Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова - Альберт Иванов

— А вы? — повторил неизвестный. — Где ваша база.

Дождь уже шумел вовсю, и дерево мало спасало. Неизвестный поднял воротник плаща и, вытянув руку, раскрыл над всеми нами свой обширный зонт.

— Какая база?! — запоздало взорвался Петя. — Чего вы нам голову морочите? — И демонстративно повернулся ко мне. — Вот псих!.. Анекдот слышал? Приезжает инспектор на ракетный полигон. А одной из ракет нету. На ее месте объявление висит: «Ушла на базу».

— Так у вас, как и здесь, все еще ракеты? — вновь встрял, забеспокоившись, неизвестный. — Вы конкретно откуда? Оттуда?..

И ткнул пальцем куда-то вверх.

— Попал пальцем в небо, — съязвил Петя.

— Значит, угадал? Верно? — вконец разволновался неизвестный. — Нет-нет, вы не имеете права! Мы первые его обнаружили! В конце концов у нас с ним договор!

Он полез за пазуху и зашелестел какой-то бумагой:

— Как здесь говорят, договор дороже денег. Ну, конечно, деньги — это бумага. Мы обещали химически чистым золотом заплатить. Мы первые, — повторил он, — вы не имеете права! — Он чуть не плакал.

Искра просветления, наконец, сверкнула в моей непутевой голове. Не может быть! Неужели он…

Я перебежал улицу к телефону-автомату и позвонил домой: погода, мол, нелетная, заночую у Петьки, не беспокойтесь. Дал отбой и как раз вовремя вернулся назад. Петька с неизвестным уже схватились за грудки. Еле я их успокоил.

— Поговорим под крышей, — прокричал я им, словно глухим.

Дождь усилился, и мы втроем помчались по лужам в Петькин сарай. Москва кое в чем отстала от провинции: тут парни давно живут летом в дворовых сараях, переоборудованных на скорую руку под временное жилье.

— Хорошо устроились, — сдержанно одобрил незнакомец дощатую халупу. — Поближе к объекту?

Петя, по-прежнему ничего не понимая, опять начал накаляться. Я прошептал ему несколько слов на ухо, и он прямо-таки вытаращил глаза.

— Так вы… — начал было он.

— Что — я! — Неизвестный, наконец, вытащил из-за пазухи лист бумаги и сунул нам под нос.

Это был договор на двух языках, русском и втором, совершенно непонятном: иероглифы не иероглифы, крючки не крючки, рисунки не рисунки… Мы обратились к русскому тексту, из которого следовал лишь один вывод: «…владелец музея гипсовых фигур такой-то уступает их за пуд (16 кг) золота другой договаривающейся стороне, вместе с запчастями, вплоть до права вывоза с планеты Земля на своем транспорте в любое удобное время. Число, подписи».

— Вы что же, на самом деле пришельцы? — свистящим шепотом спросил Петя.

— А вы — нет? Вас здесь иначе называют? — съязвил неизвестный.

— Здесь нас называют людьми, — отрезал Петя.

— И нас. Мы так же свободно можем принимать любой облик, как и вы, — подчеркнул незнакомец.

— Да пойми ты, Петенька, — встряхнул я его. — Он считает нас тоже пришельцами, только не своими, а совсем из других миров. Он думает, мы хотим перехватить у них добычу!

— А разве не так? — гордо скрестил руки на груди неизвестный. — Я честный космический торгаш… Торговец, — поправился он, — у меня контракт! Я жду корабль, чтоб забрать свой груз.

— Космический корабль?..

— Не парусный же.

— А про какие запчасти упоминается в договоре? — продолжал выпытывать Петя.

— Ну, гипсовые руки, ноги, животы — все, что есть в наличии.

— Сами не можете сделать? — недоверчиво сказал Петя.

— Вы странные торгаши… торговцы. Это же доподлинные предметы массовой культуры определенной эпохи конкретной страны, самой большой на Земле!

— И за это барахло пуд золота?.. Вот ханыга генерал! Кричал там: за Родину, за Сталина! А нашу славу боевую и трудовую на презренный металл разменял?!

— Из идейных соображений, — непреклонно заявил неизвестный. — Он хочет, чтобы Музей Его Времени сохранился навечно — где угодно. Хоть у черта на куличках! — как он выразился. Кстати, приблизительно так и переводится название нашей далекой планеты на русский язык. Я был неимоверно поражен таким совпадением. Это лишний раз подтверждает то, что сама судьба за нас, а не за вас.

— Да мне этот ваш музей и даром не нужен! — отмахнулся Петя.

— Благодарю вас! — ловко перехватил его руку и восторженно затряс ее обеими руками незнакомец.

— А как вы его убедили, что вы — это вы? — не сдавался Петя. Все еще одолевали сомнения.

