Нереальная реальность - Елена Королёва

— Здравствуй, Машенька! Это снова я! — послышался старческий голос Макарыча. — Вот снова решил тебя навестить. Как ты тут? Проголодалась? Замерзла?

— Макарыч! — еле улыбнулась девушка. — Я так рада, что ты пришел… Я так рада…

От избытка чувств слезы сами потекли из глаз, ей вдруг так захотелось прижаться к его грубой деревенской рубахе и поплакать. Поплакать о том, как ей здесь трудно и страшно, как она боится насекомых, о том, как она устала… Еще совсем недавно невозможно было представить, что эта модная и уверенная в себе девушка, хозяйка жизни с далекоидущими планами, будет безумно рада видеть простое человеческое лицо, слышать простой человеческий голос, испытывать простое человеческое участие…

— Ну, что ты… Ну, не плачь… — сам расстроился старик, видя слезы девушки. — Машенька, не горюй… Мы с тобой что-нибудь придумаем! Мы обязательно что-нибудь придумаем!

— Да, конечно, Макарыч… Мы обязательно что-нибудь придумаем… — еще сильнее плакала Маша, разрывая себе душу от его сострадания. Ведь этот старик, совершенно для нее чужой, который видел ее всего несколько раз в жизни, не только рисковал, приходя к ней и принося еду и воду, но еще и собирался ей помочь! И пусть у него и не было на это сил, это было абсолютно не важно! Главное — он относился к ней по-человечески!

— Доченька, а за что ты здесь оказалась-то, милая?

— Эх, Макарыч, я и не знаю, за что меня сюда упрятали… Только требуют они такой огромный выкуп, что таких денег мне никогда не собрать! Вообще-то, мы достаточно богатые люди, но у моих родных такой суммы попросту нет! А руководство моей фирмы не хочет мне помогать…

— Да, плохо твое дело… — вздохнул старик. — Ну, ничего, мы что-нибудь придумаем… Денег-то у меня нет, но мы что-нибудь придумаем… Жалко, что у меня и лестницы-то нет, а то бы я тебя вытащил…

— А может попросить у кого? Может быть, у тебя телефон есть? — встрепенулась наша героиня. — Я свяжусь со своими родными, они меня найдут!

— Что ты, дочка, откуда здесь телефон, у нас его отродясь не было. Да и в округе ничего такого нет. А просить-то… некого… В деревне я, да бабка-соседка остались…

— Жалко… Макарыч, а ты-то сам как живешь? У тебя-то есть кто из родных, там дети, внуки? Семья, наверное, большая?

— Нет у меня никого, Машенька, один я… Совсем один… А живу я нормально, домик у меня ладненький, огородик. Денег нам тут вообще не платят, да и не нужны они, так что питаюсь тем, что сам выращу, да испеку. Правда, силы уже не те… Трудновато бывает… А еще у меня есть моя кормилица!

— Корова что ли?

— Нет, какая корова, откуда у меня корова? Курица! Пеструшка моя! Она мне каждый день яички приносит, с голоду умереть не дает, когда неурожай бывает, или невмоготу совсем. Единственная она у меня…

— Ой, дедушка, да разве это нормально? Это же плохо совсем!

— Да ничего, живу…

— А как же ты сюда ходить не боишься? Ведь если эти изверги тебя поймают, несдобровать тебе!

— Да что уж мне бояться на старости лет-то, Машенька! Я и так слишком долго на свете живу, надо уже и другим помогать…

Старик вдруг закопошился и стал поспешно задвигать доски обратно на яму:

— Пойду я, доченька, идет там кто-то… Потом приду…

Макарыч ушел, а буквально через несколько минут действительно послышались шаги и показались похитители.

Маша еще долго сидела в гнилой яме, ожидая своего близкого и печального конца. К ней с завидной периодичностью, впрочем, как и обещали, приходили люди, которые ее украли. Они все так же требовали денег и только никак не могли понять, почему их пленница без еды и воды все никак не умирает. И каждый раз, нагло издеваясь, они неминуемо напоминали ей о жуткой мучительной кончине, которая очень скоро ожидает ее. В ответ Маша только молчала… Ей уже нечего было им сказать. Говорить, что у нее нет таких денег ей уже надоело, а умолять отпустить на волю было просто бесполезно… Ее никто не слушал, да и не хотел этого делать…

От слишком долгого сидения в сырой яме, от отсутствия солнечного света и нормального свежего воздуха, девушка с каждым разом чувствовала себя все хуже и хуже. Силы понемногу оставляли ее, и она уже действительно верила в тот жуткий конец, который ей пророчили похитители. Ее ждала медленная мучительная смерть…

Как-то, когда наша героиня уже почти впала в забытье, мысленно попрощавшись со всеми своими родными, наверху опять послышались шаги. На этот раз Маша не обратила на них никакого внимания, да и зачем, если приход этих людей нес ей только горечь и разочарование. Она отвернулась к стене и накрыла голову руками, чтобы не видеть и не слышать их ужасные речи. Между тем, доски раздвинули, и сверху послышался знакомый приветливый старческий голос:

— Машенька! Машенька! Это я, Макарыч! Тебе что, совсем плохо, доченька? Машенька?!

Девушка подняла голову, и устало улыбнулась:

— А, Макарыч… Пришел… Я рада тебя видеть…

— Машенька, я тебя сейчас отсюда вызволю! Я лестницу раздобыл!

— Как лестницу? — приободрилась наша героиня. — Ты же говорил, что у тебя нет лестницы? Где ты ее взял?

— Ее у меня и не было… Я ее выменял, Машенька… Выменял, чтобы тебя достать, доченька…

— На что выменял, Макарыч? — не поняла Маша. — Ведь у тебя нет ничего… На что менять-то?

Воцарилось неловкое молчание… А потом послышался негромкий грустный голос старика:

— Пришлось свою Пеструшку отдать… Соседка согласилась дать мне свою старую стремянку, но только в обмен на курицу мою…

Он замолчал. Было видно, как трудно ему сейчас вспоминать, что он лишился своей единственной кормилицы… Причем, добровольно лишился…

Из глаз Маши потекли слезы:

— Макарыч, миленький, ну зачем же ты Пеструшку свою отдал? Она ведь — единственное, что у тебя было? Как же ты теперь?

— Ничего, как-нибудь… — вздохнул старик. — Главное, тебя спасти, а я уж как-нибудь проживу…

Он осторожно спустил лестницу на самое дно ямы, огляделся и махнул рукой:

— Давай, поднимайся! Пока никого нет! Поднимайся!

Маша кое-как взгромоздилась на стремянку. От долгого сидения каждое движение давалось ей с таким трудом, что не только поднять ногу, но и просто пошевелить рукой было делом неимоверной сложности. Мышцы словно окаменели, не желая работать и двигаться. Превозмогая боль и головокружение, девушка все-таки стала медленно ползти по шатающейся лестнице. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, она пробиралась вверх, где была свобода, свет… жизнь!

Добравшись до Макарыча, она резко зажмурилась. Яркий светлый день ослепил ей глаза, уже привыкшие видеть только темноту и сумрак. По впалым щекам катились крупные слезы… То ли от света, то ли от… невыразимого счастья, счастья свободы!