Моя жизнь с Чаплином - Лита Чаплин

Я сделала глубокий вдох.

— Мы должны обсуждать это? Чарли так волнуется о деньгах, которые он заработал. Он ужасно бесится. Он никогда не отдаст деньги добровольно. Можем мы — я не знаю… можете вы вести дело так, чтобы не слишком разозлить его?

Эдвин наклонился вперед и вздохнул:

— У тебя есть основания считать, что Чаплин намерен быть любящим, ответственным мужем и отцом?

— Нет…

— Забудь на минуту, что он разозлится. Может что-нибудь оправдать его, если при его богатстве он не захочет обеспечить своих детей и жену?

— Нет…

— Тогда давай прекратим миндальничать, — сказал он и потянулся к своему блокноту. — Первое, что мы должны обеспечить для тебя, — это временное содержание. Ты боишься рассердить человека? Что за нелепость? Ты что, ребенок?

Хотя Эдвин и предупреждал меня лично, как предупреждал дедушку по телефону, что я не должна общаться с Чарли, я не могла жить с мыслью, что не увижу его больше, особенно теперь, когда мой дядя начал предпринимать такие жесткие меры. В тысячный раз во мне все переворачивалось: теперь я опять была убеждена, что у нас с Чарли нет совместного будущего; Эдвин Макмюррей потратил целый вечер, помогая мне убедить саму себя. Но нас была целая толпа, и мы собирались напасть на него. План натравить на него адвоката, не поговорив предварительно с ним, казался слишком холодным, расчетливым и беспощадным.

Не могу сказать, что я звонила ему из лучших соображений в начале ноября 1926 года, у меня вообще не было какого-либо твердого мнения. Я осмотрелась и, убедившись, что никто меня не услышит, позвонила ему. Он пригласил меня в дом на Коув-Вэй. Голос его был приветливым. Я ушла из дома, сказав, что собираюсь в кино. Ральф открыл дверь и впустил меня, кивнув несколько неопределенно, словно не вполне представлял, как приветствовать меня, и сказал, что м-р Чаплин в музыкальной комнате.

Когда я вошла, Чарли, который никогда не учился музыке, но был очень одаренным от природы, прекратил играть на органе. Его густые вьющиеся волосы были непричесанны, одет он был в свою обычную домашнюю одежду — трикотажную рубашку, бесформенные брюки и шлепанцы, и, тем не менее, был, как всегда, неотразим. Он слегка улыбнулся и привстал, когда я подошла к нему ближе, — хотя и не слишком близко.

— Привет, Лита. Ты выглядишь усталой.

— Ты тоже, — сказала я, усаживаясь в красное кожаное кресло. — Какая прекрасная мелодия. Это ты сочинил?

Чарли не воспринимал себя всерьез как композитора и часто говорил, что играет на органе или на пианино, только чтобы расслабиться. Хотя музыка, которую он придумывал, оставалась в его голове, он все равно неизменно записывал ее. Это было дальновидно, поскольку, к тому времени, когда появилось звуковое кино и он, наконец, сдался и признал, что звук должен быть и в его картинах, как и у других, музыка уже была им сочинена. Например, он написал тему к «Огням рампы» (Limelight) и отложил на пятнадцать лет, до того как в 1953 году фильм вышел в свет.

— Да. Неплохо, но не так, чтобы завтра поутру всякий мог ее напеть, — сказал он и закурил сигарету, что делал очень редко. — Что я могу тебе предложить? Сказать, чтобы принесли бренди и содовой?

— Нет, спасибо.

Он помотал головой.

— Лита, никак не могу понять, почему мы сидим здесь, как чужие люди, хотя это совсем не так.

— Может быть, так оно и есть. Хотелось бы, чтобы это было не так, но… — сказала я вполне миролюбиво. — Я не знаю, кто мы друг для друга. Я думаю, одна из причин, почему я пришла сюда, как раз выяснить это.

Чарли изучающее смотрел на меня.

— А какие другие причины, Лита?

