголок, я, постоянно сбиваясь и чуть ли не заикаясь от волнения, поведала им о своем загадочном сновидении и о том, с какой страшной силой вдруг начали притягивать меня к себе сегодня утром эти зловещие карандаши.

– И что с нами теперь будет? – наконец выдавила из себя не на шутку перепуганная Луиза. – Представляешь, мне сегодня такой ужасный сон приснился: мы втроем едем в том самом автомобиле, который тогда рисовал Антон, и на страшной скорости со всего размаху врезаемся в стену…

– Это все из-за меня! – жалобно всхлипнула я. – Если бы я не предложила вам эти карандаши…

– Ерунда! – оборвал меня Антон. – При чем тут ты? Просто так получилось… Знаешь ведь, как говорят: в нужное время оказаться в нужном месте… Так вот у нас просто получилось наоборот. И не у нас одних!

– В каком смысле? – насторожилась я.

– Представляешь, я на сайт со статистикой для служебного пользования нелегально смог попасть… Короче, у нас в городе с апреля по сентябрь среди бесследно пропавших или покончивших жизнь самоубийством оказалось несколько художников!

– Ну и что? – неуверенно возразила Луиза. – Может быть, они страдали от творческих мук, вот и…

– Может быть, – с иронией произнес Антон. – Только перед тем, как исчезнуть, они запросто могли и в каком-нибудь подозрительном магазинчике побывать, и карандашиками или, например, кисточками немножко поработать… Поэтому нам надо искать этот самый ключ! И чем быстрее, тем лучше.

– Ты думаешь, что мы так легко сможем его найти? – подавленно проговорила Луиза, и на глаза у нее навернулись слезы. – Почему же тогда до сих пор никто его не нашел?

– По-моему, нам уже давно пора поговорить с Ариной Родионовной, – высказалась я. – И не во сне, а наяву.

– Не получится, – остудила мой пыл Луиза. – Она, как мы уже выяснили, сегодня не работает.

– Как это не работает? – вскинулась я.

– Очень просто, – взглянул на меня Антон. – Может же быть у человека выходной… Придется нам самим к ней в гости ехать! Все равно без нее мы ничего не найдем. Рада права. Одно дело – разговаривать с кем-то во сне, и совсем другое – пообщаться по-человечески! Ты ее адрес правильно запомнила?

– Не беспокойся! На зрительную память не жалуюсь, – ответила я.

– Значит, решено! – подвел итог Антон. – Отправляемся сразу после уроков.

– Может быть, хотя бы с последнего урока сорвемся? – вопросительно взглянула на него Луиза.

– А что там у нас по расписанию? – уточнил Антон.

– Рисунок! – вздохнула я, на всякий случай заглянув в дневник.

– Нет, рисунок пропускать точно не стоит. Ладно, уж как-нибудь до конца досидим, – рассудительно заметил Антон, и мы поплелись в класс, где нам предстояло провести еще целых четыре урока.

Время тянулось катастрофически медленно, и когда на занятии по рисунку нам было дано задание изобразить стоящий на куске синей ткани узкогорлый сосуд из светлой глины с напоминающими оттопыренные уши симметричными ручками, да еще и обратить при этом особое внимание на проработку полутонов, это не вызвало у меня абсолютно никакого энтузиазма. Сердечко карандаша постоянно ломалось, ластик оставлял на бумаге грязные полосы… А тут еще в голову закралась не на шутку испугавшая меня мысль о том, как было бы здорово, если бы сейчас у меня в руках оказались те самые карандаши! Опять началось! В висках застучало, ладони мгновенно вспотели, и мне стало совсем уж не до проработки каких-то там полутонов. Поэтому, едва услышав звонок, я с огромным облегчением опустила на учительский стол свой полуфабрикат, не претендующий на оценку, превышающую три балла.