Чернильно-Черное Сердце (ЛП) - Джоан Роулинг

подумал Страйк, его подколенное сухожилие кричало в знак протеста всю дорогу наверх), они сидели на табуретах на стальных ножках вокруг деревянного стола, за которым бармен смешивал перед ними коктейли. Все тщательно ухоженные молодые люди в группе показались Страйку версиями Монтгомери, их бороды были аккуратно подстрижены, футболки обтягивали, а молодые женщины были очень сильно накрашены, их волосы окрашены в цвета, не встречающиеся в природе: пурпурно-серый, вермильон, васильковый. Все члены группы достали свои телефоны, фотографируя коктейли, полки с бутылками за барменом и изображение председателя Мао, нарисованное на шкафу. Открытый кирпич и голые доски пола напомнили Страйку о барах, в которые он ходил с Мэдлин, которые уже начали стираться в памяти.

Шах сидел на небольшом расстоянии от группы в боковой комнате, Монтгомери был в поле его зрения.

— Аноми только что написал твит, — сообщил он Страйку, когда тот сел напротив него. — А Монтгомери в это время набирал текст на своем телефоне.

— Хорошо, присмотри за ним, пока я буду говорить, — сказал Страйк. — Мне нужно сделать еще одну работу.

Пока он излагал проблему Джейго Росса, Шах рассеянно смотрел на шумную компанию за столиком бармена. Когда Страйк закончил говорить, Шах впервые посмотрел прямо на него.

— Итак… ты хочешь, чтобы я нашел что-нибудь на мужа твоей бывшей?

У Шаха было странное выражение лица, которого Страйк никогда раньше не видел: пустое, замкнутое.

— Да, — сказал Страйк. — Я буду в полной заднице, если он назовет меня при разводе. Мне нужен козырь.

Шах оглянулся на стол Монтгомери, затем сказал:

— Почему ты мне поручаешь эту работу?

— Ну, я не могу, черт возьми, сделать это, не так ли? Он знает меня. Он, конечно, мудак, но не идиот. Я не хочу рисковать, что он узнает Робин. Она была в газете в прошлом году, и Барклай тоже. Мне нужны чистые, новые лица на работе, люди, которых он не сможет ассоциировать со мной. Это должны быть вы с Мидж.

Шах потягивал свой напиток, снова посмотрел в сторону Монтгомери, но ничего не сказал.

— В чем проблема? — спросил Страйк, раздражаясь.

— Это ведь работа по правилам, не так ли? — спросил Шах. — Или мы говорим о наличных деньгах и ничего не регистрируем?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я спрашиваю, — сказал Шах, наблюдая за группой, а не глядя на Страйка, — потому что Паттерсон использовал свое агентство, чтобы наебать людей, против которых у него была личная неприязнь. Все делалось за наличные, без протокола, но иногда он “забывал” заплатить. Меня обычно выбирали для таких дел.

— Это не личная обида, — сказал Страйк. — Я рад, что избавился от его жены. Он делает это, чтобы попытаться испортить мой бизнес. Если бы он не пытался сделать меня частью их бардака, мне было бы наплевать. Я проведу это по счетам и заплачу, как любой другой клиент.

Страйк не подумал о том, как он расскажет Робин о своих планах, но теперь, как он полагал, у него не было выбора.

— Я прекрасно понимаю, что у нас сейчас нет возможностей для другого дела, — добавил Страйк. Я бы не стал этого делать, если бы у меня был выбор.

— Хорошо, извини. Я просто хотел уточнить, что происходит, — сказал Шах. — У тебя есть данные этого парня?

— Я пришлю тебе все по электронной почте, когда вернусь в офис. У него второй брак. Я постараюсь узнать подробности и о его первой жене, а также перешлю это Мидж.

— Окей, — сказал Шах. — Я приступлю к работе, как только ты пришлешь.

Страйк поблагодарил своего субподрядчика и вышел из бара, его хромота становилась все более заметной с каждым шагом.

Глава 28

Прочь, прочь любовь,

С надеждой и верой;

Ибо то, что должно последовать,

кроме скорби, скорби, скорби?

Энн Эванс

Возмущение

Было уже почти семь часов, и Робин, сидевшая в углу кафе в Сохо, чередуя чувства унижения и убогости, отправилась, наконец, в Bob Bob Ricard, и подошла к входу как раз в тот момент, когда светловолосая и белолицая Илса выходила из такси перед ней.

Они обнялись. Илса выглядела усталой, но была рада видеть Робин, которая жаждала и выпить, и разгрузиться. Вопрос был в том, насколько она хотела поделиться с Илсой, чьи попытки сватовства между Робин и Страйком ранее приводили Робин в некоторое замешательство.

Их провели по лестнице в подвальное помещение, сочетавшее в себе викторианскую роскошь и атмосферу ночного клуба: эффектное освещение, красный и золотой декор, пол, оформленный в виде доски для игры в нарды, кожаные банкетки и — она увидела это, как только они забрались в свою кабинку — кнопка “Нажми для шампанского” на стене рядом с ними.

— Ты в порядке? — спросила Илса, выглядя обеспокоенной.

— Думаю, мне нужно выпить, прежде чем я расскажу тебе, — ответила Робин.

— Ну, тогда нажми на кнопку — ведь мы здесь для этого и собрались, не так ли?

— Расскажите мне о твоем деле, — сказала Робин.

— Не могу поверить, что мы ее освободили, — сказала Илса, и за то короткое время, которое потребовалось официанту в розовом фартуке, чтобы принести им шампанское, она рассказала Робин о девочке-подростке, которая предстала перед судом за помощь в планировании террористической атаки.

— ... так что все остальные четверо были признаны виновными, — закончила Илса, когда официант поставил перед ними два бокала с шампанским, — и, черт возьми, они должны были быть виновны, но я подумала, что с ней покончено. Я слышала, как ее мать рыдала позади нас. Но, слава Богу, судья поверил психологу. Пятнадцать лет, глубокий аутизм и убежденность в том, что она нашла настоящих друзей в Интернете… конечно, она на это купилась. И именно к ней они собирались прикрепить эту чертову взрывчатку. Ублюдки. Ладно, рассказывай, что с тобой.

— Прежде всего, поздравляю с победой, — сказала Робин, чокнувшись своим бокалом с бокалом Илсы и отпив немного шампанского. — Итак, меня только что пригласил на свидание парень из уголовного розыска, и я спросила, могу ли я взять с собой на свидание Страйка.

— Ты что?

К концу объяснения Робин Илса так смеялась, что люди оборачивались, чтобы посмотреть на нее.

— Не надо, — простонала Робин, хотя чувство