Фигура легкого эпатажа - Дарья Донцова

А сама Анна… Мало того, что она крайне спокойно отреагировала на смерть Михаила Петровича, так еще и повела меня в комнату, чтобы побеседовать. Разговор был начат у нее в спальне, потом хозяйка потащила гостью вниз. Теперь-то понимаю, почему Анна все-таки нервничала и совершила ошибку: ее будуар на втором этаже, оттуда не удрать через окно, пришлось ей спешно исправлять оплошность. И ведь она сумела довести задуманное до конца — я унеслась прочь.

И почему ни одно подозрение не царапнуло мою душу, когда я узнала, что в день похорон Михаила Петровича Анна заявилась на работу? Лаборантка Наденька чуть в обморок не грохнулась от удивления, а я не словила мышей, была уверена, что Антонову решила отомстить Мэри, мать бедной Ларочки.

Да, меня обвели вокруг пальца все, включая Лизу. Хотя, если разобраться, Елизавета всего-навсего хотела лишь помочь новой подруге. А что получилось!

Впрочем, уже когда история полностью завершилась, я попробовала отругать Лизу и услышала от девочки:

— Ладно, согласна, поступила некрасиво, больше не буду брать твое удостоверение. А теперь скажи: хорошо пользоваться блокатором?

Я спешно убежала в свою комнату. Да, история с испорченной техникой вылезла наружу. Все открылось без моего участия и независимо от моего желания, причем виновницей разоблачения тайны стала Катюша.

Дело в том, что Виктор Николаевич, потерявший вследствие удара током умение разговаривать на русском языке и забывший свой адрес, окончательно прижился в нашем доме. От мужика даже был толк — он ловко управлялся с собаками, безропотно ходил гулять с псами, а потом мыл им лапы. Еще Виктор Николаевич лихо жарил картошку и не особо мешался под ногами, так как в основном лежал на диване в гостевой комнате и пялился на экран нового телевизора. Мне лично сварщик не мешал. И потом, я ощущала некую вину перед ним, ведь как ни крути, а именно я наняла мужчину для исполнения роли прораба, сообщающего жильцам дома о возможных неполадках с электробытовыми приборами.

В общем, жизнь потихоньку налаживалась, и тут Катюша привезла доктора, Льва Сергеевича Ромова, специалиста по амнезиям.

Высокий, седовласый, очень импозантный профессор пошел общаться с больным, а я, испытывая смутное беспокойство, стала готовить чай. Тихий внутренний голос подсказывал: добром визит Ромова для меня не закончится. Так и вышло.

Спустя час Лев Сергеевич торжественно вымыл руки, сел за стол, где собрались все члены семьи, и пробормотал:

— Видите ли, господа… э… странная история… Да-с, весьма! Во-первых, ваш гость не молдаванин.

— А кто? — заорала Лиза.

— Тише, — шикнул на нее Сережка и тут же повторил вопрос девочки: — А кто?

— Виктор Николаевич Петров москвич, разведен, — сухо, словно милиционер, начал сообщать данные больного доктор, — живет в одной квартире с бывшей женой. Площадь маленькая, комнатки крохотные, кухня четыре метра, санузел совмещенный, да еще супруга Виктора дама бурного темперамента, устраивает скандал за скандалом, совсем бедного Петрова затюкала. Никакой жизни у сварщика нет, работа тяжелая, вползет домой, а там мегера с очередным выяснением отношений. И тут ему повезло: Евлампия Андреевна предложила исполнить роль электрика…

Я уронила ложку, присела на корточки и принялась очень медленно искать ее под столом. Ну, думаю, сейчас начнется.

В столовой повисла напряженная тишина, а Лев Сергеевич, не ощущая приближения грозы, мирно вещал дальше:

— Тряхнуло его не слишком сильно, мужчина просто испугался. Но потом он увидел, что хозяева искренно встревожены, несут его в дом, суетятся, стелют кровать, подают ужин, и понял: вот он, его шанс на хороший отдых, надо только притвориться молдаванином, потерявшим от стресса память, ну не выгонят же эти сердобольные Романовы несчастного вон. Виктор Николаевич не боялся разоблачения, у него в бригаде есть гастарбайтер Корнэл, вот Петров и решил, что сумеет воспроизвести его речь. Он вообще-то хотел всего на пару деньков задержаться, но потом ему очень понравилось. Он полюбил вас. Всех, вместе с собаками! Я, кстати, сразу сообразил, что Петров не из Кишинева, у меня аспирантка молдаванка, и я слегка понимаю ее родную речь.

— Мы идиоты! — завопил Сережка. — Кретины! Он же целыми днями зырил телик и нас хорошо понимал! Какая амнезия?

— Видите ли, молодой человек, — бойко въехал в отлично знакомую колею Ромов, — потеря…

Но договорить он не успел, дверь в комнату приотворилась, и в щель всунулся Виктор Николаевич.

