По большому счету - Евгения Письменная

– Мы больше не можем выполнять свои обязательства.

Игнатьев только вопросительно посмотрел на Винокурова, ничего не сказав. Тот продолжил, как будто читая с листа:

– Падение котировок на рынке ценных бумаг и наша зависимость от операций РЕПО привели нас к утрате ликвидности.

Игнатьев не торопясь закурил сигарету и спросил:

– Очень много в портфеле ценных бумаг?

Банкир утвердительно кивнул головой:

– Очень. Цена их упала, активы скукожились, и капитал ушел в ноль.

Игнатьев знал ответ, но все равно спросил:

– А с контрагентами рассчитываться можете?

Винокуров вздохнул.

– Нет, не можем. И сегодня объявим об этом[368]. У нас просто нет никаких шансов на исправление ситуации собственными силами. Нам нужна поддержка.

Игнатьев недолго размышлял – всего одну сигарету. Ему было очевидно, что банк надо спасать. Во что бы то ни стало. Иначе может начаться кризис. Рухнет первый банк, люди ринутся снимать деньги со счетов, и пошло-поехало: обрушится и второй, и третий.

Разговор не был долгим. «КИТ Финанс» спасли. Две государственные компании – алмазодобывающая «Алроса» и железнодорожная «Российские железные дороги» – за символическую цену приобрели акции банка[369]. Обоим инвесторам ЦБ дал деньги под низкую процентную ставку на длительный срок, чтобы они поддержали «КИТ Финанс». Винокуров оказался счастливчиком: он потерял банк, но не деньги: Агентство по страхованию вкладов выкупило у «КИТ Финанса» 29,9 % акций Ростелекома по высокой цене – 50,3 миллиарда рублей. Позже АСВ сможет продать эти акции на семнадцать миллиардов дешевле. Убытки государство возьмет на себя[370].

Вторым стал Связьбанк. Банкиры зачастили на встречи с главой ЦБ.

На этот раз к Игнатьеву приехала не председатель правления Алла Алешкина, а старый знакомый, глава «Почты России» Алексей Казьмин. Хотя формально он и не имел отношения к Связьбанку, всем было известно, что Алешкина и Казьмин работают всегда вместе. Так было и в Сбербанке, и в «Почте России», где Связьбанк был опорной кредитной организацией. Казьмин по-дружески просил Игнатьева о кредите. Большом. Дыра из-за кризиса составила более ста миллиардов рублей.

Страхи, что за первым падением банка последует второе, стали сбываться слишком быстро. Для Игнатьева информация о том, что Связьбанк в ужасном положении, оказалась новостью. Он никогда не попадал в списки проблемных. К тому же Игнатьев по-прежнему доверял Казьмину, который больше десяти лет руководил крупнейшим банком страны. Он всегда был спокоен за Связьбанк, зная, что там работает сильная команда из Сбербанка.

Связьбанк кредит не получил. Госкорпорация «Внешэкономбанк» пусть и нехотя, но согласилась приобрести его акции и заняться его оздоровлением. За пять тысяч рублей[371].

Еще один крупный банк – «Глобэкс» – в октябре перестал отдавать депозиты вкладчикам[372]. Да, тот самый, о котором много спорили в ЦБ, принимать или не принимать его в систему страхования вкладов, и из-за которого уволился первый зампред ЦБ Дмитрий Тулин. Несколько лет назад руководство ЦБ видело проблемы, но не стало строго к ним относиться, поверив руководителю банка Анатолию Мотылеву на слово, что тот их решит[373]. Пришел час расплаты, ЦБ был вынужден давать два миллиарда долларов для оздоровления «Глобэкса»[374]. В состав акционеров уже бывшего мотылевского банка опять вошел ВЭБ[375]. И снова за пять тысяч рублей.

На спасение обоих банков ЦБ дал Внешэкономбанку большой и дешевый депозит – 212,6 миллиарда рублей. ВЭБ его вовремя не вернул, государство конвертировало его в семилетние облигации[376].

Банки продолжали рушиться[377]. ВЭБ, нагруженный двумя банками, отказывался брать себе на баланс еще что-то тонущее; других санаторов в условиях кризиса находить становилось все труднее. Большинство оставшихся на плаву банков старались пережить кризис, а не набирать плохие активы, которые могли бы потащить их на дно.

Когда пришли плохие новости из санкт-петербургского Банка Восточно-европейской финансовой корпорации (ВЕФК), стало понятно, что нужен другой санационный механизм. Распихивать лопнувшие банки по разным карманам – плохая практика. Санация должна быть системной, лучше через Агентство по страхованию вкладов (АСВ). Закон, разрешающий ему санировать банки, приняли в срочном порядке[378]. Именно из-за ВЕФКа пришлось торопить принятие закона, всех подзаконных актов и провести в один день два совета директоров ЦБ. Все ради того, чтобы санировать питерский банк по новой процедуре. Спешка была вызвана тем, что пенсии в пятимиллионном Санкт-Петербурге платились через ВЕФК[379]. Этот процесс останавливать было нельзя. Центробанк всегда старался держаться в стороне от политики, а пенсии в России давно стали не только социально-экономическим вопросом, но и политическим. Их повышение было одним из главных электоральных козырей Путина, после того как в 2005 году пенсионеры по всей стране вышли на улицы с огромными протестами против отмены льгот. Тогда Путин признал политическую силу стариков.

Банки сыпались, как костяшки домино, – один за другим. Чтобы решить проблему ликвидности, надо было любыми путями запихивать деньги в экономику. Беззалоговое кредитование, запущенное в конце сентября 2008 года, стало одним из первых антикризисных шагов[380]. Банки расхватывали такие кредиты на ура: на пике, к началу 2009 года, их общая сумма составила два триллиона рублей.

Управляемая девальвация

Пик роста международных резервов отмечался как раз перед самым кризисом – 596,6 миллиарда долларов[381]. Такого жирового запаса – внешних активов в свободном распоряжении у власти для финансирования платежного баланса – у России не было никогда. Для сравнения: в июле 1993 года, когда Россия только начинала формироваться как самостоятельное государство, международные резервы были в двести тринадцать раз меньше: лишь 2,8 миллиарда долларов. Благодаря падающим с неба нефтедолларам в тучные годы правительству и ЦБ удалось накопить и отложить много валюты. Она давала уверенность в завтрашнем дне, повышала реноме России в международном сообществе и усиливала политический статус Владимира Путина. Валюта эта ох как пригодилась в кризис 2008 года. Практически все антикризисные меры государственной поддержки финансировались из международных резервов.

Курс рубля уже несколько лет как был загнан в очень узкий коридор, и в ноябре всем стало очевидно, что девальвация – снижение курса рубля по отношению к доллару – неизбежна. ЦБ не мог удержать рубль в коридоре. Для поддержания курса надо было постоянно делать интервенции долларов на валютном рынке, а значит, продавать их из международных резервов. Если долго держать курс рубля, был риск остаться опять, как раньше, с минимальными резервами. А этого Путин не хотел. Резервы для него стали так же важны, как курс валюты. И если последний был внутриполитическим инструментом, который успокаивал или расшатывал ситуацию в стране, то международные резервы – внешнеполитическим. Резервы – это сила. Со страной, у которой большие международные резервы, другие страны считаются. Россия прошла путь от нищей до состоятельной по резервам, и Путин отлично чувствовал разницу.

Вот и дилемма: как в условиях кризиса и резкого падения цены на нефть удержать курс, который обеспечивает политическую стабильность в стране, и одновременно сохранить объем международных резервов, которые, помимо прочего, повышают статус