Темные воды. Тайна Иерихонской розы - Дороти Иден

— Папа…

Папа снисходительно ждал ее замечания. Когда его не последовало, он сказал:

— Что такое, дорогая?

— С вами все в порядке, Амелия? Вы кажетесь бледной.

— Со мной все в полном порядке, мама. Просто этот разговор о бежавшем заключенном взволновал меня. Иногда ночью… плющ тихонько стучит в мое окно… и я почти вскрикиваю.

— Бедняжка моя, вы не должны нервничать. Я же говорю, сэр Джайлс заявляет, что теперь даже горностай не мог бы выскользнуть из этой тюрьмы.

Амелия посмотрела на отца расширенными глазами. Затем леди Арабелла, продремавшая все это время, шумно проснулась и пробормотала своим хриплым голосом:

— Фанни хорошая девушка. Она заслуживает большего, чем просто праздник.

И в конце концов показалось, что, возможно, она все это время слушала.

21

Она была в ловушке… она была птицей, мечущейся и задыхающейся в дымоходе. Та птица умерла…

Фанни, задремав в кресле у постели Нолли, резко дернулась и снова проснулась, в ее сознании безжалостно снова и снова крутились вопросы без ответов.

Огонь догорал, в комнате было почти темно. Она встала, чтобы аккуратно подложить совком еще угля. Несмотря на ее старания, Нолли вскинулась и пробормотала, как бормотала уже несколько раз в своем полузабытьи:

— Кузина Фанни! Когда Чинг Мей вернется за своими туфлями?

Вскоре уголь разгорелся, и комната немного повеселела. Нолли уже снова спала. Китайская кукла, с которой она в последнее время играла гораздо меньше, была крепко прижата к ней. Казалось, она успокаивает ее. К счастью, девочка не знала, что кукла была невольной виновницей смерти Чинг Мей. И точно так же, как она никогда, вероятно, не узнает, кто положил птицу в клетку, так же и то, кто бросил в ту ночь куклу на ее постель, оставалось тайной для Фанни.

Однако ни один из странных эпизодов, и даже испуг Нолли в роще, не казался настолько угрожающим, как сегодняшняя имитация птицы.

Или, может, Фанни испытывала это чувство просто потому, что так устала и вымоталась, и испытала такое разочарование по поводу своей отмененной поездки в Лондон. Потому что она была так одинока…

Ей не к кому было обратиться кроме Адама Марша. Следует ли ей обращаться к нему? Может ли она доверять ему? Она все еще помнила предложение из его письма к ней:

— Если у вас возникнут какие-либо сомнения…

В настоящий момент у нее было слишком много сомнений. Она не знала, имели ли они отношение к тому, на что он ссылался, однако, подчиняясь непреодолимому желанию, она на цыпочках прошла в свою комнату и достала из бюро писчую бумагу.

«… Я беспокоюсь не за себя, за детей. Кто-то намеренно пытается запугать их. Нолли уже больна. Я не могу оставить ее и поехать в Лондон. Интересно, понравится ли это нашему мучителю, этого ли он добивался? Я признаюсь сейчас, что никогда не была окончательно убеждена в том, что смерть Чинг Мей последовала из-за ее случайного столкновения с бежавшим заключенным. Думаю, что кому-либо вне семьи следует знать, что мой кузен Джордж более серьезно болен, чем это может показаться. Семьи бывают слишком заинтересованы…»

Излагая свои тревоги на бумаге, она почувствовала сильное облегчение. Она закончила письмо, размягчила воск на пламени свечи, запечатала конверт, затем опустила письмо в карман, чтобы позже решить, каким образом надежно доставить письмо Адаму. Она не могла оставить его в холле, чтобы его забрали вместе с остальной почтой. Каждый захотел бы узнать, почему она пишет Адаму Маршу.

Закончив это письмо, она начала писать письмо с извинениями мистеру Крейку. Она умоляла его написать ей и рассказать все, что он может, о ее родителях. Возможно, позже она сможет посетить его. Об отправке этого письма беспокоиться не следовало. Дядя Эдгар обещал проследить, чтобы оно было отправлено утром в первую очередь.

Поднялся ветер, и начался дождь. Лето кончилось, начали падать листья. При таком ветре земля к утру будет покрыта их ковром, и озеро тоже будет забросано тонущими листьями. Приближались туманные дни и долгие темные ночи. Именно тогда дом действительно пробуждался к жизни, не от огней, праздников и веселья, но со своими многообразными скрипами и вздохами во время сильных ветров, дующих над вересковыми пустошами, с отражением луны в незанавешенных окнах и с колебанием пламени свечей под сильнейшими бесплотными вздохами. Фанни вздрогнула. Она любила полные внутренней жизни зимы, но эта, наступающая, внушала ей ужас. Она не могла предвидеть ее конца.

К утру Нолли стало лучше. Она выпила немного теплого молока и пристально посмотрев на Фанни с тенью своей прежней язвительности, сказала:

— Оставайтесь здесь около меня! Все время! — и снова заснула, на этот раз глубоко и спокойно.

Мелкий дождь все еще лил к середине утра, когда влетела Амелия, промокшая и в плохом настроении. Она выезжала верхом, а Адам ее не встретил.

Фанни в изумлении взглянула на нее.

— Вы хотите сказать, что встречаетесь с мистером Маршем, когда выезжаете верхом?

Амелия кивнула.

— Конечно. Мне никогда не нравилось ездить верхом в одиночестве. О, Фанни, не смотрите на меня с таким потрясенным видом. Мы в конце концов живем в прогрессивном девятнадцатом веке. Или вы ревнуете?

— Так ваши встречи никогда не были случайными?

— Вересковые пустоши немного великоваты для случайных встреч, не правда ли? Нет, он обычно ждет меня у Высокого Холма. Но сегодня он не приехал, трус. Конечно, не из-за того, что он боится маленького дождика.

Пальцы Фанни все плотнее сжимались на письме в ее кармане, зло сминая его. Он сказал «Если у вас когда-либо появятся сомнения». Что же она теперь испытывала, как не самые жалкие сомнения?

— А он поощряет вас… довериться ему? — спросила она.

— Конечно. Я рассказываю ему все. Он так замечательно сочувствует, Фанни. Я полагаю, что на самом деле влюблена.

— Полагаете! — презрительно сказала Фанни. Амелия нахмурилась:

— Как можно быть абсолютно уверенной в таких вещах? Вы могли бы быть уверенной?

— Нет, не могла бы, — покраснев, признала Фанни. — Иногда я не знаю, что есть что, любовь или ненависть. Или это вообще одно и то же.

— Вчера вечером вы выглядели так, как будто ненавидите всех нас, — согласилась Амелия. — Так что я понимаю, что вы имеете в виду. Ведь я уверена, что на самом деле вы всех нас любите. Даже сводящего с ума Джорджа.

— Я ненавижу того, кто так напугал Нолли, кто бы это ни был, — тихо сказала Фанни. — Кто это был? Я должна знать.

— Тогда