Путь - Андрей Александрович Халиас

охотника, который не могли контролировать, это было дано им от природы, и в этом не было их вины, да и насилие претило мне. Без крайней необходимости я не хотел отвечать агрессией даже на агрессию.

Несколько раз мне приходилось бросать тяжелую бутылку с водой в сторону собаки (я носил с собой полуторалитровые бутылки – в жару мне нужно было много воды), но я ни разу не попал. Во-первых потому, что бросал мимо, чтобы лишь напугать, во-вторых, я в принципе был не очень метким и не попал бы даже, если бы целился.

В моей руке была бутылка, потенциальное оружие, и я услышал, как собака на секунду остановилась – ставки для нее повысились. Но затем она продолжила движение – все-таки приняла решение атаковать. Тогда я, не дожидаясь нападения, резко развернулся и замахнулся со всей силы бутылкой в сторону собаки. Та опешила, а я, не давая собаке прийти в себя, бросился бежать прямо на нее. Зверь неловко и смешно развернулся и начал драпать прочь. Дело было сделано. Старик сзади меня хмыкнул с усмешкой – он уж решил, что сам справиться я не смогу, и был готов отогнать собаку сам, так что я его даже немного удивил своим напором.

Пес испугался, убежал, его план провалился, но он решил не оставлять свое дело, и залаял что есть мочи. Лай был оглушительным. Зверь отбежал от меня метров на двадцать, догонять его смысла не было – он быстрее меня и так и будет от меня отбегать и лаять до бесконечности, оставалось только терпеть.

Собаки в соседних дворах услышали лай и начали тоже лаять – мои барабанные перепонки в ушах были готовы лопнуть от оглушительного шума. Я продолжил идти вперед – менять свои планы из-за трусливых дворовых псов я не собирался. Я увидел, как несколько собак вылезли из дыр в заборах, и пригрозил им своей тяжелой бутылкой с водой. Звери осунулись и попятились, нападать они не решились, но лаять продолжили.

Сопровождаемый бесконечной какофонией собачьего лая, я дошел до конца деревни. Заняло это минут пятнадцать, но эти пятнадцать минут показались мне вечностью. Я вышел на грунтовую дорогу, которая начиналась у дальнего края деревни, и лай наконец прекратился – наверное я покинул территорию, которую местная собачья стая считала своей вотчиной, и они успокоились.

Голова гудела от бесконечного лая, и я чувствовал усталость. Я огляделся. У крайнего дома на лавочке сидела старушка и смотрела куда-то в сторону, не обращая внимания на меня. На другой стороне дороги стоял храм – хорошее место, чтобы отдохнуть и перевести дух.

У входа в храм была огромная лужа, через которую был проложен самодельный мост. Я прошел по мосту, хлипкому и неустойчивому, и зашел внутрь. Внутри было спокойствие и безмятежность. Людей во дворе не было, лишь в сотне метров от меня какая-то девушка обрезала кусты.

Я обошел территорию храма и увидел большую пустую беседку, в которой можно было полежать на полу и отдохнуть. В стороне от беседки, на деревьях, висел гамак, рядом с ним стоял тук-тук. Водитель тук-тука лежал в гамаке, а из его машины лилась негромкая местная музыка. Я снял обувь и лег на пол беседки с самого края.

Ноги мои были все в грязи – пыль от песчаной дороги в деревне смешалась с по́том и оставила на ногах грязные следы. Посмотрев на ноги, я убрал их с пола и вытянул в сторону, чтобы они его не касались – слишком грязные.

Я заметил в отдалении старого монаха, он стоял в сторонке, наблюдал за мной и улыбался. Его заинтересовало, кто я такой, что делаю и почему мои ноги в пыли и грязи. Он подошел ко мне, искренне улыбнулся, и по краям его глаз появились задорные морщинки.

Он начал что-то у меня спрашивать, но на местном языке, который я не понимал. Я показал ему, что не понимаю, но это его не остановило. Монах все продолжал меня расспрашивать, улыбаясь, но я только лишь пожимал плечами в ответ, не имея ни малейшего понятия, что он хотел узнать. Наконец, он прекратил попытки поговорить со мной, показал руками что-то, что я воспринял как “располагайся поудобнее”, и покинул меня. Я полежал еще полчаса, моя голова постепенно перестала дребезжать, и я пришел в себя.

Я решил возвращаться в город, но другой дорогой, – моя голова не выдержит еще одной прогулки по деревне под хор собачьих голосов. Я вышел обратно на грунтовую дорогу, добрался до центрального шоссе и пошел обратно – к своему отелю.

По краям шоссе были вырыты траншеи в метр глубиной – дорога была новая, но узкая, и ее строили в несколько этапов – сначала проложили по одной полосе в каждую сторону, а потом постепенно добавляли новые. Неплохая идея, но мне от этого было не легче – идти по краю дороги было невозможно, и мне пришлось идти по рабочей полосе, по которой нескончаемым потоком проезжали машины.

В конце концов я добрался до города. Солнце уже заходило, и местные жители, днем прятавшиеся в тени от зноя, начали выходить на улицы. Днем хоть какое-то движение в городе было лишь в том месте, где останавливались автобусы, но теперь жизнь в нем бурлила – тут и там, и особенно в центральной части поселения, стояли тележки-кухни с уличной едой, и вокруг них собирались люди. Я нашел крохотную площадь недалеко от строящейся набережной – видимо, это была главная площадь города. На ней был небольшой ночной рынок с местной едой. Я купил себе несколько порций традиционного барбекю – это была моя любимая еда в стране, и я покупал это блюдо каждый раз, когда его видел.

На площади располагалась небольшая детская площадка, по ней носились дети, а их родители стояли в сторонке и общались друг с другом – приятная вечерняя обстановка. Я погулял немного по округе, а затем пошел к себе в комнату – там, на балконе, наслаждаясь вкуснейшим барбекю и глядя на вечерний город, я и провел остаток вечера.

У меня оставался еще один день в городе в запасе, и я решил немного отдохнуть – не ходить на большие расстояния, а набраться сил перед дальнейшими поездками.

Следующий переезд мог оказаться сложным – мне предстояло ехать транзитом через столицу страны, и там нужно было менять автобусы – прямого сообщения между нужными мне городами не существовало. По пути могли возникнуть трудности и задержки, поэтому