Сделка с дьяволом - Жюльетта Бенцони

— Так вы его знаете? Это не грабитель и не бродяга?

— Да нет, доктор. Только остерегайтесь делать вывод, что наше хобби — убивать соседей. Этот человек очень опасен.

— Еще один довод в пользу того, чтобы отвезти его ко мне. За ним будут не только ухаживать, но и наблюдать. Но если вы все же хотите вызвать полицию, мне здесь больше нечего делать. Они займутся им на свой манер. Если я правильно понял, он француз? Их не очень жалуют после Эсслинга и Ваграма. Полицейские зачастую излишне грубы, и я боюсь…

— Вы не очень жалуете полицию, доктор? — спросила Фелисия.

— Не очень, вы правы. Я слишком хорошо знаю их методы. В их лапах он завтра же умрет. В таком случае зачем было меня вызывать?

Фелисия с симпатией посмотрела на доктора. Он оказался честным, мужественным и очень ей понравился.

— Успокойтесь, — сказала она, смягчая тон. — Я не вызову полицию и не буду подавать жалобу. Дорогой герцог, — обратилась она к Мармону, — не соблаговолите ли сообщить французскому послу, чтобы он занялся этим человеком и позаботился, если тот выздоровеет, о его выдворении в Бретань?

— Если таково ваше желание…

Лицо молодого доктора осветилось улыбкой, и он стал похож на подростка, счастливого оттого, что его поняли. Он был из тех редких людей, для которых близки и понятны страдания любого человека.

— Вы добры и великодушны, мадам.

— Не будьте излишне доверчивы, месье. Вы попытаетесь его вылечить?

— По правде говоря, не знаю. Это зависит от того, как глубоки повреждения. Лечение может быть длительным, возможно, он потеряет разум…

— Ну, положим, разум он потерял давно. Сошел с ума от любви.

— В таком случае он еще больше заслуживает сожаления. А теперь, мадам, не отдадите ли вы распоряжение, чтобы раненого перенесли ко мне?

Один из слуг сбегал к доктору Хофману домой за носилками. Батлера, который все еще был без сознания, уложили на них, накрыли одеялом и спустили вниз. Тимур привел его слугу, у того был растерянный, встревоженный вид.

— Ты поможешь нам отнести твоего хозяина к доктору, — приказал ему турок. — И помалкивай, если не хочешь оказаться в полиции за соучастие в покушении.

Стоя на балконе, Фелисия и Мармон провожали взглядом небольшой кортеж, носилки несли медленно и осторожно, чтобы не ухудшать состояние раненого.

— Надеюсь, на этот раз мы от него избавились, — вздохнула Фелисия. — Гортензия будет довольна: Батлер остался жив.

— Да нет, у меня есть кое-какой опыт, я знаю эти раны. Редко кто выживает после них. Но я рад, что для вас все кончилось, — добавил он.

— Скажите лучше — для нас, — улыбнулась Фелисия. — Теперь вы тоже будете спать ночью дома, в своей постели.

— Я бы с удовольствием предпочел ей кушетку в вашей малой гостиной. Я сгибался на ней почти пополам, но был возле вас. И мне казалось, я занимаю какое-то место в вашей жизни.

— Оказанная вами услуга дает вам право на это место, и никто не смеет у вас его отнимать, друг мой.

Она подала маршалу руку, тот страстно прижался к ней губами, но Фелисия через мгновение руку отняла.

— А теперь возвращайтесь к себе. Я хочу наконец выспаться. Приходите завтра вечером…

— Завтра? Я смогу… — Он рассмеялся.

— К обеду, конечно, а вы о чем подумали?

Глава XI. ЗАГОВОР ЖЕНЩИН

Находившаяся в деревенской глуши Гортензия со смешанным чувством грусти и облегчения узнала о том, как был выведен из игры тот, кого следовало называть ее врагом. Кокетка втайне порадовалась бы, что смогла довести мужчину до такого безумия. Гортензия же лишь искренне сожалела о столь преступной настойчивости Патрика Батлера, который не просто преследовал двух женщин, стараясь отомстить им, но еще и вообразил, что можно заставить полюбить себя вопреки всякой логике, и в конце концов дошел до насилия.

— Проще было бы попытаться стать другом, а не вести себя как дикий зверь! — вздохнула она.

— После всего того, что он нам обеим сделал, трудно даже представить себе, что он мог бы предложить нам дружбу, — ответила Фелисия. — Он намеренно избрал насилие, ибо это отвечало его характеру…

— Может, он был бы другим, если бы я его любила?

— По правде, я мало в это верю. Вспомните, что он говорил, когда мы отправились к нему на прием: «Если хочешь заполучить женщину, ты этого добьешься. Вопрос лишь во времени, терпении, ловкости, иногда в деньгах, и только». Совершенно ясно сказано…

— И он добился своего: он меня взял…

— Не путайте. Он хитростью и силой овладел вашим телом, но он никогда не смог бы завоевать вас. И, слава богу, этот ужасный эксперимент не имел продолжения. Считайте это дурным сном и забудьте об этом, как я постараюсь отныне забыть о своем пребывании в тюрьме.

— А… если он поправится! Вдруг такое случится?

— Признайтесь, дорогая, что вас отнюдь не прельщает подобная перспектива? Ну что ж, если он и поправится, то это будет не скоро. До тех пор мы сумеем исчезнуть. Во всяком случае, я на это надеюсь…

— Вы думаете? — спросила растерянно Гортензия. — Иногда мне кажется, что мы здесь навечно…

— Душа моя, я вижу, что вы ужасно хотите вернуться домой. Трудно сказать, но я вам обещаю, что мы сделаем все, чтобы поскорей выполнить нашу миссию. Признаюсь, что и я, и Пальмира жаждем уехать.

После смерти Дюшана земля горит у нас под ногами.

Герцог Рейхштадтский все свое время посвящал полку. Он выходил из казарм Альслергассе лишь во главе солдат, и если до сих пор с ним было трудно встретиться, то теперь он стал недосягаем. Это страшно сердило Фелисию. Она не понимала, почему после неудачной попытки спасения принц больше не попытался вступить с ними в контакт. А ведь он должен был знать об их преданности.

— Он получил белый мундир, горстку солдат и успокоился! — ворчала она. — Он все еще ребенок, которому достаточно получить игрушку…

Графиня Камерата, появившаяся на пороге, возразила ей.

— Не думаю, что это так, — сказала она. — В душе он всегда оставался солдатом, и я искренне верю, что, занимаясь военным делом, он готовит себя к роли монарха…

— Как простой командир батальона? — возразила Гортензия. — Не вижу в этом ничего привлекательного…

— Прежде чем стать генералом, а затем императором Наполеоном, его отец прошел по лестнице низших чинов, — сказала в свою очередь Мария Липона. — Мальчик знает об этом и старается самоутвердиться…

Женщины завтракали в саду под липами возле домика виноградаря. Фелисия и Гортензия подружились с графиней, о которой говорили, что она была единственным мужчиной в семье Бонапартов. Римская княгиня и племянница императора во многом походили друг на друга. Обе жили в Риме, и у них было много общих друзей. Обе обладали авантюрным характером и любили фехтовать и с первого взгляда полюбили друг друга.