Маньяк по субботам - Гостомыслов Александр Петрович

— Инфляция, суперинфляция… — вздохнул Грай. — Что вы предлагаете — урезать рацион?

— Ни в коем случае. Вы еще молоды, работа тяжелая, и питаться надо хорошо. На камбузе экономить не будем.

— У вас есть деловое предложение?

— Да. Помните, я рассказывал, что в свое время взял участок в Садах на южном берегу Ладожского озера?

— Это в Синявинских болотах? — уточнил Грай.

— Да, — смутился Бондарь. — Давайте устроим сельскохозяйственную экспедицию. Выедем вместе, посадим картошку, часть земли пустим под огород — у нас появится своя морковка, свекла… Все чистое, без пестицидов, вкуснее, чем на рынке. А? И рука ваша заживет в два раза быстрее на чистом ладожском воздухе. Соглашайтесь.

Грай откинулся на спинку кресла. Он на все смотрел с точки зрения истории.

— Движение «Сады для бедных» зародилось в Англии, прокатилось через Францию и Германию, дошло до России. Огороды вокруг городов в России существовали всегда, появились еще до царя Гороха. Теперь же официально выделяют тебе во владение шесть соток, можешь ставить домик, баньку. Не думал я, что когда-нибудь начну копошиться на этом мизерном клочке земли.

— Грай, вы меня недооцениваете, — обиделся Бондарь. — Не шесть, а двенадцать соток у меня. Не хибара, а пятистенок, двухэтажный дом, рубленный из сосны. Рядом баня, колодец, три стеклянных парника! И все это простаивает, а мы здесь сидим и ждем клиента. Я правильно оценил ситуацию?

Грай уклонился от прямого ответа, сказал нечто туманное, мол, обычных дел много, но он предпочитает особо интересные.

Бондарь раскипятился не на шутку. По-моему, даже перешел грань приличий.

— Цены на сельхозпродукты в стране поднялись до уровня мировых, а у нас земля гуляет — стыдно! Когда имеешь землю, стыдно быть бедным!.

Грай рассмеялся:

— Вы, никак, Конфуция читали? Великий китайский мудрец и философ говорил примерно так: «Если в стране разброд и шатание — сгыдно быть богатым. Если страна выбрала свой путь — стыдно быть бедным».

Капитан одобрил Конфуция.

— Китайцы — трудолюбивый народ, уж они плодородную землю не оставили бы необработанной. А мы с вами? Скоро зацветет клубника, яблоня, слива… Вишен я насажал кустовых, быстро растущих, много — в трех местах! Если за ними поухаживать — полить, удобрить — на них ягод больше, чем листьев!.. А картошку опять станем чернобыльскую с грузовиков покупать?

Бондарь знал, что говорил: я больше всего в жизни любил картошку, жареную на сале, а Грай — чай с вишневым вареньем. И на вишне великий сыщик «сломался». Посмотрел на меня вопросительно:

— Виктор, что скажешь?

У меня даже руки зачесались — так захотелось землицу покопать, что-нибудь посадить и удобрить. Но ответил уклончиво:

— Заманчивая идея. Нс ведь так можно и клиентов растерять.

В конце концов мы пошли на компромисс — капитан поедет в разведку, вернется через день, доложит обстановку, и тогда мы примем окончательное решение. Обрадованный Бондарь уехал на следующий день, в четверг 28 апреля в шесть угра. Мы остались вдвоем с Граем. Я кое-как приготовил завтрак. Поев, занялись очередным, довольно нудным делом.

В час дня, сидя в кабинете, мы услышали, как с крыльца начали торопливо тыкать ключом в замок. Мы никого не ждали. Человек, похоже, спешил и не мог справиться с замком. Я взглянул на Грая, он пожал плечами. Бесшумно я вышел в прихожую и посмотрел сквозь тонированное стекло иллюминатора, вмонтированного во входную дверь.

На крыльце мучался с ключами Бондарь, взволнованный, с потемневшим лицом, с волосами, прилипшими ко лбу. Старик был не в себе. Ворвавшись в дом, он оттолкнул меня, забыв вытереть ноги, оставляя следы на полу, не раздеваясь, пробежал в кабинет к Граю. Протянул ему пакет из полиэтилена:

— Письмо вам. Его прибили к двери дома в Садах, — и рухнул на диван, куда мы обычно сажаем клиентов.

