Американский таблоид - Джеймс Эллрой

Не хватало лишь Чака Роджерса — он летал над Флоридой и разбрасывал листовки.

Пит закрыл контору и изложил новый закон. Он назвал его Декларацией Антинезависимости Подразделения и Новым Биллем об Отсутствии Прав Ку-клукс-клана.

Никакого сутенерства. Никаких ограблений. Никакого мухлежа со счетчиками. Никаких краж со взломом. Никакого вымогательства. Никаких угонов автомашин.

Нельзя линчевать. Нельзя нападать на ниггеров. Нельзя взрывать церкви. Никаких проявлений расизма в отношении кубинского населения.

Особые указания блессингтонскому клану:

Любите кубинцев. Оставьте их в покое. Напротив — разбирайтесь с теми, кто побеспокоит ваших новых кубинских братьев.

Локхарт назвал новые правила «сущим геноцидом». Пит защелкал суставами пальцев. Локхарт быстренько заткнулся.

Собравшиеся разошлись. Пришел Джек Руби и принялся упрашивать подвезти его — у его автомобиля накрылся карбюратор, а ему надо было отвези в Блессингтон своих девочек.

Пит сказал: о’кей. На девочках были брючки-капри и маечки на бретелях, — словом, могло быть и хуже.

Руби ехал на переднем сиденье. Джей-Ди Типпит и девочки — в кузове. Клубились дождевые облака — если сейчас разразится гроза, будет жопа.

Пит ехал на юг по дорогам с двусторонним движением. Он включил радио — чтобы как-то заглушить бормотание Руби. Из ниоткуда появился Чак Роджерс и принялся кружить над ними, едва не задевая верхушки деревьев.

Девчата дружно приветствовали его. Чак сбросил упаковку пива; Джей-Ди ее поймал. Сверху посыпались антикоммунистические листовки — Пит выхватил одну прямо из воздуха:

«Шесть причин, почему Иисус был за Клан». С первого же пункта стало ясно, какого пошиба писанина: «Потому, что комми фторировали воды Красного моря».

Руби оглядывал окрестности. Типпит и девочки попивали пиво. Чак отклонился от курса, чтобы забросать кирпичами негритянскую церквушку.

Радиосигнал становился все слабее. Руби принялся причитать:

— У Санто короткая память, да. Санто дал мне всего одну десятую того, что я просил, потому что память у него — хуже некуда. Санто не понять, чего мне тогда стоило переправить вот этих дамочек в Гавану. Ну да, ему порядком досталось от Бороды. Зато его не достает никакой гребаный федерал из Чикаго.

Пит немедленно вскинулся:

— Что за федерал из Чикаго?

— Не знаю, как его зовут. Я и видел-то его всего один раз, слава Аллаху.

— Опиши его.

— Рост метр восемьдесят с небольшим, лет сорок шесть — сорок семь. Очки, жидкие седые волосы, и, лично по мне, еще тот пьяница — поскольку в тот единственный раз, когда я видел его воочию, от него несло виски.

Дорога так и запрыгала перед глазами. Пит нажал на «тормоз», грузовик резко остановился.

— Расскажи, как именно он тебя достает.

— Чего это я буду тебе рассказывать? Назови хоть одну причину, по которой я должен это делать.

— Я дам тебе тысячу долларов, если ты мне расскажешь. Если же мне твой рассказ понравится, дам еще четыре.

Руби принялся считать на пальцах, — от одного до пяти, и так раз шесть.

Пит выстукивал мелодию на баранке руля. Вот такую: раз-два-три-четыре-пять.

Руби беззвучно повторял губами цифры: раз-два-три-четыре-пять, раз-два-три-четыре-пять.

Пит поднял вверх ладонь с растопыренной пятерней. Руби сосчитал пальцы — вслух.

— Пять тысяч, если тебе понравится?

— Пять, Джек. И тысячу, если не понравится.

— Я чертовски рискую, если расскажу тебе.

— Тогда не рассказывай.

Руби принялся теребить висевшее у него на шее ожерелье из звезд Давида. Пит развернул пятерню ладонью вверх. Руби поцеловал одну из звезд Давида и глубоко-о-о вздохнул.

— В мае прошлого года этот вонючий федерал набросился на меня в Далласе. Угрожал всеми мыслимыми и немыслимыми бедами, и я ему поверил, потому что он — треклятый гойский фанатик, которому нечего терять. Он знал, что я занимался ростовщичеством в большом Ди и Чикаго, знал и то, что тех, кто просил реально большие бабки, я направлял к Сэму Джианкане. И вот чего ему было надо: он хотел отследить деньги, которые занимались из пенсионного фонда профсоюза водителей грузовиков.

Классический Литтел: дерзкий и глупый.

