Без единого выстрела: Из истории российской военной разведки - Александр Горбовский

Доклад, составленный королеве премьер-министром Дизраэли и министром иностранных дел лордом Солсбери, не был предназначен ни для печати, ни для широкой публики и тем более ни для правительства Российской империи. Тем не менее русской разведке удалось получить копию доклада, и он был внимательно изучен в Петербурге. Доклад представлял собой план превращения Бухарского и Хивинского эмиратов в английские полуколонии — с тем чтобы использовать их в борьбе с Россией.

Узнав об этом плане, русская сторона не стала кричать об «английской угрозе». Сдержанность эта объяснялась, впрочем, не избытком благородства, а соображениями игры: заглянув в карты противника, вовсе не обязательно сообщать ему об этом. Обязательным же было другое — исходить в среднеазиатской политике из знаний тайных планов и намерений англичан. И русская сторона исходила из этого. Тем более что деятельность английской секретной службы не оставляла ни малейших сомнений в отношении этих намерений и планов.

Давно замечено, что активность секретных служб предваряет важные политические и военные события. Такой была активность английской секретной службы накануне новой попытки подчинить Афганистан военной силой[17]. При этом предполагалось, что Афганистан окажется лишь ступенькой, звеном, которое должно повести дальше — в Среднюю Азию.

Летом 1874 года в Тегеране появился человек в английском офицерском мундире.

«Капитан Непиер!» — так представился он сотрудникам русского посольства, с которыми постарался завести знакомство и даже дружбу. Цель этого стала понятней, когда в беседах с русскими дипломатами он старался выведать у них разные сведения о Средней Азии, о политическом положении, а главное — о расположении туркменских племен.

Интерес этот носил довольно практический характер. Вскоре Непиер отправился в «путешествие». Путь его лежал через Мешхед, Келат к побережью Каспийского моря, до Астрабада. В селениях, встречавшихся на его пути, капитан производил подробные наблюдения, о тех же, которые лежали в стороне, собирал детальные сведения у туркмен.

Особенно интересовал его Мерв.

Капитан сообщал в одном из донесений, что, по его данным, кочевники готовы сотрудничать с англичанами и что они «сослужили бы службу как реальная сила». Вернувшись в декабре в Тегеран, Непиер занялся написанием отчета. Доклад этот, над которым он работал до марта, никогда опубликован не был.

Весной Непиер внезапно исчез из города. Если это в было неожиданностью, то не для русской секретной службы. Время и даже маршрут передвижения английского офицера были известны заранее.

Капитан не напрасно интересовался Мервом. Теперь, соблюдая все предосторожности, он намерен был посетить этот город.

Русский консул в Астрабаде Бакулин получил приказание не спускать с капитана глаз. Русские агенты из кочевников сопровождали лазутчика от первого до последнего дня. Так стала известна цель его поездки — обещаниями, подарками и угрозами склонить вождей кочевников к выступлению против России.

Проводники, попутчики, погонщики верблюдов были не единственным источником информации, из которого русским становилось известно об английских лазутчиках. Англичане старались втянуть в свои антирусские интриги и персов. Персидские военные и дипломаты не отказывались от этого. Разве можно сказать человеку «нет», если он просит об услуге? Разве можно огорчить его и обидеть? Услуга должна быть обещана. Но оказать ее или нет, а, оказав, тут же сообщить русским — это дело уже совсем другого рода. В этом никому никакой обиды нет.

Само собой, переговоры Непиера с вождями кочевников и его переписка с английским послом в Тегеране — все это совершалось под грифом «совершенно секретно». Но каждая фраза из писем, каждое слово, сказанное капитаном, становились известны его противнику. Русскому послу в Тегеране обо всем этом докладывал не кто иной, как сам персидский министр иностранных дел.

Это было время, когда персидским государственным деятелям должно было делать выбор: союз с Англией или Россией. Министр иностранных дел Мирза Хусейн-хан предпочел сделать ставку на Россию. Военная и агентурная активность англичан на границах с Персией, разумно полагал он, угрожают его стране и ее свободе. И он старался делать все, чтобы оградить интересы своей родины, разрушив эти козни.

