Очертание тьмы - Сергей Малицкий

– Вот, – вел судью уже по лестнице Нэмхэйд. – Вот. Сюда. Сюда. Не обессудьте за крутизну ступеней и узость ходов. Однако крепость – это крепость, а не дворец. Отсюда и неудобство. Но ничего страшного. Зато смотрите, какое угощение! Вот сюда, садитесь. Ешьте, пейте. Как только появится герцог, тут же все и разрешим. Все вопросы. Все вопросы. Без исключения.

Нэмхэйд уже ушел, а его голос словно продолжал разноситься под темными сводами. И как будто легкий звон остался в голове. Все-таки старость давала о себе знать. И сердце покалывало. Клокс огляделся. Непостижимым образом он уже сидел на мягкой скамье, перед которой стоял заставленный яствами низенький столик. Чуть дальше высилось резное кресло, более всего напоминающее трон, но больше в сумрачном, не слишком хорошо освещенном падающими через узкие окна лучами света помещении ничего не было. Кое-где висели снокские круглые щиты, в дальнем углу в просмоленной бочке торчали алебарды, и все. Только две двери темнели в противоположных углах – слева, через которую Нэмхэйд завел Клокса, и справа. Между ними сияли осенним солнцем три высоких и узких окна, а за спиной… Клокс оглянулся. За спиной ничего не было, кроме деревянного щита, прибитого к стене, на котором углем было начерчено что-то вроде огромного колеса.

«Мишень, – пригляделся к зарубкам в дереве Клокс. – Просто мишень. Забавляются вельможи. Святотатствуют, но забавляются. Шалят».

Судья криво усмехнулся, подумал, что описание этой забавы непременно нужно вставить в отчет об умерщвлении дракона в Граброке: конечно, если повезет с этим самым умерщвлением; и принялся за еду. Следовало отдать должное Нэмхэйду, вино и в самом деле было отличным, а уж о похрустывающих на зубах сладостях и вовсе можно было только мечтать. А сыр… Он таял на языке. Мясо было нежным и сочным, как будто его начали запекать, не дав барашку остыть. Нет, есть прелести и в нелегкой доле судьи, определенно есть.

Клокс ел, пил, снова ел и понемногу успокаивался. Вот уже сердце начало стучать ровно. И звон в голове обратился тонким гудением, которое не беспокоило, а скорее успокаивало. В самую пору закрыть глаза, замереть недвижно и вспомнить что-нибудь. О чем они говорили с Брайдемом, когда Клокс прибыл в Стебли? Ну точно, первым делом Клокс, как обычно, поругался на поганые стеблевские пределы, ведь и первого не пройдешь, сколько раз пытался, и столько раз уползал с опаленной рожей. Вот ведь взять того же Бейда, попечителя приюта от Священного Двора Вседержателя и мастера поучений по истории и хронологии, ведь истинный мерзавец! И выглядит как мерзавец – волосы жирные, губы рыхлые, глаза навыкате, и по сути мерзавец! Мало ли о нем ходило слухов при Священном Дворе, не потому ли его и в Стебли отправили, чтобы не видеть и не слышать? И вот же, как-то прошел все пределы и оказался внутри. Чем он, судья Клокс, хуже? Ладно, Дойтен, этот гуляка даже и не пытался пройти, всякую возможность использует, чтобы пожрать, нажраться или отоспаться, и теперь оглашает спальную комнату храпом, но он, судья, в самом деле хотел познакомиться с Приютом Окаянных! Чем он хуже Бейда?

– Ничем, – отвечал Брайдем, который сидел в домике у начала дороги к Стеблям с бутылью одисского напротив Клокса. – Только ведь Бейд не проходил ни одного предела.

– Как же он оказался там? – недоуменно поднял брови Клокс.

– Просто, – пожал плечами Брайдем. – Его заносили.

– Кто заносил? – не понял Клокс.

