Загадай желание - Татьяна Веденская

– Так и пойдешь? – изумился Ваня, зная, что даже в самые худшие времена Анна выходила «в люди» причесанная и одетая как подобает. «В люди» у нее считалось, если даже она шла к мусоропроводу.

– А что? Нормально. – Анна пожала плечами и открыла дверь.

Ваня вскочил, одним броском кобры пересек холл и оказался прямо перед Анной, преградив ей проход к лифту.

– Погоди-ка, – он покачал головой. – Ты точно в порядке? Тебе твой ирландец-то пишет?

– Что ты ко мне прилип как банный лист? Иди куда шел. Иди вот, занимайся. У тебя сессия закончилась? – взвилась вдруг Анна.

Ванька не отреагировал на вопрос о сессии. Он только усмехнулся и кивнул Анне.

– Ничего я не привязался. Хочешь – иди, конечно. Только ты, во-первых, без кошелька, так что поход будет недолгим. Во-вторых – ты в фартуке, между прочим, заляпанном чем-то… чем это? – Он протянул руку, прикоснулся к большому красному пятну на кармане фартука и облизнул палец. – Хм, варенье. Крыжовниковое. Значит, уверена, что все хорошо?

– Ой, Ванька, – выдохнула Анна, с изумлением оглядывая себя. Руки в муке, фартук повязан поверх самой старой-престарой перерастянутой майки, на ногах босоножки на шпильке. Видок – не за колбасой, за водкой идти пристало, причем за самой дешевой. – Что же это со мной делается, а?

– Так он пишет или нет? – сощурился братец.

Аня вздохнула, покосилась на дверь и прикрыла ее за Ванькой.

– Ш-ш-ш. – Она приложила палец к губам и поднялась тихонечко на несколько ступенек, где у окна общего холла ютились два маленьких старых кресла – для курящего населения дома. Анна уселась в одно из них и закрыла лицо руками. – В том-то и дело, что пишет!

– И что пишет? Как его зовут, еще раз? Не могу запомнить.

– Матгемейн. Это такое древнее скандинавское имя, означает «медведь». А фамилия у него – Макконели. Матгемейн Макконели, если вместе. Он боится летать, но пишет, что летает почти каждую неделю. Он играет с разными группами, как приглашенный музыкант.

– Прикольно, – хмыкнул Ванька. – И что дальше?

– Я не знаю! – вдруг запаниковала Анна. – Я не знаю, что дальше, в том-то и дело. Он мне пишет по сто раз на дню, я уже несколько английских слов выучила. Он звонил за неделю уже пять раз, чтобы «услышать мой голос».

– Нет, а чего ты удивляешься? – возмутился Ванька. – Ты сама не понимаешь, какая ты классная. А когда пиццу делаешь – вообще как фея. Я этого Мат… Матгемиена?

– Матгемейна, – поправила Аня. – Можешь звать его Матюшей, так проще.

– Матюшей? – рассмеялся Ваня. – Я вообще удивляюсь, как он еще не приехал и не увез тебя в свою солнечную Ирландию. Правда, не уверен, что Ирландия – солнечная, но это легко проверить через «Википедию».

– Ты сам-то себя слышишь? Какая Ирландия? У меня дети. У меня свекровь в истерике. У меня работа, долги! – выкрикнула Анна и снова принялась дрожать и вздыхать безостановочно. – Я сама в шоке, потому что это все должно быть кончено.

– Но почему? – вытаращился Ванька. – Я не понимаю. Он же тебе нравится, да?

– Нравится? Да я спать не могу, только и думаю о нем. У меня такого, кажется, вообще никогда не было. Я иногда начинаю ненавидеть себя за такую бурю. Надо было давно уже кого-то себе завести, не куковать одной, чтобы не доводить себя до такого вот. Любовь! Я не знаю, как без него жить. Но ведь свекровь права – я не могу уехать за ним.

– А он звал? – аккуратно поинтересовался Ваня. На этот раз Анна молчала долго, минут пять, не меньше, потом подняла взгляд и посмотрела на брата с таким отчаянием, что он сразу все понял. Ванька ахнул. – Уже звал? И куда?

– В Англию. Сказал, что все устроит. Пришлет вызовы и все такое.

– А дети?

– В том-то и дело, что об этом он даже не задумался. А когда я спросила, он ответил, что что-нибудь придумает! Что он может придумать? Вань, это просто развеселый музыкант, который ни разу в жизни не был женат, у него нет детей, он не знает, что это такое. Даже если он мне сегодня скажет, что готов взять меня с потрохами, всеми моими детьми и даже со свекровью, это не будет значить ровно ничего. Я же не сошла с ума, я же понимаю, что ему этого не потянуть. Где мы там будем жить? И как, на что? Не думаю, что музыканты зарабатывают много, да к тому же разве можно вот так повесить пятерых на его руки? Да не захочет он такого счастья. А сейчас он даже не понимает, чту именно идет со мной в одном комплекте. Он сегодня едет в Англию, завтра в Штаты, послезавтра в Шотландию на фестиваль этнической музыки.

– И чего ты боишься? Чего ты боишься на самом деле? – спросил Ванька тихим голосом. Жизнь была куда сложнее и запутаннее, чем он хотел ее видеть. Ему стало грустно, как никогда. Анна заслуживала счастья больше других, но именно она сидела и дрожала, как от холода, думая о том, какой груз лежит на ее плечах.

– Я боюсь, что, когда вся эта волна безумия схлынет, я останусь одна, без тебя, без друзей, без свекрови, без средств к существованию, посреди чужой страны, с тремя детьми. Это невозможно. Совершенно невозможно.

– И ты скажешь ему? Неужели ты скажешь ему? Может быть, подождать? – похолодел Ванька. – Может быть, все разрешится само?

– Я не хочу. Я не вынесу этого, ты понимаешь? Нельзя мне давать надежду, потому что это все обернется одним сплошным кошмаром. Что это будет? Какие-то короткие встречи раз в полгода? Переписка, от которой я уже почти свихнулась – я от телефона не отрываюсь, у меня уже глаза болят. Я прочитала все, что нашла, о кельтской музыке, о кельтах и о рунах, о Дублине, о природе Ирландии, о погоде Ирландии, о политическом строе Ирландии, о протестных настроениях среди ирландцев. Я не смогу так жить. – Анна закрыла лицо ладонями и замолчала.

Ванька тоже молчал. А что тут скажешь? Разве что…

– А я вылетел из института, – сообщил он коротко и просто. – Так что мне придется идти в армию.

– Что? – вытаращилась Анна, моментально забыв про «ирландский вопрос». – ЧТО ТЫ СКАЗАЛ? ЧТО!!!!

– Не стоит орать, все равно уже ничего не сделаешь. Я и повестку уже получил. Сунули все-таки. Зато служить буду только один год. И время подумать будет. Что делать дальше, да?

– Ты спятил? А раньше ты чего молчал? И что, ничего не попытаешься исправить? Какая армия?!

– Родная, отечественная. Да не волнуйся ты так. – Ваня говорил спокойно и ласково, как умудренный опытом Акела с молодым-горячим Маугли, но Анну этим было не подкупить. Она знала своего братца вдоль и поперек. Она сощурилась и сбросила его ладонь со своего плеча.

– А мать с отцом знают?

Ванька убрал руки и посмотрел в окно с тоской и печалью.

– Ты первая узнала, гордись! А, подожди, не гордись. Еще Женька знает.

– Женька? Откуда? – опешила Анна.