Битва за Коррин - Брайан Херберт

Эразм отключил непосредственную связь, чтобы обработать эти поразительные данные. Он повернул свое жидкостно-металлическое лицо к Гильбертусу.

— Действия флота Джихада являются для меня совершенно неожиданными. Они убивают миллионы и миллионы людей на планетах Синхронизированного Мира.

— Я не могу поверить в то, что люди могут намеренно истребить столько представителей собственного вида, — сказал Гильбертус.

— Мой Ментат, они уже сделали это. Правда, одновременно они уничтожают и роботов.

— Мне стыдно за то, что я тоже человек, — с жаром произнес Гильбертус.

— Они просто делают все необходимое для того, чтобы искоренить нас, — возразил Эразм. — И не стоят за ценой.

— Мы с тобой уникальны, отец. Мы оба свободны от нежелательных влияний, как человеческого, так и машинного начал.

— Мы никогда не можем быть свободными от нашего окружения и от нашего внутреннего устройства. В моем случае это программирование и сбор данных, а в твоем — генетическая конституция и жизненный опыт.

Произнося эти слова, Эразм заметил две кружившие рядом наблюдательные камеры Омниуса, собирающего и передающего данные.

— Наше с тобой будущее зависит от результатов этой великой войны. Очень много разных вещей влияют на наше поведение и ситуации, независимо оттого, знаем мы об этом или нет.

— Я не хочу пасть невольной жертвой их ненависти к мыслящим машинам, — сказал Гильбертус, — и я не хочу, чтобы погиб и ты.

Эразм был уверен, что его приемный сын говорил совершенно искренне и был по-настоящему опечален. Как будто не было оснований сомневаться в его верности. Правда, много десятилетий тому назад таким же верным человеком казался и Вориан Атрейдес. Эразм протянул свою тяжелую металлическую руку и, имитируя нежность, положил ее на плечо Гильбертуса.

— Большая часть нашего флота успеет вернуться как раз вовремя, чтобы защитить нас, — сказал Эразм, чтобы успокоить своего воспитанника и подопечного, хотя и не мог подтвердить свои слова объективными данными. Мыслящим машинам придется окопаться на Коррине, создать здесь неприступную крепость и окружить ее таким барьером, сквозь который никогда не смогут пробиться люди.

— Таковы требования времени, — сказал подслушивавший Омниус. — Вероятно, я — последнее оставшееся во вселенной воплощение всемирного разума.

Если бы мне была предоставлена возможность самому сочинить себе эпитафию, то о многом мне пришлось бы умолчать, а во многом у меня не хватило бы сил признаться. «У него было сердце воина». Вот, пожалуй, самая лучшая память, которую, я надеюсь, сохранят обо мне потомки.

Остатки некогда крупнейшего спейсфолдерного флота армии Джихада двигались, рассыпав строй, в черной тьме бездонных глубин космоса, а экипажи лихорадочно готовили оружие для последнего, решительного и окончательного удара по главной цитадели всемирного разума. Был произведен необходимый ремонт. Боеголовки приведены в рабочее положение. Для последней битвы были настроены поля Хольцмана и двигатели.

— Пройдет всего несколько часов, и мы окончательно сокрушим последнего Омниуса, — передал экипажам верховный главнокомандующий Вориан Атрейдес. — Всего через несколько часов человечество, все люди, станут наконец свободными — впервые за тысячу лет кровопролитной тяжелой борьбы.

Слушавший речь командующего на своем капитанском мостике примеро Квентин Батлер согласно кивнул. Рассеянные вокруг в черноте космоса корабли успокаивающе поблескивали отражениями сияющих звезд, светили внутренними огнями и зеленоватым свечением индикаторов опасного сближения. По линиям связи шел интенсивный обмен, слышались голоса, доклады о готовности. Мартиристы пели благодарственные гимны и молились о мщении.

Теперь, кажется, действительно все. Коррин должен быть совершенно незащищенным, так как весь флот роботов отбыл к Салусе несколько недель назад.

Сердце Квентина за это время превратилось в пепел, сожженное добела раскаленной ужасной мыслью о том, что он лично убил миллиарды невинных рабов Омниуса, но он отгонял от себя эту страшную мысль, не давая ей овладеть его сознанием. Малым утешением служили Квентину слова верховного главнокомандующего Вориана Атрейдеса, сказанные им о тяжкой миссии, возложенной на армию Джихада: хотя они платят огромную цену в человеческих жизнях, намного больше людей погибло бы, если бы не их стальная воля пройти сквозь это страшное кровавое испытание и взять на себя ответственность за то, что они совершили и должны еще будут совершить.

