Танец Арлекина - Том Арден

— Папа? — окликнула Вольверона его дочь, встав на тропинке перед Сайласом. Взяв отца за руку, она проговорила потише: — К пещере — вот в эту сторону надо идти.

Солнце ярко светило, заливая подлесок сквозь кроны деревьев. Но судьба нависла над отцом и дочерью, словно мрачная грозовая туча.

ГЛАВА 33

КОМНАТА НОВА-РИЭЛЯ

— Эй!

— Иду, господин Полти.

Такое происходило бессчетное число раз за день. Сначала громогласный крик, эхом разносившийся по кабачку, потом — топот тяжелых ботинок хозяйки по узкой винтовой лестнице. Полти, лежавший на мягкой кровати в лучшей комнате, лениво поворачивался на бок. Он задирал ночную рубашку и мочился в горшок. Противно пахнущая струя мочи пролетала мимо, падала на узорчатую циновку, разливалась там дымящейся лужицей. А жирный парень только довольно ухмылялся и укладывался на спину.

— О, ну и запыхалась же я! — сообщала досточтимая Трош, появляясь в дверях, прижав руку к вздымавшемуся животу. С подчеркнутой обходительностью она ставила кружку на инкрустированный столик красного дерева у кровати, разглаживала фартук и осторожно присаживалась на край кровати. Так повторялось изо дня в день.

— Вам лучше, господин Полти? — спрашивала она.

— Маленько лучше, — неизменно отвечал Полти. — Спасибо, Винда. (Хозяйка сама упросила Полти называть её по имени. Когда так её пробовал называть собственный сын, она драла его за уши.)

— Господин Полти! — притворно возмущалась вдова. — Вы меня в краску вгоните.

Но она не краснела. Она печально обводила взглядом комнату, заставленную темной полированной мебелью, стены, увешанные множеством картин, выцветших и потрескавшихся. А ведь как старательно, как любовно она выбирала и покупала эти картины в первые годы замужества! А какие люди останавливались в этой комнате в былые деньки! Она называлась «комнатой Нова-Риэля» и была святая святых «Ленивого тигра» в те дни, когда это заведение не было таким, как теперь, — забегаловкой для отпетых пьянчужек. Сама кровать — ну просто загляденье! С четырьмя столбиками, с бархатным балдахином — для парня она была великовата, даже для здоровенного. Но если на то пошло, Полти был благородных кровей. Самый благородный постоялец в «Ленивом тигре» со времен Осады! Да и сын досточтимой Трош тоже спал теперь здесь — она это знала. Правда, спал он большей частью на стуле у окна, а то и на сеновал уходил — после перебранок с господином Полти. О, как бы Винде хотелось, чтобы её сына уважали побольше!

От коврика поднимался запах мочи.

— Винда, я тут подумал, — проговорил Полти, прихлебывая эль. — А Вел в последнее время в «Тигра» наведывается?

— Сынишка кузнеца? Ой, он тут много раз бывал, господин Полти. И все время с этой девчонкой-толстушкой. — Досточтимая Трош осуждающе поджала губы. — Только вот не припомню, звать-то её как.

— Лени, — напомнил ей Полти — пожалуй, немного поспешно.

— Лени, точно. Развязная маленькая дрянь. Вот чего не выношу — так это распущенных девушек. Ну а вы, господин Полти, себе уж точно попорядочней девушку найдете. — И Винда любовно окинула взглядом внушительную фигуру Полти.

За те несколько сезонов, что Полти провел в «Тигре», он еще больше разжирел — ну ни дать ни взять еще одна бело-розовая подушка на кровати!

Полти бросило в краску.

— Да ладно вам, Винда!

— И никаких «ладно вам, Винда» — чтоб я не слышала. Вы благородный, и это я уж точно знаю — в один распрекрасный день вы прославитесь. Просто вам надо поправиться да на ноги встать. Вот и все. Ну, это само собой, когда вам полегче станет. — Винда стеснительно взъерошила рыжие кудри Полти. — А ведь я почти закончила вам жилетку вышивать.

— Винда? — окликнул её Полти, когда она уже стояла на пороге. Залитая румянцем досточтимая Трош обернулась. — Когда сын кузнеца снова придет, скажете мне, ладно?

Досточтимая Трош пообещала сказать. В последнее время уход за Полти стал для нее чуть ли не смыслом жизни. Полти ни в чем не знал отказа. Порой, когда он спал после обеда, она потихоньку входила, садилась на кровать и нежно гладила его, виновато отдергивая руку, если слышала на лестнице шаги Арона. Она ничего не могла с собой поделать. Господин Полти внушал ей благоговейное преклонение. Она знала: этот парень послан ей в награду за пережитое горе — смерть мужа и за то, что с тех пор в её душе расцвела обновленная непоколебимая вера.

Бедняга Эбби теперь покоился в глухом углу кладбища, в простой могиле без надгробия. Винда собиралась заказать красивое резное надгробие. Она думала о том, как, постарев, будет приходить к могиле мужа, садиться рядом и разговаривать с ним. Она будет заботливо спрашивать своего Эбби, вдоволь ли он пьет эля в Царстве Небытия и как он там ходит на одной ноге. «Эбби! — будет тихонько шептать она. — Это Винда. Твоя Винда с золотистыми кудряшками». Ну а пока — пока она будет дарить свою доброту, свое милосердие здесь — тем, кто в этом нуждается. Таков её долг. Некоторые считали её дурной женщиной. Говорили, что «Ленивый тигр» — чуть ли не бордель. Поглядывали на Винду и шептались: «Зеленая подвязка!»

Вот уж ерунда! Наглая ложь! Чего-чего, а подвязок Винда сроду не носила!

Уйдя в тот день от господина Полти, Винда задержалась на лестнице. Дрожащей рукой нащупала в кармане фартука то, что носила там уже много дней. Да, на месте. Ей нравилось всякий раз убеждаться, что драгоценность на месте. Она собиралась отдать её господину Полти сегодня, но так приятно было оттянуть блаженный миг.

Еще немного оттянуть.

Винда поднесла поближе к глазам перстень с аметистом и залюбовалась им. Вот ведь какой гадкий мальчишка её Арон — прятал перстень! И от кого — от родной матери! Найдя перстень, досточтимая Трош была возмущена до глубины души. Как это он только посмел что-то украсть у слабого, больного товарища! Впрочем… нет, воришка бы из Арона не получился — уж слишком он был глуп. Его вина у него на физиономии была написана. Досточтимая Трош старалась, как могла, но, увы, она не любила собственного сына. Он казался ей каким-то бесцветным, жалким. Конечно, Эбби был пьяницей, но все-таки в нем был огонь! Жизнь в нем была! А в Ароне что? Ровным счетом ничего.

Аметистовый перстень сверкал гранями и переливался в лучах закатного солнца, проникавших сквозь роковое окно. Винда Трош поднесла перстень к губам и забыла о своем никудышном сынке. Арон! Да при чем он вообще? С того самого мгновения, когда досточтимая Трош увидела перстень, она поняла, кто для нее должен стать предметом обожания. Она вспомнила времена Осады. Золотые были деньки. Она тогда вертелась как волчок, стараясь угодить солдатам-синемундирникам. Винда загадочно улыбнулась.