Я помолчала, а затем осторожно двинулась дальше.

— Я пришла сказать, что развожусь с тобой.

— Ты говорила мне это по телефону. Ты что, специально пришла сюда для того, чтобы повторить ЭТО?

Когда я не ответила, он спросил:

— Ты можешь объяснить мне, что на тебя нашло? Почему ты удрала отсюда как вор, среди ночи? Почему ты не живешь здесь?

— Потому что ты не хочешь, чтобы я с детьми жила здесь.

— Ну вот, опять этот детский спектакль. Я признаю, я наговорил грубостей, но я много работал, и я не всегда владею собой. Я не злодей, я такой, какой я есть. Если ты хотела одних только радостей в жизни, тебе надо было выйти замуж за аптекаря. Но ты замужем за мной. Это нелегко быть замужем за мной, но, в конце концов…

В моей голове пронеслось воспоминание, теперь я уже не была преданной маленькой девочкой.

— Кто-то говорил мне то же самое, почти слово в слово, — сказала я. — Если хочешь покоя и радости, выходи замуж за аптекаря. Если тебе нужен Чарли, терпи. Ты знаешь, кто сказал мне это? Мэрион. Мэрион Дэвис. Интересное совпадение, правда?

— Мэрион? С какой стати ей понадобилось…

Теперь я была тверда, как никогда, и уверена в себе более чем когда-либо.

— Чарли, ты притворщик и лжец, и я брошу тебя, прежде чем у тебя появится шанс опять причинить мне боль. Я пришла сюда сказать тебе, что детей надо кормить и одевать. Я пришла сюда сказать тебе, что это обязанность не моего дедушки, а твоя. Я хочу, чтобы ты здесь и сейчас сказал мне: ты хочешь вернуть меня и детей, потому что любишь нас, или потому что боишься расстаться с деньгами?

— Кто говорит весь этот вздор мне? Не ты, дурочка. Это твои мама и дедушка. Они подучили тебя, они вбили эти глупости тебе в голову.

— Нет, — сказала я. — Это мой адвокат. Он умный, он умнее нас всех вместе взятых, и он вызовет тебя в суд и заставит платить.

— Теперь я вижу, — зловеще прохрипел Чарли. — Ты обзавелась адвокатом, и он послал тебя вручить мне отчет о проделанной работе, так? Если я мило позволю тебе обчистить меня, то могу отправляться в богадельню, и никто меня не потревожит. Если же задам парочку вопросов, вы отрежете мне яйца. Это ты собиралась мне сообщить?

— Никто не знает, что я здесь. Меня предупредили, чтобы я не разговаривала с тобой, — сказала я. — Я просто хочу по возможности облегчить тебе жизнь. Я еще больше, чем ты, не хочу, чтобы все это переросло в войну и попало в газеты. Если ты дашь мне сумму, достаточную, чтобы обеспечить детей и встать на ноги, я откажусь от адвоката, и ты никогда не услышишь о нас больше.

Его глаза сузились.

— И какую сумму ты хочешь получить?

Я назвала сумму, которая пришла мне в голову по дороге:

— Десять тысяч долларов.

Он взорвался.

— Десять тысяч — ты серьезно?

А почему не миллион?

— Десять тысяч это разумная сумма, разве нет? Остальные твои проблемы исчисляются сотнями тысяч.

Взбешенный Чарли шагал по комнате, не сводя с меня глаз.

— Ага, деньги! Ты пришла сюда за деньгами, паршивая мексиканка? Хорошо, ты отправишься к своей банде и передашь мои слова: вы не получите ни цента из моих денег Кто ты такая? Что хорошего ты сделала, чтобы заслужить что-то от меня? Если твоя семья не хочет кормить тебя, нечего приходить сюда и распускать нюни. Подними свою задницу и придумай для нее какое-нибудь занятие, помимо сидения. Сдай ее в аренду, шлюха. У тебя неплохо получится, ты заработаешь гораздо больше, чем если будешь пытаться вытряхнуть деньги из меня!