Здравствуйте, пани Катерина! Эльжуня - Ирина Ивановна Ирошникова

В нижней части — на две большие, для каждой в отдельности ладони. В верхних клеточках — оттиски пальцев. Над ними типографскими буквами наименование: даумен — большой палец. Цейгенфингер — указательный палец. Миттельфингер — средний палец. Рингфингер — безымянный. Клейнфингер — мизинец.

В каждой клетке — оттиск маленького детского пальчика…

А оттиск ладоней правой, левой — едва составляет четверть моей ладони.

Фотокопии писем со штампом: «„Полен Югендфервандлагер“ ин Лицманштадт»

«Кохана Мамусю прошу тебя почему когда я тебе письмо писал, то почему мамуся не пришла ко мне на свидание и почему посылку не принесла но теперь кохана Мамусю прошу тебя приди ко мне на свидание и еще раз прошу тебя кохана Мамусю прошу тебя не забудь приди ко мне на свидание…»

«Кохана Мамусю! В первых словах Моего письма, спрашиваю тебя почему Мамуся так долго не приезжала на свидание потому что я Огорчен и Просил бы чтобы ко мне приехала на свидание в субботу и прошу чтобы принесла мне марки почтовые мыло порошок и Мою фотографию и иголки и нитки и карандаш… И прошу тебя, чтоб принесла побольше хлеба… и две вишни… и прошу, чтобы не забыла приехать на свидание…»

А над этими вкось и вкривь разбежавшимися строчками, часто без знаков препинания, над словами, полными, видно, особого смысла для писавшего, а потому начинавшимися с больших букв, надо всем этим детским, отчаянным: «Не позабудь приди!» (как будто возможно матери — позабыть) — надо всем этим на каждом письме выштамповано четко, неумолимо: день освобождения из лагеря указан не может быть. Вопросы бесцельны. И подпись: дер Лагерлейтер (руководитель лагеря).

Каждый узник «Полен Югендфервандлагер» имел право написать домой раз в месяц. И получить одну передачу в месяц. Если не был лишен этого в наказание.

Лагерштрафен

В карте узника, кроме всех прочих, существовала еще и такая графа: «лагерштрафен» — лагерные наказания. В графу эту надзиратели заносили: провинности и наказания. Наказания — четко. Провинности как-нибудь, не имело это особого значения.

Вот одна из карт.

В графе лагерштрафен такие записи: 20/6—44 г. 10 штокштубе (ударов палкой) за кражу хлеба. Палкой — это условно. Били хлыстами, кнутами, шпицрутенами.

22/6—44 г. 10 штокштубе — за лентяйничанье во время работы.

3/8—44 г. 20 штокштубе и три дня карцера — за что — неразборчиво.

Наказания производились перед строем во время аппеля. Я видела фотографию штрафного — карного — аппеля.

На аппелевой площади выстроены ребята. Наголо остриженные, непокрытые головы втянуты в плечи — сжаться бы! Стать бы незаметней. Глаза опущены вниз. Ожидают. Напряженно и настороженно. А внизу на подтаявшем снегу колышется тень — это приближается эсэсман с листком их провинностей в руке…

Лодзинская прокуратура. Дело ДС 281/267

Выдержки из протоколов допроса свидетелей.

Ержи Скибински — рождения 1935 года (в лагерь был заключен семи лет).

«Помню случай, в то время, когда я был в госпитале, умер мальчик от истощения. До этого был наказан пребыванием в бункере, где стоял по колено в воде. Ноги его в тех местах, куда доходила вода, были совершенно зелеными».

Мария Вишневска — рождения 1927 года (в лагерь была заключена как «полнишетеррористенкиндерн»).

«Тереза Якубовська из Познани — было ей не то десять, не то одиннадцать лет, будучи голодной, украла кусочек хлеба, за что была избита и не получила еды. Ничего удивительного в том не было, что голодная, она снова украла хлеб. И снова была избита, а к тому же лишена дневного питания. Это и явилось причиной того, что Якубовська снова украла хлеб. После чего девочка была признана закоренелой воровкой. Малая Якубовська начинала дрожать при первых же звуках этого слова: злодзийка — воровка. Но все равно продолжала красть хлеб. И получила за это сто батов — ударов кнутом. Во время битья потеряла сознание. Тогда керовничка — руководительница девичьего лагеря Байерова приказала вынести ее на снег и поливать ледяной водой. В результате Якубовська умерла».

Станислав Бандровськи — рождения 1929 года.

«Припоминаю смерть мальчика по фамилии Кафарски, которому было тогда около 11 лет. Его замучил на глазах всех узников эсэсман Август за то, что Кафарски украл хлеб. Август повесил его на водосточной трубе головой вниз. И погрузил его голову в канал, куда стекали нечистоты. Мальчик умер, не приходя в сознание, в бункере, куда мы, по приказу Августа, перенесли его в бессознательном состоянии. На следующий день рано утром мы получили приказ вынести умершего из бункера. Тело его положили в бумажный мешок и погрузили на телегу, на которой оно и было вывезено с территории лагеря…»

Станислав Кристанек — рождения 1930 года.

«В лагерь привозили узников чаще всего днем. В крытых брезентом грузовиках. А увозили узников из лагеря преимущественно ночами. Куда — не знаю. Но ходили меж нами слухи, что их вывозят на уничтожение. Однажды, перед тем как должен был уйти из лагеря транспорт, я подошел к одной из машин, чтобы подать товарищу его вещи, и увидел, что на дне этой машины — кровь. И все внутри было окровавлено. Помню, что в тот день машиной этой уже вывозили узников. И теперь машины вернулись за следующей партией…»

Войцех Кнесик — рождения 1928 года.

«Множество детей умирало вследствие тяжелых условий и голода, и болезней. Видел, как выносили умерших, по нескольку детей, завернутых в одеяла…»

12 000 детей прошло через «Полен Югендфервандлагер» за два с небольшим года его существования. А дождались освобождения около тысячи. Это был лагерь уничтожения польских детей. «Малый Освенцим» — так его называют в Польше.

Силуэты некоторых «воспитательниц»

Седония Байер — руководительница лагеря девочек и малолетних детей. Помощница коменданта лагеря. По словам бывших узников, ходила всегда с хлыстом или стеком. Ее появление сеяло ужас среди детей.

Было ей в ту пору около сорока лет. Она закончила четыре класса торговой школы и до войны работала продавщицей. Однако требовала, чтобы в лагере дети называли ее «фрау доктор». Поскольку в ее ведении находилась «изба хорых», куда помещали больных детей и поскольку она, Байер, вела «амбулаторный прием».

Витковский говорит, что больные дети боялись появляться в амбулатории. Что единственным лекарством, которое она признавала, был лизол. Что в «избе хорых» Байер тоже действовала хлыстом и палкой. А к тому же еще выволакивала больных детей на снег и приказывала поливать их холодной водой… Это был ее излюбленный метод — и наказания и лечения.

Седония