Нужна полная и окончательная победа над миром машин — победа, чего бы она ни стоила.

Квентину было ненавистно это проклятое бездействие, это бесполезное сидение на борту висящего в космосе корабля. Надо было двигаться и завершить наконец эту ужасную миссию. Если они простоят здесь еще немного, то сойдут с ума от страшных мыслей и угрызений совести…

Коррин, главная планета Синхронизированного Мира, главная планета Омниуса — и последний его оплот — имела гораздо большее значение, чем все другие планеты такого рода, вместе взятые. И теперь, когда перед ними находилась последняя цитадель, 'последний бастион всемирного разума, ставки возрастали неимоверно высоко, увеличилась и опасность столкновения. Если хотя бы часть флота осталась на Коррине, если есть военная сила, способная защитить всемирный разум, то машины приложат все силы, чтобы сохранить само свое существование и избегнуть полного уничтожения. Так как корабли армии Джихада были уже изрядно потрепаны, не говоря о том, что их осталось ничтожно мало, это будет одна из самых жестоких и смертельных битв, в которых участвовало человечество.

И если Омниус сумеет до начала атомного холокоста сохранить свою копию, если какой-нибудь робот-капитан, подобный Севрату, сумеет вывезти эту копию с Коррина, то все усилия пойдут прахом, так как тогда мыслящие машины снова смогут распространиться по вселенной.

Вориан Атрейдес, как всегда, предложил новаторское и неожиданное решение. На вооружении армии Джихада среди прочего находились импульсные скрэмблерные передатчики, которые можно было установить на тысячах околопланетных искусственных спутниках. Прежде чем остатки флота Лиги поразят противника на Коррине, надо будет установить на орбите вокруг машинной планеты сеть спутников Хольцмана и тем захлопнуть мышеловку, в которой неминуемо окажется всемирный разум…

Теперь, перед последним натиском, Квентин, выглядя совершенно опустошенным и утомленным, наблюдал за работой своих офицеров и вольнонаемных техников. Временно исполнявший обязанности адъютанта молодой офицер был образцом исполнительности, готовым передавать приказы и выполнять любые — самые ответственные — поручения, что избавляло Квентина от мелочей — он мог сосредоточиться на выполнении главной и основной задачи. Неужели это действительно последняя битва страшной войны?

Сколько он себя помнил, Квентин знал только Джихад и ничего, кроме Джихада. Он стал героем войны будучи молодым человеком, женился на женщине из семейства Батлер, родившей ему троих сыновей, которые тоже сражались в рядах армии Джихада в войне против мыслящих машин. Вся жизнь Квентина была без остатка отдана этой всепоглощающей борьбе, и ни на что другое у него не оставалось ни времени, ни сил. Хотя сейчас он не знал, как будет поправляться и приходить в себя после этого страшного душевного опустошения, он желал лишь одного — чтобы скорее кончилась эта война. Он чувствовал себя как мифический Сизиф, приговоренный к решению дьявольской, неисчерпаемой работы, которую надо выполнять вечно, но никогда не выполнить ее до конца. Возможно, что если он когда-нибудь вернется на Салусу — если Салуса уцелеет в этой битве, — то он удалится в Город Интроспекции и станет там самым примерным отшельником. Он закончит свои дни, сидя возле Вандры и глядя ничего не видящими глазами в пустоту…

Но пока война еще не кончилась, и Квентин заставлял себя подниматься выше этих оправдывающих его мыслей. Они ослабляли его и физически, и эмоционально. Как освободителя Пармантье, как защитника Икса его обожали и солдаты армии Джихада, и гиназские наемники. Не имеет значения, насколько устал примеро, насколько он подавлен — он не имеет права показывать это окружающим и тем более подчиненным.

Надо сказать, что пока атомные бомбардировки имели успех и приближали победу, хотя и неслыханно дорогой ценой. Теперь, после множества прыжков в свернутое пространство, от флота осталась едва ли четверть того, что было с самого начала этого похода. Многие из лучших и талантливейших бойцов, бывших к тому же личными его друзьями, погибли. А сколько невинных людей было сожжено в атомном огне во время этих бомбардировок синхронизированных планет.