— Не верил, поверил.

— Вот вы говорили, что можете принимать облик любого земного существа. Докажите! Что?.. Ага!

Но неизвестный тут же превратился в лохматую рыжую дворнягу и резво обежал вокруг стола. Затем встал на задние лапы и неожиданно лизнул Петю в нос. Это его совсем доконало, он чуть не хлопнулся в обморок.

В сарай заглянула грозная Петина мать.

— Осторожней с курением, сгорите, — предупредила она, и тут ее взгляд упал на рыжего пса.

Он умильно глядел на нее и мотал хвостом, поднимая пыль.

— Не приваживай, — строго сказала она сыну, — а то собачников вызову.

— Только не собачников! — вмиг превратился в человека наш дворпес.

Она-то уж точно упала в обморок, мы с Петей еле успели ее подхватить.

Только теперь я начинаю понимать, кем был мой удивительный кот-спаниель Тимка. Тоже, видать, из «космических торгашей-торговцев» и так же, наверное, к чему-то приглядывался и приценивался в нашей Матвеевке. Не к старым ли автомобилям? Помнится, еще будучи котом, он любил полеживать на капотах «Побед» и «Москвичей» первого выпуска. Интерес к «ретро»? А как он тоже боялся собачников!

Петина мать быстро пришла в чувство. Огляделась — за это время неизвестный успел стать мотыльком — и удалилась, недоуменно потирая лоб.

— Жаль, конечно, что такой поучительный музей истуканов и идолов уплывет из нашей страны, — сказал я. — Все хорошее — иностранцам! А что поделаешь?.. Мы сами еще не доросли до мысли, что надо хранить любую память. Из нашей истории гипсовую культуру не вычеркнешь.

— Что я слышу? — опять возник неизвестный. — Выходит, как у вас говорят, я лопухнулся? — Он был очень расстроен. — Значит, не вник в человеческий образ по Станиславскому! Пять лет земной жизни коту под хвост?.. Теперь-то я четко вижу, что вы — самые настоящие люди. А все проклятое волнение… конкуренция… дефицит…

Он тяжко вздохнул.

— Прощайте, — и полосатым котярой шмыгнул в полуоткрытую дверь.

— Не-ет, — мечтательно протянул Петя, — я на этого военного строителя обязательно настучу.

— Не поверят.

— Что я, кретин? Я только про золото черкану. В органы!

— Запомни, Петя, нынче к генералу, даже бывшему, с обыском не придут.

— А он еще по прежним временам плачется. Враз бы его тогда замели, голубчика!

Именно через день после этой встречи в газетах напечатали сообщение о «летающей тарелке», чуть ли не впервые замеченной в курском небе. Но никто, кроме меня с Петей и, пожалуй, военного строителя, не связал появление НЛО с внезапным исчезновением «гипсового музея истуканов».

На вопросы соседей старичок, скрепя сердце, отвечал, что вывез все на свалку. А Петю стал трусливо избегать после того, как на людях тот мстительно крикнул:

— Культуру продаешь! Кто больше, да?

На этом история не окончилась. Мне довелось еще раз встретиться с тем неизвестным.

Я уже говорил, что жил в 1-м Мосфильмовском переулке. Метрах в трехстах от нашего дома петляет в овраге мутная речушка Сетунь. Кажется, я упоминал: не речка, а чистейшей воды химреактив. По-моему, по ночам в ней можно фотографии проявлять. И закреплять в ней же — одновременно. Мертвая вода. Ни головастиков, ни комаров… А ведь я еще помню живописную Сетунь, когда по ее берегам кое-где стояли частные дома, а на мостках женщины стирали половики. По той стороне тянулись луга, там пасся мелкий рогатый скот. Помню, как один мужик кряхтя переносил на плечах козла по длинной, наращенной доске, перекинутой через речонку в самом узком месте. Чуткое животное орало в голос, глядя на бегущую внизу воду. А тогда она была куда чище, чем теперь. Сейчас бы любой козел заорал еще громче!..

Прихотливо извиваясь, Сетунь мирно несет свои изумрудные воды, в которых змеями мелькает бракованная пленка с «Кинокопировалки», величаво плывут — откуда столько? — белоснежные куски пенопласта и раздутые трупы собак и кошек в непередаваемых малахитовых разводах. Вольно ж было великому Гоголю подтрунивать над своими потомками — школьниками: «Чуден Днепр при тихой погоде…». Он Сетуни не видел. При любой погоде.

В пойме реки там и сям разбросаны какие-то мастерские и забытые Богом склады за большими кособокими заборами. Они были в таком запущении, что среди диких пустырей, чахлых рощиц и свалок казались порождением данной природы. Однажды вечером, возвращаясь из магазина и проходя мимо такого склада, я из любопытства взобрался на забор и глянул: батюшки мои!..