– По-разному, – вздохнул Брайдем. – Когда я, когда Гантанас, когда Роут. Бейд бы не прошел ни одного предела. Всякий раз, как ему нужно обернуться в Тимпал или обратно, он напивается до беспамятства, и таким мы его выносим или заносим. Колдовство ведь действует на мозги. Если мозги не работают, нет и колдовства. Все напасти на всех пределах происходят из собственной головы того, кто пределы преодолевает. И если напасти велики, значит, и соискатель велик. Не говоря ничего о его приверженности добру или злу. Так что главное, добраться до Стеблей, а уж там все без колдовства. Знаешь, как разрушили эту крепость? Ну, уже после того, как ее обитатели погибли? Привязали к быкам нескольких воинов и пустили волков. Быки понеслись вверх по дороге. Двое домчались доверху. Остальные попа́дали в пропасть. Из двоих привязанных в себя пришел один, второй спекся. Этот один сумел развязаться и спалить крепость. Все деревянное сжег. А вот уйти оттуда не смог. Так и подох потом. Мы нашли здесь его скелет.

– Вот как, – пробормотал Клокс. – А что этот ваш… следовед, Юайс, которого ты мне в защитники жалуешь, почему он не носит Бейда? Брезгует?

– Нет, – мотнул головой Брайдем. – Он не брезгует, но он предупредил, что если Бейд попадет ему в руки, он обязательно споткнется и уронит его с моста. Нечаянно. И ты знаешь, я ему верю. Я сам с трудом удерживаюсь.

– Так зачем он вам там? – удивился Клокс.

– Нужен, – прошептал Брайдем. – Как учить детей, не показывая им мерзости? Как закалить их души, не погружая их на минуты в дерьмо? Но здесь он не поэтому. Он ведь был там со мной, Клокс. Ты не знаешь, но…

– Так вторым был Бейд? – почти онемел Клокс. – Расскажи мне!

– Зачем тебе? – неохотно наполнил кубки Брайдем.

– Расскажи, – попросил Клокс. – Я ведь тоже хлебнул кое-чего и тоже пятнадцать лет назад. Я имею право знать. Меня о каждой секунде моего бытия в Гаре расспросили храмовые старатели. Расскажи!

– Хорошо, – пробормотал Брайдем. – Ты ведь знаешь, я был сэгатом не для службы, а для охраны Аты. Ходил с мечом под сутаной и с сотней охранных заклинаний в голове. На всякий случай. Нас таких было двенадцать человек. Сейчас сколько – не знаю. Но если окажешься на празднестве, имей в виду: те сэгаты, что стоят рядом с Атой, но не служат, они – его охрана.

– Охрана не помогла… – прошептал Клокс.

– Никто бы не помог, – вздохнул Брайдем. – Даже если бы мы были готовы. Но тогда… Когда в зал вошел истерзанный, не похожий сам на себя Эгрич, словно что-то изменилось. Какой-то звон зазвучал у меня в голове. Сердце забилось. Руки и ноги показались набитыми паклей. Я стоял и смотрел на все, как кукла. А Эгрич… Он крикнул, что Олс явился. И тут же изменился сам. Изменил лицо, фигуру. Стал другим. Страшным. Потом начал убивать. Стражников, Ату, сэгатов. Я как-то сумел вытащить меч и даже подставил его под удар этого демона, но меня снесло вместе с моим мечом. Он просто ткнул меня в бедро и махнул рукой, и я до сих пор удивляюсь, как мне не выворотило шею от удара его кулака. Я отлетел шагов на десять! Но сознания не потерял. Звон все еще стоял в моей голове, но я слышал каждое его слово. Когда почти все были мертвы, демон остановился. Отбросил меч, который был для него словно ножичек для чистки яблок. И улыбнулся. Я не видел страшнее улыбки. Потом он облизал губы, облизал руки. Он был весь в крови. И сказал: «Много крови. Как можно больше крови. Ничто так не утоляет жажду, как чужая кровь. Ничто не дает столько силы, как радость от чужого бессилия. Легкость. Ясность. Чистота. Нужна кровь. И тот, кто не может отворить чужую, захлебнется в собственной. Я оставил двоих в живых не из милости. Милости нет. Свидетельствуйте. Олс вернулся. Пусть все знают. Пусть набивают свои потроха ужасом, тому есть причина. Олс вернулся, вернутся и прочие. Конечно, кроме вашего колесного истукана». Сказал – и исчез.