— Он заставил меня каждую неделю звонить ему в Чикаго с таксофона. Иногда он подкидывает мне денег — когда я жалуюсь, что мои дела совсем уж плохи. Он заставил меня рассказать ему об одном моем знакомом, киношнике по имени Сид Кабикофф, который хотел, чтобы я познакомил его с одним гангстером-ростовщиком, Сэлом Д’Онофрио, чтоб тот представил его Момо и они могли договориться насчет кредита из средств пенсионного фонда. Что случилось потом, я не знаю, но в чикагских газетах я прочел, что оба, и Кабикофф и Д’Онофрио, были убиты — как написано в газете, «умерли под пытками», и что оба дела так и остались нераскрытыми. Я, конечно, не Эйнштейн, но «пытки» в Чикаго означают только одно — Сэм Джи. Также я знаю и то, что мое имя там не всплывало, иначе и меня бы давно «навестили». Вдобавок не надо быть Эйнштейном, чтобы догадаться, что виноват во всех этих бедах тот полоумный федерал.

Литтел нарушал закон. Литтел был лучшим другом Бойда. Ленни Сэндс работал и на Литтела, и на Д’Онофрио.

Руби снял с колена приставшую собачью шерстинку.

— И этот рассказ стоил пяти тысяч долларов?

Дорога поплыла перед его глазами. Пит едва не задавил аллигатора.

— Тот федерал… он звонил тебе после смерти Кабикоффа и Д’Онофрио?

— Слава Аллаху, нет. Так что там с моими пятью…

— Ты их получишь. Как получишь еще три, если сообщишь мне сразу после того, как он тебе позвонит. И если твоя информация поможет мне с ним разделаться, получишь еще пять.

Руби едва удар не хватил:

— Но за что? Почему ты готов платить такие деньги?

Пит улыбнулся:

— Пусть это будет между нами, хорошо?

— Ты хотел секрета — я рассказал тебе секрет. Я известен своим умением держать рот на замке.

Пит достал свой «магнум» и сжал руль коленями. Руби улыбнулся, — хо, хо, ты чего это?

Пит открыл барабан, вытряхнул оттуда пять патронов и повернул его.

Руби улыбнулся: хо-хо, ну ты даешь, парень.

Пит выстрелил ему в голову. «Русская рулетка» сработала: курок угодил в пустую ячейку.

Руби побелел, точно простыня куклуксклановца.

Пит сказал:

— Поспрашивай у людей. Послушай, что они про меня расскажут.

В Блессингтон они приехали в сумерках. Руби и Типпит быстренько развернули свое стрип-шоу.

Пит позвонил в аэропорт Мидуэй, и представился офицером полиции. Какой-то клерк подтвердил слова Руби: некий Уорд Дж. Литтел действительно летал в Даллас и обратно 18 мая прошлого года.

Он повесил трубку и тут же позвонил в отель «Райская скала». Девушка-администратор сообщила, что Кемпера Бойда не будет до вечера.

Пит оставил ему записку: «Сегодня в десять вечера, «Луау-лунж», — это очень важно!»

Бойд воспринял все на удивление спокойно:

— Я знал, что Уорд выслеживает бухгалтерские книги фонда, — сказал он таким тоном, будто ему было лень даже сделать вдох.

Пит пускал колечки дыма. Тон Бойда показался ему оскорбительным — оказывается, он проехал восемь миль только для того, чтобы увидеть эту скучающую мину.

— Кажется, тебя это не слишком-то взволновало.

— Я дал Литтелу немного больше свободы, чем следовало бы; тем не менее, особых поводов для беспокойства я не вижу. Не желаешь раскрыть свой источник информации?

— Нет. Он не знает имени Литтела, и я порядком запугал его.

Их столик осветил факел-тики; Бойда на мгновение осветила вспышка яркого, причудливого пламени.

— Тебя-то это каким боком касается, Пит?

— Это касается Джимми Хоффы. Он — наш союзник в кубинской операции, а Джимми и есть пенсионный фонд.

Бойд забарабанил пальцами по столу.

— Литтел интересуется только чикагской мафией и фондом. Наших планов относительно Кубы это не касается, так что не думаю, что нам стоит предупреждать Джимми. И мне бы не хотелось, чтобы ты говорил об этом с Ленни. Он отказывается говорить на эту тему, посему не стоит его беспокоить.

Классический Бойд: «принцип необходимого знания» от и до.

— Допустим, Джимми предупреждать не стоит, но я еще раз, громко и отчетливо, повторяю: Джимми нанял меня убить Антона Гретцлера, и я не желаю, чтобы Литтел доставал меня этим. Он уже сообщил мне, что знает, что это сделал я, и этому сумасброду ничего не стоит заявить об этом публично, и плевать ему на мистера Гувера.

Бойд покрутил в бокале соломинкой для мартини:

— И Роланда Кирпаски убил тоже ты.

— Нет. Джимми убил его сам.

Бойд присвистнул — очень, очень непринужденно.

Пит наклонился над ним: