Голубой человек (Художник А. Таран) - Лазарь Лагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодой товарищ прокурора взял пакет, кивнул канцеляристу, стал аккуратно вскрывать конверт перочинным ножичком. Антошин с любопытством глянул на Лопухина: где он слышал эту фамилию?
Лопухин пробежал глазами содержание бумаги, аккуратно сложил ее, не торопясь вложил в конверт. Судя по всему, она к делу Антошина касательства не имела.
— А очень жаль, — наставительно продолжал Лопухин, обращаясь уже к Антошину. — Вы производите впечатление интеллигентного и способного молодого человека. При желании вы безусловно смогли бы с течением времени сделать неплохую и почетную карьеру, не вступая в безумный и преступный конфликт с исконными устоями государства Российского. Интеллигентный молодой человек из крестьян, если он…
— Извините меня, пожалуйста, господин Лопухин, — перебил его Антошин, который вспомнил наконец, откуда ему знакома эта фамилия. — Ваши инициалы А. А.? Кажется, вас зовут Алексей Александрович?
— С вашего позволения именно А. А., — с некоторым удивлением ответил товарищ прокурора. — Надеюсь, в этом обстоятельстве нет ничего порочащего меня?
— Тогда у меня имеется для вас небольшой разговор с глазу на глаз, сказал Антошин. — «А. А.»!.. Как это я сразу не догадался!..
— Вы разрешите? — учтиво обратился Лопухин к подполковнику.
— Пожалуйста, сударь мой распоряжайтесь, как у себя дома. А мне как раз надо кой к кому сбегать на третий этаж.
II
Они остались наедине с Лопухиным. Товарищ прокурора приготовился слушать. Он был заинтригован.
— Слушаю вас, господин Антошин.
— Господин Лопухин, — сказал Антошин, — долг платежом красен. Комплимент за комплимент. Вы тоже интеллигентный человек и тоже достаточно молодой. Правда, вы не крестьянского происхождения, но я буду исходить из того, что толковые люди, умеющие трезво смотреть в будущее, имеются и среди привилегированных слоев населения.
Лопухин слушал с каменным лицом.
— Вы мне сделали немалый комплимент, — продолжал Антошин, — высказав предположение, что я мог бы при желании сделать неплохую карьеру…
Лопухин любезным кивком подтвердил свои слова.
— В отношении вашей карьеры, господин Лопухин, я могу выразиться более определенно. Без применения сослагательного наклонения. Я знаю, что вы сделаете прекрасную, сказочную, с вашей точки зрения, карьеру…
Лопухин смотрел на Антошина, не скрывая иронии.
— …Меньше чем через десять лет вы, господин Лопухин, станете директором департамента полиции…
Лопухин не выдержал, рассмеялся:
— Вы так полагаете, господин Антошин?
— Я в этом уверен. Я это твердо знаю. Не расспрашивайте меня, как я это узнал, но в тысяча девятьсот втором году вас назначат директором департамента полиции. И тогда вы, конечно, вспомните обо мне и согласитесь, что я знал, о чем говорю…
— Впервые в жизни встречаюсь с живым пророком! — усмехнулся Лопухин.
— Я вполне нормальный человек, как вы видите.
— Признаться, господин Антошин, мне впервые за всю мою прокурорскую практику приходится сталкиваться с такой оригинальной, я бы даже сказал, вычурной лестью. Вы конечио, понимаете, господин Антошин, что даже такое лестное пророчество не окажет никакого влияния на мою точку зрения насчет содеянных вами государственных преступлений?
— Не сомневаюсь. Но когда вы станете директором департамента полиции, вспомните, пожалуйста, обо мне. Согласитесь, это назначение будет серьезным доказательством того, что я достаточно квалифицированно предсказываю будущее.
Лопухин молча улыбнулся.
— Так вот, запомните, господин Лопухина года через полтора после вашего назначения мы проиграем войну с Японией, еще через год разразится первая русская революция, а в девятьсот семнадцатом — вторая. Вторая победит окончательно и навсегда. Имейте это в виду, господин Лопухин, и сделайте в свое время, обязательно в свое время, а не позже, соответствующие выводы. В конечном счете вы все-таки для царского прокурора производите достаточно приличиое впечатление…
— Все?. — спросил Лопухин после короткого молчания.