— Стоило ли так волноваться и спешить? — попробовал успокоить старика Грай. — Может, это шалость местных мальчишек?

— Ха! — нервно дернулся капитан. — Мальчишки? Вы прочитайте…

Шеф осторожно развернул пакет. Мы увидели огромный двухсотмиллиметровый гвоздь, похожий на шгык, им можно пробить два бревна сразу. И еще — листок из школьной тетрадки в клеточку, сложенный вчетверо, с дыркой от гвоздя. Грай осторожно развернул листок. Письмо было написано синей шариковой ручкой, в стихах, печатными буквами, чтобы не узнали почерк:

«Знаменитый сыщик Грай,

Лишь весна наступит,

Ты под вишней покопай

И отыщешь — трупик!

И, пожалуйста, узнай,

Чье же это тело?

А потом, еще копай —

Я ведь знаю дело…

Ты под яблоней ищи,

Посмотри под грушей,

А меня ищи-свищи,

Никого не слушай!

Я Король в своем Саду:

Всех, кто мне не нужен,

Под деревья приведу —

Сыщикам на ужин!

НАГ».

— У меня, когда понял, о чем речь — ноги подкосились, — признался Бондарь, — не стал даже дом открывать. Завернул письмо в полиэтиленовый пакет, и скорее обратно. До остановки бежал., едва разрыв сердца не сочился.

— Зачем же вы так, — укорил я его. — Можно было позвонить из правления, мы бы приехали.

— И это я при стороже, при посторонних стал бы рассказывать, чго у меня в саду под деревом покойник зимовал’ — всплеснул руками Бондарь.

— Скорее всего письмо — дурная шутка, — мягко заметил Грай.

— А если нет? — вскинулся Бондарь. — Начнешь поливать, а он там зашевелится… Бр-р-р…

Мы долго ругали незадачливого шутника и успокаивали капитана. Но старик уперся:

— Мне на участок вежпгй страшно. Теперь станет под каждым деревом мерещиться череп с пустыми глазницами.

Я провел кисточкой со специальным порошком по гвоздю и письму, проверил на отпечатки. На них сказались отпечалки пальцев только Грая и Бондаря. Это шефу не понравилось, местный поэт оказался не так уж и прост.

— Хорошо, — решил Грай. — Подключим наш телефон к линии дежурного Автовского отделения милиции. Если кто позвонит, нам передадут.

— Автобус ходит со станции метро «Улица Дыбенко», — заторопился Бондарь. — Билеты на автобус, правда, нынче кусаются. Даже частники берут с пассажира на треть дешевле. Чиновники автопарка стали наглее мафии. Автобус идет по Мурманскому шоссе до шестидесятого километра, там поворот налево и остановка «Штаны» — две улицы расходятся в разные стороны.

— Едем на машине, — задумчиво перебил его Грай.

— Оружие брать? — на всякий случай поинтересовался я.

Детектив взглянул на Бондаря. Тот замахал руками:

— У нас тихое место, соловьи поют. Я двадцать лет там отдыхаю.

— Тихое место? Тогда обязательно возьми, — распорядился шеф.

* * *

На следующий день, в пятницу 29 апреля в семь утра мы уже грузились в спою старенькую «Ниву». На заднее сиденье и в багажник поставили низенькие длинные ящики с рассадой помидоров, сладкого перца, огурцов, капусты, тыквы… Все это Бондарь выращивал на чердаке около слухового окна, поставив там двойные рамы и оборудовав небольшой парничок с электрическим подогревом. Забитую до отказа машину сверху украшал сломанный стул, который Бондарю было жалко выбросить, а там, на даче, когда-нибудь, может быть, он соберется его починить.

И вот неторопливо мы катим через город по Ленинскому проспекту. Спереди и сзади на трассу выезжают такие же перегруженные машины — везут доски, кирпичи, коляски, матрасы… Зашевелилась армия садоводов — весна, весна на улице, весенние деньки!

За городом в лесу кое-где еще прячутся от солнца пятнышки снега. Но их немного. Талая вода скапливается в мутные озерца, бурлят придорожные ручьи.

По длинному мосту, с милиционером, разомлевшим от тепла и безделья в стеклянной будке, переезжаем через Неву. Слева Шлиссельбург, старинный русский город с крепостью Орешек на островке в истоке Невы. Справа видны трубы ГРЭС районного центра — Кировска. Нам осталось проехать по Мурманскому шоссе семнадцать километров.