— Того, самого… — забормотал он, — вы уж меня простите, не гоните… Ей-богу, пригожуся в хозяйстве! Дом строить собираетесь? Так с участком помогу и по кирпичному делу. И ваще, вон еще собачки не гуляны… Эй, Муля, Феня, Капа, Ада, Рейчел, Рамик!!!

   Стая с визгом кинулась в прихожую.

— Офигеть! — закатила глаза Юля. — Нам с ним теперь жить?

— Никогда! — рявкнул Сережка.

— Он хороший, — занудил Кирюша, — картошку вкусно жарит…

— Не надо ничего решать сгоряча, — нежно заворковала Катюша.

   Я, страшно обрадованная тем, что разговор заруливает в сторону от блокатора, сидела на корточках, делая вид, будто все еще разыскиваю ложку. И тут Лизавета громко спросила:

— Лампа, а зачем ты его наняла?

— Да, — подхватил Сережка, — объясни живенько!

— Правда, Лампушенька, нам интересно, — присоединилась к ним Катюша.

Все головы повернулись в мою сторону. Под взглядами домашних я, как загипнотизированная, поднялась, шлепнулась на свой стул и понуро начала:

— Есть такая штука, называется блокатор…

Можно, я оставлю дальнейшие события за кадром? Скажу лишь, что в конце концов меня простили, теперь только иногда припоминают содеянное. И в основном гадкие намеки делают Кирюша и Лизавета.

Кстати, Виктор Николаевич принес нам удачу. Но об этой истории я расскажу в следующий раз, как и о том, куда мы пристроили Петрова и каким образом ухитрились сделать из него абсолютно счастливого человека.

В начале июня я зашла в школу за Лизаветой — девочка сдавала экзамен и попросила меня непременно посидеть в коридоре, для моральной поддержки.

Александр Григорьевич Молов уволился из учебного заведения, и говорят, он теперь стал бизнесменом, вроде торгует консервами. Все родители — Гольдринги, Мухаметшины, Евдокимовы, мы и остальные — были счастливы избавиться от чересчур политкорректного идиота и впредь собираемся спокойно отмечать Новый год, Рождество, Масленицу, первый день весны, 8 Марта, Первое мая и прочие праздники. Слава богу, больше никто не пытается требовать от нас политкорректности. Как правильно сказала бабушка Гольдринг маме Раи Мухаметшиной: «Если взрослые не впихивают глупости в головы детей, то сами ребята до них не додумаются».

— Лампа, — заорала Лиза, выскакивая в коридор, — сдала на «отлично»!

— И у меня «пять», — похвасталась выбежавшая вместе с ней Лара и добавила: — Между прочим, смотри, как я похудела — на целых семь кило!

Я подавила вздох.

Анна сидит в СИЗО, очевидно, ее ждет суровое наказание, хотя Костя, Лана и Кира наняли отличного адвоката, а бедная Надюша честно призналась следователю, что Михаил Петрович изменял жене.

Но судьба Антоновой меня волнует мало, как и судьбы тренеров, которые покупали у нее допинг. Я просто надеюсь, что Андрею Максимовичу и иже с ним больше не разрешат работать с молодыми людьми, глупыми и честолюбивыми, готовыми ради денег и медалей угробить свое здоровье. А еще очень жаль Лару.

Я знаю, следователь спросил у Анны:

— Возможно ли вылечить внучку Лауры Петровны?

И убийца Антонова ответила:

— Не знаю, я не занималась этой проблемой.

Но вот парадокс: после того как Лиза рассказала одноклассникам правду о Ларе, ребята перестали травить девочку, и теперь Антонова купается в общей любви, а заодно… худеет. Оказывается, в человеческом организме очень многое зависит от настроения.

Счастливые до невозможности девчонки побежали на улицу, я вышла следом. Погода стоит отличная, может, зарулить в парк?

Я перешла через дорогу и двинулась по аллее. Ну до чего хорошо среди деревьев!

— Девушка, — тронул меня за плечо незнакомый мужчина.

— Да? — удивилась я. — Слушаю вас.

— А где ваши собачки? Большие такие, стаф и дворняга.

— Откуда знаете про наших псов? — еще больше изумилась я.

— Мы с вами зимой у метро побоище устроили, — заржал дядька. — Батон собаки у меня сперли, помните? Ну и драка была… палатки, апельсины, мандарины, прочее в разные стороны, а все из-за Рикки. Вот она, пройда!

Я повернула голову и ахнула — на скамейке, на постеленном одеяльце мирно дремала та самая черная дворовая собачка. Только теперь она сильно раздалась в боках, на шее имелся ярко-красный кожаный ошейник, а на морде псины было написано полнейшее удовольствие.