Идет розыск - Аркадий Адамов

Игорь беспокойно ворочался в постели и не мог заснуть. Ему было жарко под тонким одеялом, душно, неудобно лежать. Среди ночи он встал, выпил тепловатой, невкусной воды из графина. Что это за вода такая здесь?

Потом выкурил у окна сигарету. Какое-то серое, противное небо было, ни луны, ни звезд. Он снова лег в постель и закрыл глаза. Что, интересно, делает сейчас Лена?

Тьфу, черт! Да спит она, в Москве тоже ночь. Так, с мыслью о Лене он и уснул, наконец.

Утром Рощин поинтересовался:

— Ну, как спал?

— Нормально, — буркнул Игорь.

— Да, — согласился Рощин, — ночь прошла спокойно. Не появился твой красавец, — он повертел в руках одну из фотографий, лежащих на столе, и добавил: — Страшноватая рожа, что ни говори.

Игорь покосился на фотографию.

— В тюрьме снимали.

Смоляков смотрел прямо на него. Круглое лицо, губастое, широко расставлены глаза, узкий, в морщинах лоб, короткий, темный ежик волос, бородавка справа возле широкого носа. «Волосы-то уже отросли», — подумал Игорь. Смоляков смотрел на него зло и упрямо. И от этого взгляда Игорю стало не по себе.

— Ладно, — хмуро сказал он, отбрасывая фотографию. — Давай, Никита, думать. Ничего мы с тобой не упустили?

— Вроде, ничего.

— А у санатория люди дежурят?

— А как же.

— Проверил бы. Я их не знаю.

— Проверю, проверю. На этот счет не беспокойся.

— Он опытный, Смоляков. Учти.

— Мы тоже опытные.

— А какие еще входы есть в санаторий, посмотрели?

— Слушай — сочувственно сказал Рощин. — Да не волнуйся ты так. Все посмотрели. Все в порядке. Только бы он появился.

…И Смоляков, наконец, появился. Совсем не там, где его ждали.

Неожиданно позвонил Зарубин.

— Игорь? — глухо спросил он.

— Я, я. Чего звонишь?

— Приезжай. Дело есть.

— Еду.

Игорь примчался через полчаса. Зарубина он нашел у того же сарая, что и вчера. Он сидел на скамейке какой-то взъерошенный, сутулый и, опираясь локтями на широко расставленные колени, смотрел в землю, словно что-то потерял в траве возле ног. Во рту была зажата дымящаяся сигарета.

— Ну, что случилось, Иван? — спросил Игорь, слегка запыхавшись и усаживаясь рядом на скамью.

Зарубин вздохнул, откинулся на спинку скамьи и вынул сигарету изо рта.

— Письмо получил, — процедил он, доставая из кармана мятый конверт.

Игорь прежде всего внимательно осмотрел сам конверт.

— Так… Местное. Уже хорошо… Отправлено вчера… — медленно говорил Игорь, крутя конверт в руках. — В одиннадцать часов… С центрального почтамта… Там, видимо, и писал его… Ну, посмотрим, чего написал.

— Придти велит.

— «Велит». Он тебе не хозяин.

Игорь достал письмо. Это был сложенный вдвое зеленоватый бланк для телеграмм. Кривые строчки шли поперек печатного текста. Смоляков писал:

«Здорово, дружок закадычный Иван. Поклон тебе от дружка Фени. Желаю встретиться. Приходи в субботу в парк у моря, в двенадцать дня. Там открытая кафушка „Золотой маяк“. Ждать буду. Не придешь, умоешься.

Феня».

— Феня — кличка его? — спросил Игорь.

— Ага.

— А суббота у нас завтра, так?

— Так. Мне идти или как? Охота взглянуть.

— Не боишься?

— Я его бил, — нахмурился Зарубин. — Под нарой у меня сидел.

— Выходит, он тебя бояться должен?

— Посчитался, — коротко ответил Зарубин и невольно пощупал какое-то место у себя на животе под рубахой.

— Нож? — спросил Игорь.

— Напильник.

— Опасно.

— Ничего. Я живучий.

— Простил ты его все-таки?

— Он потом сам себя чуть не кончил. Рядом в санчасти лежал.

— Значит, дружками вышли?

— Вроде того.

— А Марину, выходит, ты у него увел?

— Я за нее заступился.

Игорь чувствовал, сложный узел отношений связывал этих трех людей, этот лишь на первый взгляд заурядный треугольник. Все тут было трудно и необычно: и любовь, и смерть шли здесь рядом. «Интересно, — мелькнуло вдруг в голове у Игоря, — что думает обо всем этом сама Марина?» Впрочем, сейчас это уже не имело значения.

Так, во всяком случае показалось Игорю. И тут он чуть не совершил крупной ошибки.

— Ну, так чего, идти или нет? — спросил Зарубин сердито и нетерпеливо. — Или не доверяешь? Тогда прямо, говори.

— Пойди, Иван, пойди, — задумчиво согласился Игорь. — На всякий случай посмотрим, чего такое он тебе скажет. Место знакомое?

— Знакомое.

— Ну, а мы подготовим встречу. Марина ничего не знает?

— Нечего ей знать.

