Онлайн Ведьма (СИ) - Дарья Шатил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После аварии был длительный период реабилитации. Но тогда Ида была готова бороться, понимала, что оплошала. Ведь никакие безответные чувства не стоят загубленной жизни и мечты. Вот только когда она снова смогла ходить и попыталась вернуться обратно в театр, оказалось, что двери уже захлопнулись, на них повешены замки, а ключи утоплены в озере.
В тот момент в Иде что-то сломалось, и она утопила себя в озере из алкоголя, случайного секса, а после и в обречённых отношениях. Отец Триш был конченным наркоманом и сынком богатых родителей, который только и делал что прожигал жизнь.
Иннокентий Савельев, которого все звали просто Попугаем по аналогии с Кешей, был не сказать чтобы красивым, скорее даже мерзким: с жёлтыми зубами, худой, как жердь, с руками оплетёнными вздувшимися венами, с сальными жидкими белыми патлами и серо-голубыми глазами. Одевался он тоже совершенно несуразно, ярко, броско, кичился брендами и деньгами. Вот только пьяной Иде было всё равно на то, как он выглядел — ей на многое тогда было плевать. Единственное, что её волновало в то время — так это то, что он умел пользоваться штукой у себя в штанах и языком.
А ещё трепаться умел красиво, называя Иду своим падшим ангелом.
Как Ида не подсела на наркоту, оставалось загадкой для неё самой. Возможно, у неё всё-таки были грани, через которые она не могла переступить.
И Триш стала такой вот гранью, даже не так — благословением. Только беременность заставила Иду подняться со дна депрессии и начать жить снова.
Она завязала с алкоголем и начала думать, срочно думать. Она оказалась беременной, без работы и средств к существованию.
Но решение было найдено. Распрощавшись с Попугаем, она отправилась к его папе, и спустя три часа и не самый приятный диалог Савельев младший получил путёвку в лечебницу. Оказалось, что папочка был не в курсе делишек сыночка — у Попугая оказалась такая же добрая и всепрощающая мама, как у Иды, которая покрывала сыночка и давала ему деньги.
Так завязались исключительно коммерческие отношения между семейством Савельевых и Идой. Они давали ей деньги на воспитание внучки, она не позорила их семью и держала в секрете тот факт, что Иннокентий не просто работает за границей, а лежит в больнице.
Получив солидную сумму денег, она купила квартиру в Питере и перебралась туда, желая покончить с прошлым раз и навсегда.
Одна, в чужом городе, она должна была бы бояться, но, удивительное дело, впервые за долгое время дышала легко. У неё снова был смысл жизни и цель, к которой стоило стремиться. Ребёнок. Тогда, пять лет назад, единственное, чего она боялась — только выбравшись из одной клоаки, попасть в другую, послеродовую. Поэтому Ида читала, изучала, искала способы, чтобы снова не упасть. Разбитая девушка, лишённая мечты, не могла понять, как можно полюбить кого-то просто потому, что он есть. Она примеряла на себя чужие истории. Даже имя ребёнку не выбирала, до последнего страшась, что не примет её.
Когда после второго узи ей сказали, что у неё точно будет девочка, она лишь пожала плечами и пошла выбирать детские вещи. Действия были механическими, она не получала от этого никакого удовольствия.
Тогда, под влиянием момента, с пакетиком детских розовых тряпок она пошла в парикмахерскую и побрилась налысо. А потом ещё и татуировку сделала — тонкими линиями набила на руке балерину. Почти восемь месяцев в Питере, наедине с собой, она училась жить заново, и тогда в её жизнь вернулись книги.
Но впервые за несколько лет она улыбнулась лишь тогда, когда увидела Триш. Маленькую, сморщенную и такую же лысую, как и она сама.
Она не просто улыбнулась. Ида ржала на всю палату, пока её зашивали, а Триш требовала есть.
Ида так и не поняла, почему именно Триш. Она просто посмотрела на девочку и поняла, что ту зовут именно так — Триш Морина. Без отчества.
И сейчас Триш уже не была лысой. Но всё так же требовала есть. Девочка залезла на подоконник и пинала Иду пяткой.
— Мама! Вставай! Я есть хочу!
Ида закусила губу и сделала вид, что храпит, а Триш принялась пинать ещё усерднее, да так, что они обе чуть не свалились на пол.
— Мама, если ты меня не покормишь, я тебя покусаю!
Ида вовремя отвела дочь к логопеду, так что Триш говорила идеально с правильно поставленными звуками и очень чёткими интонациями. Она то повышала голос, то снижала, передавая своими интонациями весь спектр эмоций, так что, даже не смотря на дочь, Ида знала, что та чувствует.
— Ты добьешься того, что я уйду от тебя к Люси и буду звать её мамой, — принялась угрожать Триш, когда пинания не привели к желаемому успеху. Люсей звали няню.
Ида распахнула глаза и спросила:
— Ты бросишь меня на произвол судьбы из-за еды?
— Да! — уверенно ответила Триш и кивнула головой, отчего её светлые кудряшки взметнулись.
— И что я буду без тебя делать? — иронично изогнула бровь Ида.
— Жить! И плакать!
— Да, это, конечно, аргумент, — хмыкнула Ида, вставая с подоконника. Спина и колено были недовольны. — И что вы хотите есть, мой командир?
— Еду.
— Я понимаю. Какую?
— Едимую.
— Едим её? — не поняла Ида.
— Едимую!
— Ты имеешь в виду съедобную? — ещё раз предприняла попытку понять собственного ребёнка Ида. Похоже, нужно будет всё-таки спросить у логопеда, куда ушли их деньги, раз уж Иде приходится периодически играть в подобные кроссворды. Или правильнее будет шарады?
— Едим её, — повторила Триш и, тяжело вздохнув, махнула рукой, мол, иди готовь хоть что-нибудь.
И Ида пошла готовить. А то вдруг ребёнок реально её бросит? Что она тогда делать будет? У неё ведь нет такого запаса водостойкой туши, чтобы жить и плакать всю жизнь.
Готовила Ида нормально. Как любая среднестатистическая женщина, могла приготовить всё что угодно — в крайнем случае позвонить маме и спросить, как приготовить то, чего не знаешь. Правда, звонить приходилось не своей маме, а Диминой, потому что мать Иды готовила невкусно даже по проверенному рецепту. Светлана Михайловна, бабушка Триш, а по совместительству ещё и мать Иды, могла испортить оливье, который априори нельзя испортить.
Отец Иды с момента свадьбы питается только пельменями и варениками — и то покупными. А каждый поход к брату на праздники воспринимает, как гастрономическую манну