Сражения Космического Десанта - Стив Паркер

К нему подошел Аланий:

— Похоже, ты был прав. Мы в ловушке, брат Новадесантник, — сказал он. По его ноге стекала черная кровь генокрада, а голос был хриплым, жестоким и самоуверенным. — Что ты предлагаешь делать дальше?

Глава 7

Цедис

Магистр ордена Цедис работал в своих покоях, обнаженный по пояс. Он был лишь в кроваво-красных шароварах и мягких черных ботинках, а с пояса свисал черный табард. Все Кровопийцы одевались так, когда не были облачены в доспехи. На боевой барже было жарко, так предпочитал орден. Такой же жар, как в вулканических залах Сан Гвисиги, такой же, какой исходит от свежей крови. Существа-киборги, летающие под потолком комнаты, источали благовония. Играла тихая музыка, сочиненная давно умершим братом.

На подставке перед Цедисом стояла незавершенная стеклянная панель в два метра высотой. Она была установлена не совсем прямо, а под легким наклоном. Большая часть стекла была на месте, филигранная основа скреплена и стянута, чтобы она не просела и не треснула, когда Цедис добавляет новые цветные стеклышки.

Комната магистра была полна его работ. Здесь были статуи героев прошлого, полотна, изображающие великие победы, изысканная резная мебель и многое другое, сделанное руками Цедиса за столетия. Искусство было облегчением для души, оно отвлекало от пылающего зуда «жажды». Какая ирония, подумал Цедис, что это лекарство становится все менее эффективным с тех пор, как он начал работать над произведением, прославляющим Холоса, брата, который подарил Кровопийцам некоторую толику спокойствия и спас их от вечного проклятия.

На стеклянной картине Холос восходил на гору Калиций. Святой герой отправился туда, следуя за сном, ослушавшись воли совета ордена, чтобы достичь своей цели. Перед Цедисом стояло пятое окно из семи, запланированных в серии, изображающей легенду о Холосе. Цедис уже завершил ранние части истории — сон Холоса, секретный совет реклюзиарха Шанандара, начало восхождения, битва Холоса с Лотаном, повелителем асторгай.

Пятое окно изображало Холоса, который достиг вершины. Из-за нападений асторгай, живущих в горных ущельях, его броня была повреждена настолько, что ее дух и поддерживающие системы погибли и доспех стал непосильной ношей. Холос выбросил все части брони, от которых мог избавиться. Его рука безвольно висела, а оружие было потеряно. Но оставалась его воля.

Когда умирающий Холос лежал на вершине Калиция, ему явилась крылатая фигура, исцелившая его на грани смерти и открывшая секрет, который позволит Кровопийцам сдерживать «жажду». Если они осмелятся.

И Холос осмелился.

Недели спустя брат Холос вернулся в крепость-монастырь на Сан Гвисиге, к тому времени его уже давно считали мертвым. Празднование возвращения героя обернулось скандалом, когда он рассказал о том, что ему открылось. Предложение крылатой фигуры практически разорвало орден надвое, но то были отчаянные дни. В то время все больше боевых братьев поддавались «черной ярости» с каждым годом, а «жажда» беспрестанно мучила их. Были предприняты всевозможные меры, чтобы облегчить ее. Но все они оказались безуспешными.

Изображения этих двух событий — Возвращение Холоса и Раскол крови — должны были завершить серию панелей, которые окружат витраж Триумфатора Холоса, главенствующий над всем реклюзиамом крепости-монастыря на Сан Гвисиге.

Решение, ритуал и образ жизни, которые Холос принес с вершины вулкана, сработали. С того времени Кровопийцы познали самообладание, о котором остальные наследники Кровавых Ангелов могли лишь мечтать.

Ритуал Холоса. Величайший секрет и величайшая сила Кровопийц. Без него орден опустился бы до дикости, а затем сгинул. С ним же боевые братья оставались непоколебимыми защитниками Империума. Впрочем, у этого была своя цена.

— Воздайте должное крови, — пробормотал Цедис. Он повторял катехизис Холоса, пристально рассматривая вытянутую руку героя. Отречься от крови — значит отречься от жизни, отречься от жизни — значит отречься от долга. Отречься от долга — значит предать Императора. Предательство хуже проклятия. У службы есть своя цена, и мы с готовностью платим ее.

Самого Холоса на панели Цедис уже изобразил, но в витраже оставался пробел, левый верхний угол был недоделан. Явившаяся Холосу таинственная крылатая фигура, которую магистр задумывал сделать центром композиции, отсутствовала полностью. Цедис уже много лет работал над серией. Все это время у него в голове был образ, в котором он изобразит крылатого ангела, но этот образ ускользал всегда, как только магистр подступал к его воплощению. Как Цедис ни старался, лицо, которое он хотел показать, оставалось в его воображении лишь до того момента, как он пытался воплотить его. В такие моменты оно менялось или постепенно совсем исчезало, терзая магистра своим непостоянством.

