Таро Люцифера - Олег Маркеев

Он протер плотно сжатые веки, словно выжимая из-под них остатки последнего видения: Леня Примак, распластанный на низком столике в мастерской. Отсеченная голова лежит на жостовском подносе, до краев заполненного вязкой кровью.

Потянулся к телефону. Набрал номер Примака. Ждал десять гудков. Потом уронил трубку на рычаги.

Корсаков сразу же подумалось о пистолете, который он вчера вновь спрятал под двойным дном кофра.

Аппарат ожил, издал громкое мелодичное курлыкание. Корсаков не успел сообразить, можно или нет брать трубку, находясь в чужой квартире, а рука сама собой сгребла трубку.

— Игорь Алексеевич, не кладите трубку. Разговор касается вас лично, — раздался из трубки ровный, бесстрастный мужской голос.

Корсаков плотно жал губы и на секунду закрыл глаза.

— Да, я слушаю. — Он не без удовольствия отметил, что его голос тоже не подрагивает и напрочь лишен эмоций.

— Игорь Алексеевич, чтобы вы в точности представили себе ситуацию, я передам трубку близкому вам человеку.

В трубке послушался какой-то невнятный шум, потом из нее, как рой пчел-убийц, вылетел истеричный голос бывшей супруги.

— Корсаков… Сволочь!! Ну сколько можно… Опять ты во что-то вляпался, опять, да?! Мало мы из-за тебя настрадались? Одного раза тебе, ироду, мало? Ты еще раз нас с Васькой подставил…

— Он с тобой?

— Да!!

Корсаков холодно потребовал:

— Стася, передай трубку этому человеку.

Анастасия захлебнулась рыданиями. Спустя несколько секунд, Корсаков был уверен, что ему специально дали послушать, как плачет мать его ребенка, в трубку вернулся голос неизвестного мужчины.

— Игорь Алексеевич, вам все ясно? — спросил он.

— Не все, но достаточно.

— Думаю, вам не составит труда через полчаса прибыть по известному вам адресу.

— Вы у нее дома?!

— Правильно. И еще полчаса мы будем здесь. Поторопитесь. Вы догадывайтесь об условиях нашей встречи?

Печальный опыт у Корсакова был, он ответил:

— Я приеду один. В милицию звонить не буду.

— Отлично. Приятно иметь с вами дело. — Голос в трубке улыбался. — Поторопитесь. Время работает против вас, Игорь Алексеевич.

Корсаков бросил взгляд на экран телевизора, в левом нижнем углу, под локтем дикторши, ожившей для новостей культуры и бомонда, электронные часы показывали двенадцать часов тридцать три минуты.

Трубка, в которой булькал сигнал отбоя, упала на рычаги.

— Вы просто не знаете, с кем связались! — веско произнес Корсаков.

Пистолет был исправен, снаряжен и спрятан под двойным дном кофра.

Опыт подсказывал, что первым делом обыщут. Возможно, слегка побьют. Потом будут разводить на деньги. И надо терпеливо играть жертву. Чем дольше, тем лучше. Это усыпляет бдительность. Никто не ждет смертельного, выверенного удара от запуганной жертвы.

Садясь в машину, Корсаков поморщился от боли: ребро футляра карт уперлось в травмированное ребро.

Глава семнадцатая

До Кутузовского он добрался за двадцать семь минут.

На скамейке у подъезда сидел улыбчивый блондин в темных очках. Еще один «близнец». По всем признаками единоутробный братец того блондина, что со стрелой в затылке остался лежать в подворотне.

Корсаков на ходу бегло осмотрел двор. Машин было довольно много, все пафосных марок, и на каких именно тачках приехала бригада, поджидающая его в квартире, сказать было трудно.

Блондин не изменил своей позы манекена из дорого бутика. Улыбка казалась прилепленной к его пластмассово-бледному лицу.

Корсаков, глядя в свое отражение на черных стеклах очков блондина, небрежно бросил:

— Слышь, шестерка, свистни своим, что я иду.

Не снимая улыбки с лица, блондин кивнул.

«Лом тебе в затылок», — пожелал ему Корсаков.

В подъезде стояла гробовая, настороженная тишина. Такая, неживая и стылая, заполняет только отселенные дома. Растровый, как сквозь дымку прошедший, свет сглаживал контуры предметов. Все вокруг казалось размытым и нечетким.

Корсаков знал за собой такую особенность, так глаза реагировали на стресс.

Он ждал лифта, плотно зажмурившись. Еще одной особенностью была сверхконтрастность и сверхчеткость зрения, когда муть ожидания отхлынывала, и сжатая внутри пружина была готова сорваться в смертоносном броске. Тогда глаза резало, как при ярком свете солнечного зимнего дня.

Он вышел на седьмом этаже.

Два блондинистых «близнеца» отлепились от подоконника и дружно шагнули к нему. Оба улыбались плакатными улыбками. Их самоуверенность была пропорциональна габаритам. Полутяжелый вес по классификации Международной ассоциации боев без правил.

Корсаков распахнул плащ.

Один «близнец» молча снял с его плеча ремень кофра. Второй бегло обшарил Корсакова от плеч до ботинок.

— Доволен? — спросил Корсаков у того, кто держал в руке его кофр.

Кивнули оба.

Корсаков подошел к двери сто двадцать первой квартиры, потянулся к звонку.

Нажать не успел. Дверь распахнулась.

На пороге стоял еще один улыбающийся блондин.

Кто в «бригаде» старший, Корсаков понял сразу.

Мужчина, на вид лет сорока пяти, неброско, но дорого одетый, сидел в кресле в непринужденной позе, закинув ногу на ногу. Он единственным казался живым и естественным. Три блондина, наштампованные на одной фабрике манекенов, на людей походили только внешне. Один стоял за креслом, два других истуканами замерли в противоположных углах комнаты.

Лицо мужчины, гладко выбритое, с ухоженной кожей, покрывал южный загар. В гладко зачесанных назад волосах серебрились ниточки седины. Корсакову его лицо напомнило бюст Гая Юлия Цезаря из Берлинского музея: отлитые в черном камне воля и упорство. Такие о битвах докладывают кратко: «Пришел, увидел, победил». И не поза это, а суть.

Мужчина скользнул взглядом от ботинок до груди Корсакова и сконцентрировал на лице. Смотрел, не мигая.

Глаза его Корсакову не понравились. Такие, всасывающие, бывают у умных следователей, которые подводят под «вышку», ни разу не повысив голос на подследственного.

«Интеллигентный кишкомот», — определил Корсаков.

Мужчина загнул манжет и бросил взгляд на часы. Уголки губ дрогнули, обозначив улыбку. Так и не растянувшись в нее, губы вновь сложились в плотную, волевую складку.

— Для лица творческой профессии вы похвально точны, — произнес он.

— Я хочу увидеть жену и сына.

Корсаков не заметил, чтобы мужчина подал какой-нибудь знак, но после секундной паузы один из блондинов, стоявший в позе футболиста, в ожидании штрафного удара, разлепил кисти и в три шага пересек комнату, толкнул дверь в смежную комнату. Раньше она была спальней Игоря. Потом в ней долго болела и медленно угасла его мать. После ремонта квартиры комната по наследству перешла к сыну Игоря, а трехкомнатная квартира после развода бывшей жене — Анастасии.