— Правильно. Живете вы тут, на территории?

— Ага. Второй корпус, для персонала.

— Дома Марина?

— Дома. Запретил уходить. С территории.

— Слушается?

— Слушается. Я тут к одному случаю придрался, — Зарубин хмуро усмехнулся.

— Ладно. Выходит, сюда он не придет. Что ж, подождем субботы. А так все по-старому. С территории ни шагу. Договорились?

— Ага.

— Эх, Иван, — неожиданно вздохнул Игорь. — Видишь, как жизнь складывается? Ее только выпусти из рук, только расслабься. Унесет, как ветром.

— Только дурной ее из рук выпускает, — кивнул Зарубин, глядя куда-то перед собой. — Вот и я дураком был. Выпустил.

— А сейчас что думаешь?

— Сейчас у меня Марина есть. О ней думаю.

— А кто у тебя еще есть?

— Мать, — вздохнул Зарубин и, поменяв позу, вытащил сигареты и закурил, потом будничным тоном закончил. — Отец. Сестренка.

— Где они?

— Да недалеко, в Херсоне. Моряк отец.

— И до сих пор плавает?

— А чего? Ему сорок восемь всего. И матери столько. В порту работает, в бухгалтерии. Ну, сестренка школу кончает.

— Что ж ты к ним не вернулся?

— Нельзя было, — сдержанно произнес Зарубин.

— Это почему? — удивился Игорь.

— Я уже с Мариной был.

— Ну, и что?

— Отказались ее принять.

— М-да… — покачал головой Игорь точно так, как делал это Цветков. — Что же, и письма, выходит, не шлешь?

— Почему? Пишем. Но вместе и я теперь жить не хочу. И Марина. Потому, силы свои проверить надо, понял? Сам на ноги встану. Руки есть, силы есть, ну, и совесть, оказывается, тоже есть. Не пропаду. Но, однако, пять лет тю-тю. Нагонять надо.

— Как чувствуешь, навсегда завязал?

Такой вопрос серьезно можно задать, только достигнув определенной степени доверия, взаимного доверия и расположения. Игорь это знал.

— Навсегда, — кивнул Зарубин. — Марина, ведь, со мной.

— А у нее кто еще есть?

— Никого. Сиротой росла, у тетки. А тетка померла в прошлом году. Хоронили ее. Очень Марина переживала.

Некоторое время они сидели молча, и нисколько не было тягостным это молчание для обоих. Потом Игорь, спохватившись, посмотрел на часы и торопливо простился.

— Надо действовать, Иван. Нельзя расслабляться, — усмехнулся он. — Значит, все мы, кажется, обговорили. Завтра ты идешь, так?

— Так.

— Ну, пока.

И Игорь заспешил в Управление. Однако он и предположить не мог, что задумал на этот раз Смоляков.

В тот же день в Москве, в кабинете Цветкова, состоялся неприятный разговор.

Цветков вызвал к себе Усольцева.

С нехорошим предчувствием шел Виктор Усольцев в кабинет начальника отдела. Успокаивала только мысль, что главный его враг, этот чертов Откаленко, уехал в командировку. Уж он бы наговорил, будьте спокойны. Но события на даче, о которых Усольцев знал, и, главное, присутствие там Коменкова, с которым так неудачно он провел встречу, сулили неведомые пока неприятности, это Виктор ощущал «печенкой», как любил он отзываться о своих предчувствиях. Тем более арестован этот проклятый Димочка Шанин. И Лосев его уже допрашивал. Но как Усольцев ни старался, узнать результаты допроса не удалось. Лосев молчал.

Когда Усольцев зашел в кабинет Цветкова, то сразу увидел Лосева, сидевшего в стороне, на диване. Длинная его фигура в сером костюме и светлые волосы четко выделялись на темной обивке дивана, это почему-то бросилось Усольцеву в глаза сейчас.

Он остановился на пороге.

— Заходите, Усольцев, — сухо пригласил его Цветков.

Обращение на «вы» ничего хорошего не сулило.

Виктор молча сел на стул возле стола и неуверенно посмотрел на хмурого Цветкова, перебиравшего на столе карандаши.

— Так вот, — сказал Цветков, сдвигая карандаши в сторону. — Должен сказать, что вы плохо начали свою работу у нас. Не неумело, это бы я вам еще простил, а плохо, — подчеркнул он. — С самого плохого начали и самого, в наших условиях, опасного — с обмана. Вот это мы, Усольцев, не прощаем. И это вы знали.

— Я не обманывал, я…

— Погодите, — приподнял руку Цветков. — Я не кончил. Вы провалили задание с Коменковым, вы не получили у него никаких сведений о Шанине, которого он, оказывается, хорошо знает. Ладно. Это может случиться с новичком. Совсем неопытным новичком, каковым вы и являетесь, потому что Коменков — это пустой орех, его расколоть ничего не стоило. Но вместо того, чтобы честно доложить о неудаче, вы заявили, что задание выполнили, но Коменков о Шанине ничего не знает. Этим вы ввели нас в заблуждение и нанесли прямой вред делу. Такое прощать мы не имеем права. И не прощаем, Усольцев. Вот это первый пункт. Он вам ясен?