Кормилица по контракту - Татьяна Александровна Бочарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Потом, – решила Валя. – Все потом. Когда Антошка будет здоров».
Вечером снова пришел врач. Долго осматривал малыша, щупал ему живот, лез ложечкой в рот, чтобы увидеть язык. Потом удовлетворенно произнес:
– Ну, вроде бы наши дела идут на поправку. Грудное молоко – лучшее лекарство от всех болезней в таком нежном возрасте. А у вас, – он улыбнулся Вале, – оно еще и очень высокого качества, как видно. Глядите, что стало всего за сутки. – Доктор кивнул на вполне веселого Антошку, пытающегося дотянуться до стетоскопа, лежащего на столе. – Дайте ему сухарик, пусть погрызет. А завтра можно приготовить жидкую кашку. Думаю, больше этот молодой человек не станет отказываться от пищи.
Врач попрощался и уехал. Валя дала Антошке сухарь, как было велено. Тот охотно обслюнявил его, отгрыз верхушку и бросил на пол.
Часов в восемь вечера он уснул прямо на ковре, обложенный игрушками. Валя перенесла его в кроватку, укрыла, погасила свет. Вадим ушел к себе раньше, и она, не зная, чем заняться, разделась, приняла душ и легла.
28
Они с Антошкой проспали всю ночь и наутро оба встали с волчьим аппетитом. Малыш в два счета уничтожил приготовленную ему кашу, на десерт пососал грудь и с прежней энергией взялся за шалости: швырялся игрушками, со смехом уползал от Вали под стол, хватал с тумбочки присыпку и крем и пытался отправить их в рот. Словом, выглядел он вполне здоровым и бодрым, полностью подтверждая правильность теории о пользе грудного молока. Глядя на него, Валя сама с удовольствием позавтракала. Отдала малыша Наталье, тщательно проветрила комнату, навела порядок в детской косметике.
Вадим с раннего утра отсутствовал – его срочно вызвали на фирму. Вернулся он после обеда и сразу кинулся к Антошке. Долго сидел в комнате, играл с ним, потом помог Вале передвинуть кроватку, чтобы на нее падало больше света.
Через пару дней малыш совсем окреп, он уверенно передвигался по детской, кушал каши, овощное пюре и протертое мясо из баночек. Молока у Вали стало совсем мало, и выздоровевший Антошка потерял к ее груди всякий интерес. Она почувствовала, что нужно собираться и уезжать.
Они с Вадимом так и не коснулись щекотливой темы их прежних отношений – находясь рядом, все больше молчали или обсуждали здоровье малыша. Валя понимала, что Вадим первым ничего не скажет, но никак не могла решиться и задать мучивший ее вопрос.
Кира все не возвращалась – видно, матери было совсем плохо, и надежды, что они увидятся, у Вали почти не осталось.
Между тем наступал Новый год. Было уже двадцать девятое декабря, и в коттедж привезли огромную смолистую елку. Установили в гостиной, в широкой крестовине. Наталья позвала Валю наряжать. Девушки вешали на мохнатые, колючие лапы блестящие атласные шары всех расцветок, распределяли лампочные гирлянды, раскидывали серебристые ниточки дождя.
– Ты где будешь встречать? – спросила Наталья. – У нас?
Та помотала головой:
– Нет. Поеду к себе.
Ее все больше беспокоил Тенгиз. Надо все-таки разобраться с ним по-человечески, нельзя бросать его в таком состоянии.
– Поеду, – повторила Валя тверже.
– Поезжай, – согласилась Наталья.
На дворе уже стояла темень. Началась метель.
«Завтра, – решила Валя. – Завтра с утра. Напоследок прогуляюсь с Антошкой».
Дверь распахнулась. В гостиную вошел Вадим.
– Трудитесь? – Он придирчиво оглядел почти наряженную елку. – Вон тот шар косо висит. И левая сторона пустовата, нужно добавить немного мишуры.
– Будет исполнено, Вадим Степаныч. – Наталья шутливо взяла «под козырек».
Дождика, однако, больше не оказалось – Валя все развесила.
– Не беда. – Наталья махнула рукой. – Я сбегаю, куплю. Центральный универмаг до десяти работает, а сейчас только восемь.
– И шпиль захвати, – попросила Валя. – А то этот маловат для такой махины.
– Захвачу. – Наталья пошла одеваться.
Вадим и Валя стояли друг против друга под елкой.
– Антошка с кем? – спросил Вадим.
– Спит.
– Завтра вечером хочу его пофотографировать. Поможешь с одеждой?
Она поглядела ему в глаза.
– Завтра вечером меня здесь не будет.
– Ты уезжаешь? – Он смотрел на нее спокойно, доброжелательно, словно она была врачом, которого пригласили в дом исцелить больного и теперь отпускали с благодарностью и облегчением от того, что тревожные дни позади.
– Да. Уезжаю.
– Что ж. – Вадим кивнул. – Счастливо. Сколько я тебе должен за хлопоты?
– Нисколько.
– Опять поза? – Он усмехнулся. – В тот раз ты исчезла, не взяв денег. В этот хочешь поступить так же. Совсем не нуждаешься?
– Нет.
– Ладно. Не буду уговаривать. Спасибо за Антошку. Ты поступила как настоящая женщина.
– Вадим. – Валя слегка отодвинулась от елки.
– Что?
– Можно задать тебе один вопрос?
Он пожал плечами:
– Задавай.
Она слегка помялась, а потом, запинаясь, проговорила:
– Скажи, Кира… она… ничего не говорила тебе обо мне? Ничего такого…
Вадим снова усмехнулся, но уже не добродушно, а зло и язвительно.
– Все-таки пришла к этому. Я давно ждал, а ты молчала, молчала…
– Чего ждал? – не поняла Валя.
– Хочешь все свалить на Киру? – Губы Вадима брезгливо поджались, лицо передернулось гримасой отвращения.
– Да что – все? – Валя чувствовала себя так, будто уперлась лбом в бетонную стену. Никакого ходу дальше нет, нужно остаться на месте или повернуть назад. Она решила повернуть. – Хорошо, я жалею, что начала этот разговор. Если он так тебя злит…
– Злит? Это мягко сказано, солнце мое. Признаться, я и не думал, что ты такая превосходная актриса.
– Актриса? Я? Ты… ты сошел с ума.
– Нет, напротив, я в трезвом уме. И если уж на то пошло… – Он быстро зашагал к порогу, на ходу кивнув Вале. – Следуй за мной.
Она сбросила навалившееся оцепенение, отчего-то кинула взгляд на разряженную, сверкающую елку и заспешила за ним.
Вадим привел ее в свой кабинет, усадил в кресло, а сам отошел к окну. Нервным движением достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.
– Значит, тебе никогда не были нужны мои деньги, так?
– Так. – Валя уставилась на него во все глаза, шокированная оборотом, который принял их разговор.
– А что же тебе было от меня нужно? Тепла, ласки? Дружеского участия? – Вадим едва сдерживал себя, взгляд его метал молнии, лицо потемнело от гнева.
– Перестань, – умоляюще проговорила Валя, – как ты можешь так? Ты же видел, знаешь… – Она не смогла договорить, горло перехватил спазм, глазам стало горячо.
– Да, я видел. Думал, что вижу, как ты неравнодушна ко мне, таешь в моих объятиях, смотришь мне в душу наивными глазами. Думал!
– Почему думал? – шепотом спросила Валя. – Это так и есть. Вернее… так и было.