Англичан предавали и смеялись над ними за их спиной не только персы. Это все в большей степени делали и туркмены. Особенно после того, как англичане второй раз потерпели в Афганистане постыдную неудачу[18]… Раз они потерпели поражение, значит, были слабы и не заслуживали ничего, кроме презрения. К тому же они были еще и глупы, потому что, сами будучи многократно биты афганцами, приходили к ним, кочевникам, навязывать им свою дружбу и покровительство. В довершение всего, они еще делали подарки. Тот, кто дарит, не рассчитывая на ответные дары, заискивает перед тем, кому дарит. Он не покупает его, как представили себе это англичане, а задабривает его — так видели это кочевники.

Туркменские вожди с охотой принимали подарки. Они вели с англичанами разговоры, которых те от них хотели. Они обещали признать над собой власть персидского шаха или английской короны — им было все равно. Ведь это же были только слова, которые ничего не значили, в обмен на которые глупые «ференги» дарили им ружья и бинокли, часы и золотые монеты. Все в обмен на слова! Как было не презирать дарящих?

Правда, русские проявляли непонятный интерес к этим разговорам, которые ничего не значили. И вожди кочевников регулярно сообщали им, о чем говорили с ними английские агенты или присланные ими персы. Непостижимо, зачем было это русским начальникам, но раз они так желают, то почему бы… Тем более что за это можно получить пачку чая или целую голову сахара.

Так и жили вожди кочевников на водоразделе двух сил, которые вели между собой непонятную и, как представлялось самим кочевникам, бессмысленную игру. Единственный смысл этого были дары, которые можно получать в обмен на произносимые слова. Кто стал бы отказываться от этого?

Между тем английские агенты продолжали самозабвенно предаваться захватывающим интригам и изощренным козням. Они наматывали себе на головы чалмы, приклеивали фальшивые бороды, устраивали тайны и творили секреты, о которых их собеседники на другой же день со всех ног бежали сообщить русским.

Правда, то, что предводители кочевников докладывали о посещениях и разговорах, ни в коей мере не мешало некоторым из них предаваться привычному грабежу и разбою. Как и века назад, они грабили караваны, нападали на почту. Когда же в крае появились русские поселения и отряды, они не видели причины делать для них исключение. Если можно было угнать коней или скот, почему бы не сделать этого? Если можно разграбить военный склад и уйти безнаказанно — почему бы этого не совершить? Тем более что грабежи и набеги почитались доблестью, ими гордились, как гордились количеством жен или тучностью стад. Как и в прежние времена, самой ценной добычей были люди. Хороший раб стоил больше коня.

Английские агенты весьма одобряли эти набеги и всячески провоцировали вождей кочевников на это. Когда же один из таких агентов, уже известный нам капитан Непиер, собрался в очередную поездку, чтобы подбивать вождей племен к грабежу и набегам, поездка эта встретила непредвиденное препятствие. Русское командование, находившееся в Ташкенте, сказало «нет».

Прибыв в Хорасан и собираясь продолжить путь далее, в туркменские степи, Непиер не подозревал, что там же, в Хорасане, находился уже, поджидая его, русский консул из Астрабада Бакулин. Из инструкций консул знал, что ему делать. Кроме того, он знал, что действия его заранее согласованы в персидским правительством.

Неудачи капитана начались с первых же дней. Проводник, с которым договорился он, соглашался пойти, только если англичанин заплатит ему вперед. Непиер колебался. Он достаточно хорошо знал этих людей и понимал, что, дав деньги, больше проводника не увидит. Он согласился наконец дать вперед четверть платы. Тот настаивал на половине. Сошлись на трети. Получив десять монет и договорившись прийти на следующий день, проводник, как и опасался капитан, исчез, и никакими силами нельзя было его ни вызвать, ни разыскать. Другие почему-то либо отказывались идти вообще, либо требовали все деньги вперед.

И коней тоже никак не мог он достать. Его конь по какой-то причине захромал. Все, у кого пытался он купить коня, запрашивали сумму, за которую можно было бы купить целый табун. Это была какая-то цепь неудач, сеть невезения, лишенная выхода. Он писал британскому послу в Тегеран, но не получал ответа. Могло ли прийти ему в голову, что в пути следования письма его меняли адрес и оказывались на столе русского посла?