— Все, — сказал Антошин, вставая со стула…
Как известно работающий в тысяча восемсот девяносто четвертом году товарищем прокурора Московской судебной палаты Лопухин А. А. действительно был назначен в тысяча девятсот втором году директором департамента полиции. Он, видимо, сделал для ce6я очень важные и далеко идущие выводы из революционных событий 1905–1907 годов. Bо всяком случае, в тысяча девятсот восьмом году, во время своего пребывания за границей не то в отпуске, не то в служебной командировке, директор департамента полиции Лопухин А. А… выдал тамошней революционной эмиграции полицейскую тайну первостатейной важности. Он заявил и доказал, что один из вождей эсеровской партии, бессмемиый руководитель ее Боевой организации инженер Евно Азеф с первых шагов своей революционной деятельности является высокооплачиваемым агентом охранного отделения, провокатором номер один тогдашней России, одним из крупнейших предателей времен и народов…
В беседе с автором этих строк Антошин высказал предположение, что этот из ряда вон выходящий поступок А. А. Лопухина, возможно, в какой-то степени имел своим исходным пунктом разговор, который летом тысяча восемьсот девяносто четвертого года в кабинете подполковника Московского губернского жандармского управления не то Порожина, не то Порошина состоялся е глазу на глаз между подследственным Антошиным Е. В. и молодим товарищем прокурора Лопухиным А. А.
Автор этих строк отнюдь не берет на себя смелость ни подтверждать, ни опровергать это предположение, но представить его на суд читателей считает себя обязанным.
III
Перестукиваться с соседями не было никакой возможности: по обе стороны его камерй размещались уголовники. На прогулки его водили в одиночку. Раз в день по полчаса… В дворике, по кругу. В середине надзиратель, как пуп земли, а вокруг него Антошин, один-одинешенек. Топ-топ, топ-топ! Круг за кругом, круг за кругом. И надзиратель, медленно, но неуклонно вращающийся вокруг своей оси, ни на миг не выпуская Антошина из-под наблюдения, как телескоп, который движется часовым механизмом, синхронно с видимым движением наблюдаемого небесного тела.
И хоть бы с кем-нибудь обменяться несколькими словами, хоть приветствием!.. Топ-топ, топ-топ» Круг за кругом, круг за кругом…
И вдруг как-то, когда Антошин уже стал привыкать к своему одиночеству, он вдруг во время прогулки услышал: — Егор!.. Ан-то-шииин!.. Здорово, Ero-o-op!.. Я на пятом этаже-е-е!
Это кричал Фадейкин!
— Антошин стремительно повернулся на голос Фадейкина, но надзиратель заорал:
— Отставить!.. Не смотреть!.. В камеру шагом ар-рш! Антошин не стал его слушаться. Пока надзиратель, стуча саиогама по пыльному булыжнику, бежал к нему, чтобы заткнуть ему глотку и утащить обратно в камеру, Антошин успел разыскать заветное окно на пятом этаже и увидел Фадейкина который устроился, видно, на столе или на плечах товарища по камере и потому был очень хорошо виден почти по пояс. Фадейкин кричал ему, махал рукой:
— Какое твое здоровье, Его-о-ор?.. За меня не сомне-вайся-а-а, у меня все в аккурате-е-е!.. Ты за Илюшку Фадейкина не беспокойся!..
А Антошин тоже махал ему и счастливо кричал на весь тюремный двор:
— Привет, Илюша, привет!.. Держись крепко-o! Наша возьме-е-от!..
За неисполнение приказания дежурного надзирателя он трое суток провел в темном и вонючем карцере на хлебе и воде и был на две недели лишен прогулок. Но он об этом не сожалел. Игра стоила свеч.
Тем более что лишение прогулок носило теперь чисто психологический характер: приговор «По высочайшему повелению» был уже Антошину вынесен, объявлен в канцелярии начальника тюрьмы. Теперь еще несколько дней, и его из тюрьмы, где он находился в предварительном заключении, переведут в другую, где ему предстоит отбывать свой срок до ссылки на поселение в Сибирь или еще какую-нибудь глушь.
За два дня до перевода его вызвали на свидание.
IV
— Антошин! — распахнул дверь его камеры надзиратель. — Пожалуйте на свидание. До вас пришла ваша невеста и при ей какая-то рыженькая малюточка.
«Рыженькая малюточка» — это, конечно, Шурка. А вот кто объявился его невестой? Неужели Дуся?..
Полутемная комнатка свиданий, разрезанная на две части двумя частыми металлическими сетками. По ту сторону сеток Шурка и какая-то молодая женщина. Боже мой, да это ведь Феня! Ну и отчаянная же девчонка!.. Прет прямо на рожон!.. Сказать бы ей несколько слов насчет ненужного риска. Нельзя: рядом с Феней — жандармский подпоручик. Прислушивается, сукин сын… Надо разыгрывать перед ним влюбленного жениха.
— Фенечка, дорогая, здравствуй! — говорит он ей. — Молодец, что навестила! И ты, Шурбчка, здравствуй!.. Ишь как вымахала за несколько месяцев! Совсем большая!