Цедис протер глаза тыльной стороной ладони. Теперь в его сердцах поселился страх, что он никогда не закончит эту панель, а весь цикл и подавно. Он неуклюже держал инструменты. Когда он пытался разрезать стекло на столе, оно в половине случаев ломалось, и Цедис вновь отправлялся к стеклоплавильне, чтобы изготовить новое. Тело магистра тряслось. Гнев всегда бурлил на поверхности его мыслей. И никогда, ни на мгновение, он не был свободен от «жажды». Горячей, сухой, опаляющей горло.

Он вспомнил о Катрии, последнем мире, который они освободили от заражения генокрадами. В оскверненном санктуме этого мира эпистолярий Гвиниан смог вырвать из разумов молодняка генокрадов психический след роя. Так они и выследили скиталец.

Первые знаки появились вскоре после приземления на планету. Темные сны, дрожь в теле. Он молился, что это пройдет, что это окажется чем-то другим, например, болезнью. Но физиология космодесантника не давала ему легко заболеть, и Цедис с самого начала знал, что он поддается Проклятию отпрысков. Даже после ритуала он не чувствовал контроля над собой. Особенно он ослабевал во время сражения, и магистру так и не удавалось до конца вернуть его.

Он подумал о семи солдатах с Катрии, которых пришлось принести в жертву. Их смерти печалили Цедиса, и сейчас он отчего-то не мог привычно воспринимать случившееся как необходимость. Магистр чувствовал лишь ничем не смягченное отвращение.

Семь жертвоприношений. Семь панелей.

«Как это уместно…» — горько подумал он.

Цедис поднял с рабочего стола кубок и осушил его. Вино было исключительного качества, но совсем не ослабляло его жажду. Сухую кожу магистра покрывал редкий пот. Как только он закрыл глаза, то увидел толщу красной жидкости, крови, льющейся на стекло.

Цедис отбросил эти видения.

— Стол, плашмя! — хрипло произнес он. Подставка развернулась в горизонтальное положение, из пола поднялся стол, прижавшийся к стеклу. Завершающий контур был набросан на поверхности стола, но даже на нем у ангела не было лица, его очертания были грязными от постоянных стирания и перерисовки. Цедис поднял инструменты и подошел. В одной руке он держал щипцы, на концах которых был гнущийся псевдопластик, а в другой — легкий молоток с длинной бабкой.

Он вновь протер ноющие глаза тыльной стороной ладони. Император, как же они пересохли! Цедис посмотрел на стол, где лежали куски стекла, которые он нарезал заранее. Магистр выбрал один из них — часть лица пришельца, но нахмурился и положил его обратно, подняв другой, желтый, призванный изобразить часть сияющей ауры посланника, явившегося Холосу.

Он аккуратно вставил кусочек в свинцовый горбылек и загнул его растопыренные края так, чтобы прижать ими стекло. Цедис протянул руку за спину и взял подковный гвоздь из мягкой стали. Магистр установил острие гвоздя на точку, где горбылек пересекался с другим, успокоил свою дрожащую руку и аккуратно начал вбивать гвоздь в мягкий свинец. Космодесантник не мог сконцентрироваться, его разум заливали красные реки. Он заставил себя продолжать, вбивая гвозди во все соединения, прочно закрепляя стеклышки и горбыльки для последующей пайки.

Еще одно стекло, и еще. Сияние, по словам Холоса, окружавшее посланника, приобретало форму, обрамляя лицо, которое Цедис до сих пор не мог воплотить. Это занятие, требующее точности и аккуратности, совсем не похожее на войну, расслабляло. Постепенно нужда испить крови и почувствовать жажду битвы отступила, и Цедис с облегчением полностью погрузился в работу.

Кто же помог Холосу? Никто не знал этого. Кто-то говорил, что это был дух самого Сангвиния. Цедис не был уверен, что Холос вообще что-то видел. В преддверии смерти его могли посетить странные видения. Возможно, Холоса спасли лишь его собственные дары Императора. Все органы космодесантников обладали великой мощью, а их работа была покрыта тайной.

Цедис постепенно собирал витраж, стёклышко за стёклышком, каждый маленький аккуратно подготовленный фрагмент вставлялся в поперечную секцию горбыльков. Время шло, и страдания магистра отступали. Он осмелился подумать, что и «жажда», возможно, отступит, и падения во тьму не произойдет. Каким бы приверженным долгу сыном человечества он ни был, мысли о том, что его может постичь судьба древнего Эндрамиэля, ярящегося внутри саркофага дредноута, ужасали Цедиса. Что угодно, но только не это. Он поклялся себе, что погибнет в битве, если «ярость» поглотит его.