Новая история денег. От появления до криптовалют - Андрей Всеволодович Остальский

такое — ипотека. А если и понимали, то не вдавались в подробности. Ну отберут, если что, дом, так и без того его приобретение выглядит делом нереальным, сказочным, даже и не мечтали. Вдруг пришли дяди и говорят: вот вам дом в долг. А там как-нибудь. Расплатиться с долгом потребители этих ипотек не могли, но процент, причем выше обычного, кое-как тянули, по крайней мере некоторое время. А потому и выглядели эти долги довольно привлекательно: риск, конечно, повышенный, но зато и норма прибыли значительно больше средней. И вот повадились затем агентства эти долги неплатежеспособных, в общем-то, людей продавать банкам — правда, с солидной скидкой за риск соответственно.

Я уже писал о том, что долги в сегодняшнем мире — очень ходкий товар, без активной торговли которым нельзя даже и представить себе современной экономики. Но долг долгу рознь. Некоторые компании, у которых плохи дела, стоящие иногда просто на грани банкротства, платят по своим облигациям фантастически высокие проценты, потому как им лишь бы сегодня дыру заткнуть, а там — будь что будет. Не бросаются же солидные банки скупать и перепродавать эти опасные облигации, а если все же покупают некоторые из них, то в ограниченных количествах, с разбором, понимая, чем это может кончиться. Почему же в случае со скверными ипотеками была проявлена такая роковая беспечность? Потому что они обеспечены залоговой стоимостью — домами? Да какие это дома, одно название — их рыночные цены ниже одолженных под них денег, и вообще неликивидны они, неликвидны. То есть, попросту говоря, быстро их не продать даже по дешевке, с убытком, потому что рынок перенасыщен сим продуктом. Неужели люди, знающие, что такое «биноминальное дерево», не понимали такой простой вещи?

Я очень хорошо помню момент, когда мой банк (мой — не в том смысле, что я им владею, а просто храню там деньги на счету) решил вдруг несколько лет назад купить в Америке такое вот специализированное предприятие по торговле высокорискованными ипотеками. Помню, как я возмутился: вот ведь жадность человеческая, и так дела у них идут великолепно, так ведь нет, надо еще и туда вложиться, а ведь опять же ежу понятно, чем это чревато! Вот ведь мне с ежом было понятно, а высоким профессионалам из моего весьма знаменитого банка — нет! Думаю, что на самом деле и им в глубине души все было ясно, но перспектива быстрых сверхприбылей, а значит, и многомиллионных бонусов-премий к Рождеству заглушает все — и голос разума, и интуицию, и просто здравый смысл.

Когда пузырь негодных ипотек лопнул, оказалось, что не только мой, но и практически все крупнейшие банки залезли в это болото по пояс, если не по шею, и им пришлось списывать миллиарды убытков. И вот что за этим последовало — свирепый кризис ликвидности, грозивший для некоторых, более слабых игроков и чем-то похуже — кризисом платежеспособности. Первое — это когда временно не хватает денег, чтобы рассчитаться по текущим обязательствам, но в принципе — броня крепка, и танки быстры. Пережить только бы бурю, перехватить кредитов там и сям, и смотришь — все в порядке. Второе же — это когда денег нет и не будет. Когда сам бизнес поражен настолько или вся экономическая погода вокруг такова, что уже не выплыть. Это значит — банкротство. Ситуация усугублялась тем, что оперирующие в США банки по закону должны держать неприкосновенных резервов в Центробанке (Федеральной резервной системе) как минимум на одну десятую часть всех выданных кредитов (см. главу «В банке или в банке?»). И большинство уже и так лихо подошло вплотную к этому пределу… А потому выдача межбанковских кредитов почти прекратилась. Или если и шла, то в очень ограниченных масштабах и по особым ставкам, которые далеко не все могли себе позволить. А стоит, как известно, Америке чихнуть, как Европа простуживается. И раньше других начинает лихорадить Британию. Первой британской жертвой американского ипотечного кризиса и нехватки ликвидности в Британии стал относительно небольшой банк Northern Rock. Эта самая «Северная Скала» не оправдала своего названия, не выстояла, поскольку пользовалась моделью бизнеса, почти полностью зависящей от рынка краткосрочных кредитов. Много лет модель эта работала вроде бы без сбоев, «Скала» исправно одалживала нужное количество денег в зависимости от спроса на свои кредиты, вовремя расплачивалась с кредиторами и имела не такую уж плохую маржу — превышение доходов над текущими расходами. Но вот на кризис ликвидности рассчитана эта модель не была. Среди клиентов началась паника, у отделений банка выстроились колоссальные очереди, люди стояли всю ночь, подчистую выгребая всю наличность. Словом, страшная картина, хорошо знакомая каждому, кто пережил 98-й год в России. Или начало тридцатых — в Америке. Ну а в Англии живых свидетелей не осталось, последний банковский ажиотаж, панические изъятия денег имели место лет сто пятьдесят назад. Но страх остался, наверно, на генетическом уровне. Равно как и четкое представление в правительстве, что картинки таких очередей по телевизору почти неизбежно вызывают эпидемию: люди пойдут на всякий случай забирать деньги и из других банков. А каждому известно (по крайней мере, тем, кто читает эту книгу по порядку), что банки почти всегда имеют долгов больше, чем наличных активов, а значит, на всех не хватит! И, следовательно, скоро неизбежно начнется всеобщая паника и истерика, банки один за другим начнут прекращать операции, будут объявлены первые сенсационные банкротства… и пошло и поехало… Банкротство одного игрока чревато цепной реакцией банкротств. А затем — и эффектом домино, когда, падая, сначала отдельные столпы экономики, а затем и целые отрасли начинают валиться сами и валить других. И так опомниться не успеешь, как вся мировая экономика свалится — в спад, депрессию, глубокий кризис. Такой примерно катастрофический сценарий стал вырисовываться в некоторых головах. И головы эти ринулись на биржу, вынимать деньги из акций. Биржевые индексы, вообще очень подверженные влияниям массовой психологии, полетели стремительно вниз, как всегда заражая друг друга и доказывая таким образом неделимость мировой экономики… И хотя британское правительство пришло на выручку «Северной Скале» (за счет средств налогоплательщиков — миллиардов девяносто в общей сложности пришлось выложить), публика продолжала нервно смотреть на банки — что-то с ними будет, а значит, и с нашими денежками, да и с кредитами для экономики, без которых та неизбежно начнет сворачиваться. И вот тут-то на сцену вышел Жером Кервьель. Вернее, его вытащили. Многим показалось, что катастрофа «Сосьетэ Женераль» может стать последней каплей, переполнившей чашу. Последней соломинкой, которая может переломить хребет верблюда мировой экономики. И не потому ли американская